Мокрый и голый Еремеев метнулся в комнаты. Знакомая дорожная сумка исчезла, как исчезли и все Каринины вещи. Мысль немедленно мчаться в аэропорт он подкрепил энергичным растиранием усталого тела. Тимофеев молча и мрачно наблюдал за его сборами. – Пистолет отдай мне, а то в самолет не посадят. Еремеев передал ему оружие, но пластиковый афганский «листик» оставил при себе. Он носил его в старом отцовском портсигаре еще с афганских времен на тот случай, чтобы не попасть живым к моджахедам. «Сожму зубами и конец» – положил он себе в Кандагаре после того, как увидел ослепленного и оскопленного прапорщика, которого «духи» посадили на ишака и отправили в гарнизон с табличкой на груди: «Я хочу домой!» – Может, мне с тобой рвануть? – предложил майор. – Оставайся тут за старшего. Если что-то со мной… Загони яхту и возвращайся домой. Артамонычу отстегни немного. – Может, его с собой возьмешь? – Если понадобится – позвоню. Еремеев передал ему ключи от салона и «тревожного» чемоданчика. Уходя заметил забытый Кариной плейер, сунул в карман. В мозгу и в сердце ныло только одно слово – «почему?» Ну, почему она сбежала? Разве ей было плохо? Еще утром она висела у него на шее совершенно счастливая, смеялась, кружилась, прижав виноградные гроздья к нагой груди… Ну, почему? Что и кому она должна? И куда вернулась? К ним? К Лео? В эту дьявольскую фирму? Не повредилась ли она в уме? В машине частного таксиста, везшего его в аэропорт, Еремеев надел наушники и нажал клавишу. Он ожидал услышать музыку, но раздался певучий и вкрадчивый женский голос: «Если вы решили покинуть сей бренный мир, то сделайте это легко и красиво. Не доставляйте своим близким лишних страданий при виде ваших изуродованных лиц и тел. Мы возьмем на себя ваши посмертные дела. Если у вас никого нет, мы станем вашими друзьями, пришедшими проводить вас в последний путь. По вашему желанию мы оформим ваш последний и вечный приют на земле. Православный священник или мулла, ксендз или раввин не отвернутся от вас, как если бы вы сами взяли на себя грех самоубийства, и проводят вашу душу в лучший мир в нашем ритуальном зале. Если вы решили покинуть сей бренный мир, позвоните нам по телефону 800–16–5… и тогда мы будем звонить в колокола скорби и памяти. Вечной памяти о вас и вашей душе. Стюардессы Харона приглашают вас в плавание через реку забвения. Фирма ритуальных услуг “Эвтанатос”». Последние слова утонули в шквале мрачно-торжественных органных аккордов. Это был текст радиорекламы, которую Еремеев услышал в ночном эфире где-то под Дубной, надев наушники яхтенной магнитолы. Ему показалось тогда, что это отрывок из очередной «чернухи», которой в изобилии пичкает своих слушателей какая-нибудь очередная «независимая» студия. Тогда он не дослушал текст до конца и крутнул верньер настройки в поисках веселой музыки… Кстати, ни по одному зарегистрированному каналу такую рекламу не передашь. Значит, фирма пользуется пиратскими радиостанциями, либо сама нелегально выходит в эфир. Еремеев открыл плейер и достал компакт-кассету. С этикетки на него ощерился красный череп с черной розой в зубах. Кассета Леонкавалло! Несколько дней назад, перебирая «тревожный» чемоданчик, он наткнулся на нее, хотел выбросить, но забыл на холодильнике, она попалась Карине и вот… Что «вот»? Карина решила воспользоваться услугами «Эвтанатоса» – «Сотана ТВ-э»? Чушь! Не может этого быть. Тогда почему она рванула – по-другому и не скажешь – в Москву? В кресле аэробуса, державшего курс на Москву, он закрыл глаза и попытался предельно сосредоточиться. «Ну, капитан Еремеев, выкладывайте ваши версии, ваши гипотезы! Что вы там наработали?! – потребовал он от себя голосом начальника следственного отделения. – Докладываю. Версия номер один. Гражданка Табуранская была закодирована на верность и преданность преступной фирме. Электрошоковый удар, который она испытала в Шереметьево-2, разрушил наведенное внушение, и к ней вернулась свобода действий, но, к сожалению, только на время, так как