Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 17 из 22 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Ничем не выделяющийся из общей массы, Реффа сидел на галерке сената, одетый в скромный костюм, который он носил в течение трех дней – с тех пор, как до него дошла страшная весть. Его старый учитель оказался прав в своих опасениях и подозрениях, хотя Реффа и не принимал их всерьез. Ему больше нечего искать на Зановаре. На главной планете Талигари у него были счета и некоторые вложения, но имение, сады и люди превратились в пар, как и сам старый доцент… Встревоженные эмиссары прибывали в сенат со всех восьми уцелевших планет Талигари. Вокруг царила атмосфера почти полной паники, неуправляемые толпы граждан, чувствуя свою беспомощность после ужасной бойни, громко выражали свое отчаяние. Все глаза устремились на председателя сената, который как раз в этот момент направился к подиуму для выступления в сопровождении двух суровых представителей других основных планет Талигари. Зная о тайне своего происхождения, Тирос Реффа старательно избегал участия в политике. Однако он понимал, что сегодняшнее заседание сената кончится ничем. Политики будут принимать и отклонять решения. В конце концов будет подана формальная жалоба, которая не приведет к положительным последствиям. Шаддам Коррино просто отмахнется от нее, как от надоедливой мухи. Высокий осанистый человек с властной статью, председатель сената, отличался круглым лунообразным лицом и выразительной артикуляцией. – Зановар погиб, – начал он сухим, надтреснутым голосом. Его тенор, усиленный динамиками, разносился по окрестностям. Свои слова председатель сената подкреплял энергичными жестами. – Каждый из присутствующих здесь потерял там своих друзей или членов семьи, погибших во время отвратительного, предательского нападения. У народа Талигари существовал древний обычай, согласно которому люди могли во время собраний в сенате задавать вопросы сенаторам и требовать немедленного ответа. Люди, перебивая друг друга, выкрикивали требования и вопросы. Последует ли военный ответ? Можно ли надеяться на успех в сражении с сардаукарами, которые способны в мгновение ока разрушать целые миры? Угрожает ли опасность другим планетам Дома Талигари? – Но почему это могло произойти? – вопрошал высокий председатель. – Как это могло случиться? Как мог наш император решиться на такое злодейство? Реффа стоял оцепеневший и безмолвный. Все произошло из-за меня. Они пришли, потому что существую я. Император хотел убить меня, но прикрыл это чудовищным злодеянием. Сенатор поднял в воздух кубик с почтовым посланием. – Император Шаддам Четвертый обвиняет нас в преступлении против империи и возлагает на нас ответственность – на самом же деле виру, и этой вирой стал Зановар. Он действовал как судья, присяжный и палач в одном лице. Он утверждает, что мы сами навлекли на себя наказание, потому что незаконно хранили пряность. Послышались крики гнева и недоверия. Все Дома Ландсраада имеют запасы пряности, так же как почти все семейства империи располагают запрещенным атомным оружием. Но ведь запрещение касается только использования. Вперед выступил другой сенатор: – Мне кажется, Шаддам использовал нас для устрашения империи. – Но почему для этого должны были погибнуть мои дети? – закричала какая-то высокая женщина. – Они не имеют никакого отношения к запасам пряности. Твои дети погибли, потому что Шаддаму не нравится сам факт моего рождения, подумал Реффа. Я встал на его пути, и он не придумал ничего лучше, чем истребить миллионы людей, чтобы убить одного меня. Но и здесь он промахнулся. Голос председателя сената дрогнул от избытка эмоций, потом от гнева снова обрел силу: – Много столетий назад предок нынешнего императора Хайек Коррино Второго передал в ленное владение Дому Талигари девять планет. У нас есть записи, из которых следует, что император Эльруд Девятый когда-то посетил наш парк увеселений и даже пошутил, что возле муляжа червя сильно пахнет меланжей. Это не было тайной ни для кого! Вопросы продолжали сыпаться со всех сторон, а сенаторы делали героические усилия ответить на них. Почему после стольких лет молчания это все же случилось? Почему нас не предупредили? Что делать с вопиющей несправедливостью? На верхнем ярусе молчавший все это время Реффа продолжал слушать. Он приехал в Артизию с одной-единственной целью – посмотреть выступление труппы оперы на подмостках, покинув