Барон кивнул: – Да, теперь помню. Так и было. Это я обещал. Вот так мы справились с имперской обработкой. Тебе не хотелось, чтобы твоя бабенка-гессеритка корчилась в усилителях боли перед моим ментатом. Ну, барон Владимир Харконнен всегда держит свои обещания. Я обещал тебе избавить ее от мук и позволить вам соединиться. Пусть будет так. – И он махнул Питеру. Синие глаза Питера слегка остекленели. Движения его вдруг стали плавными, как у кошки. Когтем блеснул в руке нож и вонзился в спину Юэ. Старик вздрогнул, не отводя глаз от барона. – Так иди же к ней! – прогремел барон. Раскачиваясь, Юэ еще стоял на ногах. Губы его шевелились, размеренно выговаривая слова: – Ты… думаешь… ты… по… бедил. Ты… думаешь… я… не… знал… что… я… купил… для себя и… моей… Уанны. Он рухнул. Не сгибаясь ни в коленях, ни в пояснице. Словно дерево. – Так иди же к ней! – повторил барон тихо, как эхо. Смерть Юэ вдруг вселила в его душу предчувствия, он резко глянул на Питера, вытиравшего нож куском ткани – синие глаза удовлетворенно и маслянисто поблескивали. «Так он убивает собственной рукой, – подумал барон. – Подобное следует знать». – Значит, он и впрямь выдал нам герцога? – спросил барон. – Вне всякого сомнения, милорд, – отвечал Питер. – Так пусть его доставят сюда. Питер глянул на капитана личной охраны барона, вихрем рванувшегося выполнять поручение. Барон смотрел сверху вниз на Юэ. По тому, как тот упал, можно было бы заподозрить, что тело доктора не из костей и мяса, а вырезано из дуба. – Никак не могу заставить себя доверять предателям, – проговорил барон. – Даже тем, кто предает в моих интересах. Он вновь поглядел в темное смотровое окно. Угольный мешок за окном теперь принадлежал ему, барон был в этом уверен. Отзвуки залпов в горах Барьера умолкли – входы в пещеры были уже обрушены, ловушка захлопнулась. Вдруг барону показалось, что ничего прекраснее, чем эта черная пустота, не могло быть на свете. Кроме, быть может, белой пустоты в черной. Пласта белой пустоты, окруженной тьмой. Молочно-белой, как фарфор. Но сомнения не исчезали. Что имел в виду этот старый дурак, доктор? Может быть, он и догадывался, что ждет его в конце концов. Но понять, что крылось в его последних словах, барон не мог: «Ты думаешь, что победил меня?» Что же он имел в виду? Герцог Лето Атрейдес переступил порог. Орлиное лицо его было перепачкано грязью, руки скованы цепью. Мундир на груди порван, кто-то сорвал с него герб. Одежда измята – пояс щита срывали, не развязав ремешки костюма. Герцог озирался, безумно поводя остекленевшими глазами. – Н-нн-у-у-у, – протянул барон, нерешительно задержав дыхание. Ему показалось, что заговорил он слишком громко. Долгожданный миг потерял каплю своего очарования. Вечное проклятие этому поганому доктору! – Я думаю, наш добрый герцог одурманен наркотиками, – сказал Питер. – Юэ поймал его именно так. – Питер обернулся к герцогу: – Вы чувствуете себя одурманенным, мой добрый герцог? Голос доходил издалека. Лето чувствовал на своих руках цепи. Ломило мышцы, губы растрескались, щеки горели, в сухом рту скреблась жажда. Звуки глухо доносились до него, как сквозь одеяло. – Питер, как обстоит дело с женщиной и мальчишкой? – спросил барон. – Что-нибудь уже известно? Питер неуверенно облизнул губы. – Ты что-то знаешь! – резко произнес барон. – Что же? Питер поглядел на капитана охраны, потом опять на барона. – Людей, которым поручили это сделать, милорд… их э… их… уже… нашли… – И они сообщают, что все в порядке? – Они мертвы, милорд. – Естественно! Но я хочу знать… – Их нашли мертвыми, милорд. Лицо барона позеленело: – А женщина и мальчишка? – Никаких следов, милорд. Но там побывал червь. Как раз когда место обследовали. Быть может, все произошло именно так, как мы хотели… несчастный случай. Вероятно… – Меня не интересуют вероятности, Питер. Что слышно о пропавшем топтере? Что все это говорит моему ментату? – В нем явно бежал кто-то из уцелевших людей герцога, милорд. Убил нашего пилота и воспользовался топтером. – Кто же из них? – Все было сделано тихо и чисто. Работа мастера. Быть может, Хават или же этот Холлик. Возможно, Айдахо. Или любой из лейтенантов. – Опять вероятности, – пробормотал барон. Он глянул на покачивающуюся перед ним фигуру одурманенного герцога. – Мы владеем положением, милорд, – возразил Питер. – Нет, это не так! Где этот кретин-планетолог? Где этот Кайнс? – Мы знаем, где искать его… за ним уже послали, милорд. – Не нравится мне, как этот слуга Императора нам помогает, – пробормотал барон. Слова тонули в шерстяном одеяле, но некоторые все-таки вспыхивали в разуме Лето. Женщина и мальчишка… исчезли без следа. Пол и Джессика спаслись. Участь Хавата, Холлика и Айдахо оставалась неясной. Но надежда еще жила. – А где кольцо с герцогской печатью? – потребовал ответа барон. – Его нет на пальце. – Сардаукары говорят, что кольца на нем не было, – ответил капитан охраны. – Ты поторопился убивать доктора, – произнес барон. – Это было ошибкой. Надо было предупредить меня, Питер. Ты поторопился, такая опрометчивость не ко благу нашего дела. – Он нахмурился. – Вероятности… В мозгу Лето кипела одна-единственная мысль: Пол и Джессика спаслись. Смутно припомнилось еще что-то. Сделка! Он вот-вот поймет, в чем она состояла. Зуб! Он кое-что вспомнил: «Ядовитый газ заключен в капсулу в форме зуба». Кто-то велел ему помнить про зуб. Вставленный в его собственный рот. Он ощупал его языком. Нужно лишь резко прикусить его. Рано! Кто-то говорил, что он окажется перед бароном. Но кто… Вспомнить герцог не мог. – Сколько еще времени он пробудет в таком состоянии? – спросил барон. – Может быть, около часа, милорд. – Может быть, – пробормотал барон. Обернувшись к черному смотровому окну, он произнес: – Я голоден. «Значит, это барон, – подумал Лето, – смутное серое пятно». Оно раскачивалось из стороны в сторону вместе со всей комнатой. Она к тому же пульсировала – сжималась и расширялась, становилась то темнее, то ярче. Тьма становилась черной и исчезала. Время для герцога стало чередой белых и черных слоев, он плыл через них. Надо ждать! Перед ним был стол. Лето видел его абсолютно четко. Громадный толстяк за столом, перед ним остатки еды. Лето чувствовал, что его онемевшее тело покоится в кресле напротив толстяка, что руки его скованы, что время идет, но сколько именно времени минуло, он не сознавал. – Кажется, он приходит в себя, барон. Шелковый голос – это Питер. – Я и сам вижу это, Питер. Грохочущий бас – это барон. Лето ощущал, что все вокруг становится четче. Кресло стало тверже, путы – туже.