– А где Дункан Айдахо? – спросил Пол. – Разве не он обучает меня владению оружием? – Дункан командует второй волной нашего десанта на Арракис, – ответил Холлик, – и тебе оставили только бедного Гарни, забросившего битвы и налеты ради музыки. – Он тронул другую струну, прислушался к ней, улыбнулся. – И на совете решили поучить тебя музыке, раз уж ты совсем никудышный боец, чтобы жизнь твоя не прошла понапрасну. – Может быть, ты споешь мне балладу, – сказал Пол. – Я бы хотел послушать, как не следует этого делать. – Ах-ха-ха, – расхохотался Холлик и затянул «Галасианских девиц», рука его мелькала над струнами: Ох-х, галасианская девка, ей-ей, Сделает это за пару прозрачных камней. В Арракине – просто за полстакана, Но любовь, что пылает, как пламя в ночи, Чей жарок огонь, чьи лучи как мечи, Ищи лишь у дочери Каладана. – Не так уж плохо для такой корявой руки, – объявил Пол, – но, если моя мать услышит, что ты допускаешь подобные вольности, она велит украсить твоими ушами стену замка. Гарни тронул левое ухо: – Хорошего украшения из него не получится: натер о замочную скважину, подслушивая, как один известный мне молодой человек наигрывал довольно сомнительные частушки на своем бализете. – Значит, ты уже забыл, как себя чувствуешь, обнаружив в своей постели песок. – Пол потянул пояс щита со стола, застегнул его на груди. – Тогда придется биться! Глаза Холлика раскрылись от притворного удивления. – Так! Значит, злодейство это было содеяно твоей рукой! Защищайся, молодой хозяин, защищайся! – Он подхватил рапиру и взмахнул ею в воздухе. – Душа моя жаждет мести. Пол взял парную рапиру, согнул в руках, встал на изготовку и выставил ногу вперед, передразнивая торжественную манеру доктора Юэ. – Что за дурня прислал мне сегодня отец для занятий с оружием! Этот неумеха Холлик забыл первое правило, известное каждому, кто не впервые берет в руки щит и оружие, – объявил Пол, нажал на груди кнопку и включил щит, ощутив знакомое пощипывание и покалывание на лбу и вдоль спины. Звуки в комнате стали глуше, проходя через силовое поле щита. – В поединке со щитами защищаются быстро, атакуют медленно, – сказал Пол. – Атака. Цель атаки – заставить соперника ошибиться, открыться для решительного удара. Щит отражает быстрый удар, но уступит медленному кинжалу. – Пол поднял рапиру, увернулся и, отразив воображаемый удар, сделал медленный выпад, чтобы преодолеть бездумное сопротивление щита. Холлик недвижно наблюдал и уклонился лишь в последнюю секунду, когда затупленное острие готово было соприкоснуться с его грудью. – Скорость великолепна, – сказал он. – Только ты был все время открыт для удара снизу. Раздосадованный Пол отступил. – Я тебя выпорю за такое безрассудство, – сказал Холлик. Он поднял обнаженный кинжал со стола. – В руке врага он может выпустить твою кровь, а с нею и жизнь! Ты способный ученик, не более, но я тебя уже предупреждал, что даже в игре нельзя доверяться человеку со смертью в руке. – Похоже, у меня сегодня нет настроения для фехтования, – ответил Пол. – Настроения? – Гнев в голосе Холлика глухо доносился через поле щита. – Кого интересуют твои настроения? Человек принимает бой, когда вынужден, а не когда у него появляется настроение пофехтовать. Настроения бывают у животных… У человека они для любви или для музыки. Но к законам поединка настроения не имеют никакого отношения. – Извини, Гарни, мне очень жаль! – Еще мало жаль! Холлик включил собственный щит и согнулся, выставив снизу кинжал в левой руке, высоко подняв вверх правую с рапирой. – А теперь, говорю тебе, защищайся по-настоящему. – Высоким прыжком отскочив в сторону, он ринулся в яростную атаку. Пол отступил, парируя. Поле потрескивало, когда щиты соприкасались, отражая друг друга. Ток мурашками покалывал кожу. «Что это с Гарни? – спросил он себя. – Так не прикидываются!» Шевельнув левой рукой, Пол вытряхнул нательный нож из ножен на запястье. – Значит, оказалось, что одного клинка мало? – осклабился Холлик. «Неужели предательство? – мелькнуло в голове Пола. – Нет, только не Гарни!» Схватка перемещалась по комнате, удар – защита, выпад – контрудар. Воздух в силовых пузырях становился спертым – силовые барьеры щитов плохо пропускали его. Щиты с треском ударялись вновь и вновь, и запах озона становился все сильнее. Пол медленно отступал, но теперь уже двигался к тренировочному столу. «Если я смогу заставить его повернуться у стола, тогда… Я кое-что покажу тебе, Гарни, – подумал Пол. – Ну, еще шажок». Холлик шагнул. Пол отбил удар книзу, рапира Холлика вонзилась в край стола. Пол уклонился вправо, высоко взметнул рапиру и ударил наручным ножом. Удар он остановил в дюйме от сонной артерии Холлика. – Ты этого