Зановар благодаря предвидению старого доцента. Теперь, слыша грошовые оправдания императора, Тирос не верил ни одному их слову. Его досточтимый учитель не раз говорил: – Если обоснования государственных мужей не согласуются с твоей совестью или с логикой, то ищи в их действиях более глубокие мотивы. Реффа видел съемки, сделанные с воздуха камерами, установленными на беспилотных зондах. Видел выжженную землю, уничтоженные ландшафты и свое сгоревшее дотла имение. Успел ли верный Чаренс увидеть пламя, охватившее дом и сад? Желудок горел так, словно Тирос проглотил раскаленный уголь. Никто не замечал его. Реффа был сейчас одним из всех, таким же, как все. Человеком толпы. Но он запомнил, что от его дома остался лишь обугленный шрам на поверхности земли. Шаддам, вероятно, думает, что и здесь он добился успеха. Он думает, что я мертв. На красивом с точеными чертами лице Реффы появилось выражение ярости. Он пошевелился только один раз – чтобы смахнуть с щеки слезу. Не дождавшись окончания открытого заседания сената, он вышел в боковую дверь и, спустившись по мраморной лестнице, растворился в анонимности большого города. У него осталась некоторая часть состояния, не очень маленькие деньги. У него есть свобода передвижения, которая дается лишь тому, кого вся империя считает мертвым. Ему теперь нечего терять. Я – скорпион, притаившийся под камнем. Мой сводный брат потревожил меня, так пусть бережется, я постараюсь ужалить его. **** Либо по замыслу, либо по какой-то случайной прихоти эволюции тлейлаксы не проявляют никаких замечательных качеств, достойных восхищения. Их внешность отталкивающе безобразна. Как правило, они лживы, и, вероятно, это есть часть их генетического импринтинга. Они издают неприятный запах, похожий на запах гниющих остатков пищи. Поскольку я часто имел с ними прямые контакты, то мои суждения могут оказаться необъективными. Но один факт не вызывает ни малейших сомнений: они чрезвычайно опасны. Туфир Гават, начальник службы безопасности Дома Атрейдесов
Сидя внутри белой транспортной капсулы, приближавшейся к исследовательскому павильону, Хайдар Фен Аджидика сунул в рот и разжевал еще одну пилюлю. Вкус ужасный, но принимать лекарство необходимо, оно сглаживает его врожденный страх пребывания под землей. Он сглотнул слюну, чтобы избавиться от неприятного привкуса, и затосковал по славному солнцу Талим, которое согревало священный город Бандалонг. Но после бегства отсюда он не вернется в родные края, нет, Аджидика станет основателем новых миров, населенных убежденными последователями новой веры, которая зиждется на данных ему откровениях. Его раса отклонилась в сторону от священного пути, и именно ему суждено вернуть ее на путь истины. Я – истинный посланник Бога. Продолжая движение, капсула подъехала к стене с окнами из армированного плаза. Сквозь прозрачные стекла были видны приспособления, установленные сардаукарами для слежения за безопасностью лабораторного комплекса. Электронные глаза прощупали Аджидику, узнали его и отвернулись в сторону. Путь был свободен. Капсула остановилась. Добравшись до работы без всяких происшествий, Аджидика вошел в скрипучий лифт и направился на нижний уровень. После десятилетий вынужденных чисток стало исключительно трудно найти грамотного техника для обслуживания лифтов. Но мастер-исследователь всегда предпочитал простые системы, в них мало деталей, которые могут испортиться. Он услышал, как за его спиной с мягким стуком закрылись двери лифта. В стенку шахты лифта был вделан светлокожий человек, лицо его было расплющено, тело изуродовано и кое-как собрано заново в виде какой-то шаржированной механической игрушки. Эти биоиксианцы были собственным изобретением Аджидики, творческим изыском гения, позволившим утилизировать трупы, образовавшиеся после пыток, казней и допросов. Ах, эта эффективность! Ужасные марионетки служили для предостережения. Уцелевшее население надо было страхом удерживать от бунта. Чудовищные организмы выполняли также вполне обыденные задач: чистили, убирали токсические отходы и химикаты. К сожалению, гибридные химеры не могли работать надежно, но Аджидика постоянно вносил в конструкции необходимые усовершенствования. Аджидика прошел сквозь биосканер, который идентифицировал его по структуре клеток, и вошел в помещение, громадное, как космический ангар. Здесь хранились новые аксолотлевые чаны. Одетые в белые халаты лаборанты и