случайное прослушивание рекламного объявления родной фирмы снова ввергло ее в закодированное состояние. Возможно, тоже на время. Версия номер два. Она просто любит этого типа – Леона Ковальчука и готова, как всякая любящая женщина, простить ему все. В надежде, что и он ответит ей тем же чувством, она и улетела в Москву… Версия номер три… Впрочем, достаточно. Переходим к главному – варианты ваших действий, капитан Еремеев. Вариант номер один. Звоню ей на квартиру, если не ответит, еду туда и жду ее появления. Она может быть там в том случае, если Леонкавалло нет в Москве или она не сумеет связаться с ним сегодня по телефону. Возможно, она просто устала от походной жизни и решила вернуться в привычный комфорт, наивно полагая, что про нее забыли. Вариант номер два. Леонкавалло встретил ее в аэропорту и сдал своему шефу, этому, как его? Гербарию… Тогда прижимаю гражданина Ковальчука и раскалываю его… Интересно, как вы это мыслите себе без оружия и в одиночку?! Вызываю на помощь младшего сержанта Пупышева. Устраиваем вдвоем засаду…» Еремеев представил себе субтильного Артамоныча рядом с громилой Ковальчуком и невесело хмыкнул. «Эх, товарищ капитан!.. Нужна вам эта гражданка Табуранская как бронежилет утопающему. Или это любовь с первого взгляда на фото в загранпаспорте? В ваши-то годы да с вашим опытом… Вы лучше обратите внимание на соседку слева. Ведь это она для вас так старательно натягивает на колени самовсползающую юбку. И чем она хуже гражданки Табуранской? Стоит только заговорить и…» Карина! Пассажирка слева – пухленькая брюнетка неопределенных лет – читала «Энциклопедию экстремальных ситуаций». Книга была раскрыта на разделе «Безответная любовь». – Можно взглянуть? – попросил он. Соседка охотно передала ему томик. «Нужно развенчать свой идол. Любят всегда одновременно и человека, и идеализированный образ, созданный на его основе. Используя это свойство любви, Лопе де Вега в комедии “Собака на сене” предлагает: “Хотите я подам совет? Уверен, он поможет делу. Вы вспоминайте недостатки, не прелести. Старайтесь в памяти носить ее изъян – и самый гадкий!”» Да-да, надо развенчать свой идол! Что в Карине могло отталкивать? Ее прошлое и только. Но прошлое любой женщины – темная вода, каких только чертей не скрывающая на дне своего омута… Она спала с этим амбалом… Стоп, стоп – это уже ревность. Любила деньги до такой степени, что готова была возить в своем чреве наркотики, бетапротеин, все что угодно… Да, это мерзостно… Вот об этом надо думать. На этом сосредоточиться. – Что, у вас проблемы с безответной любовью? – игриво поинтересовалась попутчица. – У кого их нет? – вздохнул Еремеев, с сожалением возвращая книгу. Толковый этот парень, Гостюшин, автор «Энциклопедии», бывалый мужик… Еремеев тоже лелеял мысль написать когда-нибудь нечто вроде этого пособия – «Счастливые озарения». Или просто – «Озарения». О том, как выходить из гиблых ситуаций, из житейских лабиринтов и безнадежных тупиков, когда в конце тоннеля глухая стена. Нет, он так и назовет свою книгу – «Дверь в стене тоннеля». Слава богу, флот, Афган и МУР кое-чему его научили. Озабоченная соседка так и не дождалась продолжения далеко идущего разговора. Еремеев выглянул в иллюминатор, и вдруг вся его прошлая жизнь открылась сразу, словно эта земля, проплывающая под серебристой дланью самолета. Сколько же в ней было вокзалов, вагонов, семафоров, взлетных полос и бортовых огней… Сколько ж в ней было казенных ночлегов, кают, казарм, купе, общаг, гостиничных номеров, госпитальных палат и прочих чужих стен и кровель? А сколько выстрелов, ран, крови, трупов?! Вот ведь стежка-дорожка выпала: не жить-поживать, а жить – выживать. И только на одно лето вскинулось счастье белым парусом, вскинулось и опало, пропало… Карина! Глава вторая. Стюардесса Харона, или Вакансия кормильца рыбок В Москве Еремеев позвонил Карине прямо из внуковского аэровокзала. Трубку никто не снял. Двумя часами позже он убедился, что знакомые окна на двадцатом этаже темны. Он