добивался? – прошептал Пол. – Глянь-ка вниз, парень, – запыхавшись, вымолвил Гарни. Пол повиновался и увидел, что над крышкой стола выступает острие кинжала, – почти у его собственной ноги. – Ничья, мы оба покойники, – объявил Холлик. – Следует признать, что ты бился гораздо лучше, когда тебя вынудила необходимость. Похоже, к тебе пришло настроение. – И он по-волчьи оскалил зубы в улыбке, кривой шрам стягивал кожу на челюсти. – Ты так на меня навалился, – ответил Пол. – Ты бы и в самом деле взял мою кровь? Холлик убрал кинжал, выпрямился. – Если бы ты бился хоть на йоту хуже, чем можешь, пришлось бы малость потерпеть, новый шрам ты бы запомнил. Я не могу допустить, чтобы мой любимый ученик пал жертвой первого же попавшегося на пути бродяги Харконнена. Пол выключил щит и согнулся к столу перевести дух. – Я заслужил трепку, Гарни. Но отец наверняка бы разгневался, если бы ты ранил меня. И я не могу допустить, чтобы тебя наказали за мою ошибку. – В твоей ошибке есть и моя собственная. И не следует обращать внимания на какую-нибудь парочку шрамов на занятиях. Тебе везет, их у тебя еще мало, а что касается твоего отца, герцог накажет меня лишь в том случае, если я не сделаю из тебя первоклассного бойца. Я был бы не прав, если бы немедленно не доказал тебе вздорность всех этих настроений, которые у тебя вдруг завелись. Пол выпрямился, вложил наручный нож в ножны на кисти. – Это не игра, – произнес Холлик. Пол кивнул. Необычная серьезность Холлика, напряженное выражение его лица внушали изумление. Он глянул повнимательнее на кривой свекольного цвета шрам на щеке барда и припомнил историю о том, как Гарни получил эту рану от Твари Раббана, будучи невольником, в бою гладиаторов на Гайеди Прим. И вдруг Пол почувствовал стыд – за то, что хоть на мгновение усомнился в Холлике. Вдруг до Пола дошло, что шрам этот от чернильной лозы, и оставленная ею рана болела тогда и болит теперь… и что, быть может, боль, перенесенная воином, была ничуть не меньше, чем та, что крылась в шкатулке Преподобной Матери. Эту мысль он постарался отбросить, слишком уж она была неуютной. – А неплохо бы поиграть, – сказал Пол. – Слишком уж серьезными стали все вокруг. Холлик отвернулся, чтобы спрятать лицо. Глаза его горели, словно в них догорало то, что время безжалостно отсекло когда-то. «Как рано мальчику приходится становиться мужчиной, – подумал Холлик. – Скоро придется ему заполнять эту печальную строку: покойные родственники». Не оборачиваясь, Холлик произнес: – Я почувствовал, что ты хочешь поиграть, а я так люблю участвовать в твоих играх. Только игры окончились. Завтра мы отправляемся на Арракис. Это – реальность. И Харконнены тоже. Пол прикоснулся ко лбу поднятой вертикально рапирой. Холлик обернулся, заметил салют и ответил на него кивком. Он показал на тренировочный манекен. – А теперь поработаем на время. Покажи мне, как ты умеешь наносить этой штуке смертельный удар. Я буду управлять отсюда, здесь хорошо видно. Предупреждаю, сегодня будешь иметь дело с новыми контрударами. Настоящий враг тебя предупреждать не станет. Чтобы расслабиться, Пол потянулся, привстав на носках. Внезапно ему пришло в голову, что жизнь – только цепь перемен, почему-то эта мысль наполнила его душу непонятной торжественностью. Он подошел к манекену, тронул выключатель на его груди концом рапиры и ощутил, как силовое поле отбросило его клинок. – Защищайся! – крикнул Холлик, и манекен перешел в атаку. Холлик манипулировал переключателями и наблюдал. Ум его словно разделился на две части: одна следила за тренировочным боем, другая же порхала вокруг и жужжала как муха. «Я – хорошо тренированное фруктовое дерево, – думал он. – Увешанное плодами: тонкими ощущениями и развитыми способностями, ну просто обсыпанное ими, приходи и собирай». Почему-то ему вспомнилась младшая сестра – личико юного эльфа возникло перед внутренним взором. Но она уже давно умерла… в веселом доме для солдат Харконненов. Она любила анютины глазки или же маргаритки? Забыл… Он забыл это и потому расстроился. Пол отразил медленный удар манекена, поднял левую руку. «Умен, чертенок! – подумал Холлик, не отрывая глаз от вьющейся руки Пола. – Он занимается сам, и старательно. Это не в стиле Дункана. И я ничему подобному его не учил». Но эта мысль лишь усилила печаль Холлика. «Он заразил меня настроением. – И подумал: – Приходилось ли уже мальчику со страхом вслушиваться в ночное молчание?» – Если бы желания были рыбками, все бы забрасывали сети, – пробормотал он. Так говорила его мать, и сам он частенько припоминал эти слова перед очередной черной невзгодой. А потом подумал, насколько странными покажутся эти слова на планете, не знавшей ни рыб, ни морей.