ассистенты работали за уставленными оборудованием столами. Люди нервно взглянули на Аджидику и удвоили старание. В воздухе пахло обработанным моющими средствами металлом и дезинфекцией, но все запахи перекрывал тяжелый коричный аромат меланжи. Амаль. В контейнерах, размерами и формой напоминавших гробы, лежали тела фертильных женщин с отключенной высшей нервной деятельностью и уничтоженными высшими мозговыми функциями. Рефлексы и органы чувств также были разрушены. Аксолотлевые чаны. В них не оставалось ничего, кроме вздутых маток. Эти женщины были превращены в биологические фабрики, более эффективные, чем любые предприятия, созданные умом и руками человека. Даже на своей родной планете, на Бене Тлейлаксе, они выращивали гхола и лицеделов в таких «чанах». Никто никогда не видел женщин тлейлаксов, не видел просто потому, что таковых просто не существовало. Любую зрелую женщину превращали в чан и использовали для воспроизведения избранной расы. В течение многих лет тлейлаксы спокойно выбирали для этого женщин среди покоренных иксианцев. Многие из них умирали, и Аджидика мог по своему усмотрению модифицировать их биохимические процессы, чтобы заставить реанимированные организмы производить меланжу. Используя едва уловимый язык генетического кода и направленные точечные мутации, эти чаны производили амаль, а теперь и аджидамаль – секрет секретов мастера-исследователя. Он сморщил нос от запаха тел, от отвратительного женского запаха. Трубки и провода связывали каждый мясистый, распухший «контейнер» со сложным диагностическим оборудованием. Аджидика не считал аксолотлевые чаны людьми; даже в самом начале своей карьеры он рассматривал их как женщин. В середине помещения двое сотрудников отошли в сторону, чтобы дать Аджидике подойти к особому чану, искусственно гипертрофированному чреву пленной шпионки, Сестры Бене Гессерит Мираль Алехем. Когда ее взяли, она оказала сопротивление и отказалась, даже под жесточайшими пытками, дать какие-либо показания. Но мастер-исследователь знал, как извлечь информацию из женщины, прежде чем использовать ее в своих целях. К его восторгу, Мираль Алехем в качестве аксолотлевого чана превзошла все иксианские экземпляры. После столь долгого срока использования кожа ведьмы приобрела оранжевый оттенок. Приемник, присоединенный к ее шее, постепенно наполнялся прозрачной жидкостью. Сейчас ее накопилось уже больше литра. Это и был вновь синтезированный продукт. Когда полученный в других чанах амаль прокачивали через кровеносную систему Мираль Алехем, получался продукт с иными свойствами – аджидамаль. – Мираль Алехем, перед нами стоит таинственная задача. Как сделать, чтобы другие чаны тоже продуцировали аджидамаль? Глаза, лишенные всяких эмоций, на мгновение вспыхнули, в них, как показалось Аджидике, мелькнуло выражение ужаса и необузданной ярости. Но голосовые связки были уничтожены, разум ликвидирован, поэтому она никак не могла реагировать на слова мастера-исследователя. Благодаря тлейлаксианской технологии ее чрево могло быть принуждено жить в течение многих столетий. С ее разрушенной нервной системой она не сможет даже покончить с собой. Скоро, совсем скоро, когда он и его лицеделы покинут Ксуттух, он возьмет с собой этот ценный чан и увезет его на дальнюю, безопасную планету. Возможно, ему удастся взять в плен еще несколько ведьм из Бене Гессерит и посмотреть, что в их организме позволяет делать из них столь совершенные лабораторные чаны. Но сейчас в его распоряжении только один такой чан, который он с помощью специальных стимуляторов поддерживает на максимально возможном уровне производительности. Аджидика присоединил отсос к приемнику и отсосал литр синтетической пряности в контейнер, который принес с собой. В течение нескольких последних дней он принимал аджидамаль и не чувствовал проявлений никаких побочных эффектов. Все ощущения были на редкость приятными. Значит, он будет принимать больше, намного больше. С сильно бьющимся сердцем он прошел в свой кабинет, опустил защитный экран и запер дверь, чтобы никто не мог войти и помешать ему. Опустившись в кресло-собаку, безмозглое сидячее животное, он подождал, пока мебель приняла очертания его тела, запрокинул голову и выпил теплую, слегка маслянистую жидкость, только что добытую из тела Мираль Алехем. По консистенции жидкость напоминала коровье молоко. Внезапно все тело Аджидики потряс приступ сильнейшего кашля, а желудок попытался