поднялся к ее двери, позвонил соседке. – Нет, никто ее не спрашивал, никто не появлялся, – отвечала старушка. – А за квартиру кто-то платит… Деньги в счет квартплаты поступали автоматически. Еремеев оставил распоряжение в Сбербанке по просьбе Карины. Не дали результата и действия по «варианту № 2». Леонкавалло явно не было дома: на звонки в дверь и по телефону никто не отвечал, окна по ночам не горели. Белый «мерседес», раскуроченный на моечной площадке у деревянного Яузского моста, сгинул бесследно. Все нити поиска обрывались при первом же к ним прикосновении. Он позвонил в Севастополь со слабой надеждой, что Карина хоть как-то дала знать о себе. Мрачный голос Тимофеева не смог сообщить ничего утешительного. На книжном лотке Еремеев купил «Энциклопедию экстремальных ситуаций». Бывалый мужик Анатолий Гостюшин предлагал клин вышибать клином, то есть «заменить одну любовь – безответную, на другую – взаимную». Память услужливо вырисовывала Тамару, директора филиала фирмы «Орбис». Где-то за обложкой паспорта отыскалась и ее визитка. И даже решено было позвонить ей утром на работу – узнать, как реализована его мебель. Но ночью на скрипучей казенной койке милицейского общежития Карина приснилась столь живо и щемяще радостно, что утром, наткнувшись на книгу умных советов, Еремеев зашвырнул ее в угол комнаты. Оставался «вариант № 3» – самый рисковый и самый действенный, как ему казалось. Прежде чем на него решиться, Еремеев позвонил в Севастополь и вызвал в Москву Артамоныча, затем договорился с комендантом общежития – за бутылку «Наполеона» – что в его комнате поживет, пока его не будет, двоюродный брат Павел Артамонович Пупышев, и попросил ему передать два конверта. В одном лежало завещание насчет яхты и распоряжение насчет Дельфа, в другом – письмо к следователю Махалину с предложением открыть уголовное дело «по факту исчезновения гражданки Табуранской и гражданина Еремеева в недрах фирмы ритуальных услуг “Эвтанатос”». Артамонычу же предписывалось оба пакета через неделю вскрыть, если за эти семь дней Еремеев не заберет их сам. Пакет с паспортом и деньгами он попросил Махалина спрятать в его бывший сейф до востребования. Только после всего этого он позвонил по справочному телефону «Эвтанатоса». Приятный и грустный женский голос уточнил: – Вы приняли окончательное решение? – Да. – Как вас зовут? Имя, фамилия необязательна. – Анатолий. – Анатолий, я встречу вас. Вы где сейчас находитесь? – На Стромынке. – Вы сможете добраться до больницы спортивной травматологии? Она находится на Садовом кольце, недалеко от Курского вокзала. – Да, я знаю. – Больница расположена в старинной усадьбе, там сохранился парк – он выходит к Яузе. В углу парка, как войдете, слева, небольшой желтый домик с полукруглой башней – бывшая обсерватория. У входа в нее я буду вас ждать. Меня зовут Анастасия. Я буду в черном плаще, в волосах – черный бант. Как я вас узнаю? – Тоже черная кожаная куртка, серый свитер, джинсы. – Сколько времени вам понадобится? – Минут сорок. – До встречи! – с бархатным придыханием попрощалась стюардесса Харона. Смеркалось, когда Еремеев прошел за чугунные решетки старого сумрачного, сырого от предосенних дождей, больничного, а некогда усадебного парка. Как и все подобные уголки старой Москвы, парк был изрядно запущен, трачен временем и людьми, отбившими зачем-то руки у мраморных богинь и носы у греческих героев. Но кроны столетних лип и дубов были отменно густы, они сплетались над аллеями так плотно, что походили на перекрытия тоннелей. Желтые стены бывшей обсерватории, украшенной ампирной лепниной, открылись сразу же, как только он вышел на заваленную звездами кленовых листьев боковую дорожку. Должно быть, прежний владелец увлекался астрономией и проводил под жестяным куполом своей звездочетни вдохновенные ночные часы. Теперь же двери были заколочены досками крест-накрест, а сама постройка пришла в такую ветхость, что чудом держалась над обрывом паркового склона, сбегавшего к набережной Яузы.