извергнуть обжигающую кислоту. Вылив остаток содержимого контейнера на пол, он скатился с кресла и сложился пополам. Лицо его исказилось; все мышцы напряглись, тело вытянулось. Изо рта полилась желтовато-зеленая жидкость, Аджидика рыгнул зловонными остатками пищи. Но большая часть аджидамаля уже успела всосаться в кровь. Наступила эйфория, Аджидику начали бить страшные судороги, и потерю сознания он благословил, как долгожданное избавление. Неужели ведьма из Бене Гессерит пыталась его отравить? Аджидику охватила яростная жажда мести. Он найдет поистине тлейлаксианский способ заставить даже бесчувственное тело аксолотлевого чана ощутить боль. Прошли бесконечно долгие мгновения, прежде чем он ощутил и осознал окружающий его микрокосм, состоявший из муки, которой подверглись его душа и тело. Стресс уменьшился, а может быть, его нервы были уже убиты и перестали ощущать боль. Выбравшись из тьмы жуткого кошмара, Аджидика открыл глаза. Он лежал на полу посреди своего кабинета. Вокруг были разбросаны магнитные записи на проволоке, видеокассеты и чашки Петри. Все было измято и разбито, словно он в бреду метался по комнате, круша все, что попадалось под руку. Собака-кресло убралось в угол. Мех животного был разодран, из ран торчали сломанные кости. Вонь извергнутой из желудка желчи могла свести с ума. Рвотными массами пропиталась одежда, все тело тоже было измазано этой мерзостью. Аджидика посмотрел на перевернутый хронометр и понял, что пролежал в кабинете весь рабочий день. Сейчас я должен испытывать голод и жажду. Запах рвоты подавил в нем всякие желания подобного рода, но нисколько не уменьшил его ярости, благодаря которой он только и остался жить. Длинными пальцами он поднял с пола осколок стеклянного подноса, выковырял из застывших рвотных масс изрядный кусок и положил его на стекло. Когда Аджидика вновь стремительно вошел в лабораторию, все поспешно посторонились – сардаукары охраны и ассистенты. Несмотря на его высокий ранг, все они невольно сморщили носы, когда мимо них промчался руководитель работ. Аджидика направился прямо к Мираль Алехем, намереваясь бросить ей в лицо желчь и подвергнуть ее самым немыслимым издевательствам, хотя она вряд ли поняла бы, что с ней делают. Неподвижные глаза аксолотлевого чана бесстрастно смотрели вперед, не фокусируя взор. Внезапно с Аджидикой начало происходить нечто непонятное. В его мозг потоком хлынули новые ощущения, омывшие его психику и снявшие блокаду разума, о которой он раньше даже не подозревал. В мозг полился бесконечный поток данных. Это эффект передозировки аджидамаля? Он в совершенно новом свете увидел лежавшие вокруг аксолотлевые чаны. Он впервые вдруг понял, что каждый из них надо просто соединить с телом Мираль Алехем, чтобы все они начали производить бесценную субстанцию. Внутренним взором он уже ясно видел, как будет протекать процесс. Он видел все его подробности, понимал, какие усовершенствования и изменения придется вносить в системы. Где-то сбоку он заметил лаборантов, которые, перешептываясь, наблюдали за начальником своими маленькими темными глазками. Некоторые хотели было ускользнуть, но он заметил это и крикнул: – Вернитесь немедленно! Люди заметили огонек сумасшествия в глазах Аджидики, но подчинились приказу и вернулись. Каждая новая мысль казалась Аджидике откровением. Вот этих двух ученых надо использовать на другом поприще. Как он не замечал этого раньше? Он вспомнил самые мелкие свои действия в прошлом, он воспринимал теперь мельчайшие раздражители, которые раньше ускользали от его внимания. Теперь каждая мелочь что-то значила. Поразительно! Впервые в жизни глаза Аджидики были действительно открыты. Разум мог фиксировать и хронометрировать любое событие, которое он видел, он вспомнил каждое слово, которое каждый из этих людей когда-либо произносил в его присутствии. Вся информация в полном порядке выстроилась в его мозгу, как в процессоре компьютера пребутлерианских времен. Шлюзы открылись, в мозг продолжала поступать информация о каждом человеке, которого когда-либо встречал на своем пути Аджидика. Он помнил все! Но как такое могло произойти? Это аджидамаль! Как молния, просветляя разум, сверкнул стих из буддисламического кредо: для того чтобы достигнуть с’тори, не нужно понимание. С’тори существует вне слов, вне имени. Все произошло мгновенно, в секунду космического времени.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!