Мовсесян достался президенту по наследству от предыдущей администрации. Новый гарант, как человек, хорошо понимающий сущность верховной власти, оставил его рядом, в первую очередь, как противовес той команде, с которой прошел Майдан и войну. Просто чтобы не попасть под влияние одной из групп и всегда иметь альтернативную точку зрения. И тут Городецкий с ним был, как ни крути, согласен — сам именно так в своем бизнесе поступал. Мовсесян свою роль быстро понял и оценил. В вскоре этот холеный мужичок с хитрым прищуром в костюме от Армани, во внешности которого явственно проступала примесь кавказской крови, стал настоящим адвокатом дьявола. Не было такого начинания Городецкого, которое он бы не пытался зарубить на корню. Вот и сейчас его присутствие могло означать лишь одно… Президент вышел из-за стола, крепко поздоровался, пригласил обоих занять места в креслах вокруг антикварного кофейного столика. Мовсесян пожал Городецкому руку, широко улыбнулся. Городецкий улыбку проигнорировал. — Что там у нас? — спросил президент. — Группа в готовности! — сказал Городецкий. — Как только получат финальное подтверждение, отменить операцию будет нельзя. — И мы должны решить до конца парада? — Именно так. — Позвольте? — мягко втерся в разговор Мовсесян. — Да, Владислав. Повтори при Викторе то, что ты мне только что говорил. Оппонент нахмурился, понимая, что его аргументы в присутствии Городецкого будут выглядеть не столь убедительно, но распоряжение выполнил. — Я уже пояснял свою позицию, господин президент! Если бы мой отдел поставили в известность о том, что готовится ликвидация в ДНР не вчера, а заранее, я сразу же был бы против! — Считаешь, что Путин воспримет это как личное оскорбление? — Именно так! Кремль только и ищет повод, чтобы начать новое наступление. Нельзя дергать тигра за усы! Тем более, нужно оценить политический момент. Громкая ликвидация, проведенная Девятого мая? Да нас же представят как "фашистов, для которых нет ничего святого"! Мы уже почти договорились обо всем в Минске, зачем нарушать хрупкое равновесие? — Что скажешь, Виктор? — спросил президент. — То же что и раньше! — сказал Городецкий. — То, что я говорю каждый раз, и то, чему меня учил тренер по рукопашке. Чтобы технически грамотно провести бросок, нужно предварительно с силой ударить противника в пах. Кремль понимает исключительно язык жесткой силы. И если мы пока не имеем возможности проводить войсковые операции по возврату контроля над населенными пунктами, то должны, не скрывая своей причастности, бить по ключевым фигурам! Президент внимательно слушал, не выдавая истинных своих мыслей. Городецкий перевел дух. Теперь главное не сорваться на эмоции. Мовсесян, хитрый лис, только того и ждет. Его интересует во всем происходящем отнюдь не война за Донбасс. Заняв позицию фактического куратора силовых структур в администрации президента, выходец из Министерства внутренних дел, классический партийный функционер считал Городецкого с его ликвидаторами силой, которая откусила у него кусок пирога и не планирует на этом остановиться. — Вы же помните, что произошло в четырнадцатом? — осторожно спросил Мовсесян. — Мы почти освободили всю территорию, когда они ввели войска. В результате сами знаете, Иловайск, страшные потери, страна на грани очередного социального взрыва. Пришлось садиться за стол переговоров… Аргумент для президента был серьезный. За два с половиной года его рейтинг, как и у всех предшественников, сильно упал. Устойчивого большинства в парламенте он собрать не сумел, так что за все серьезные решения приходилось отчаянно торговаться. На этом фоне медийные успехи и неудачи были существеннее реальных. Городецкий знал, что глава государства не хочет никаких обострений до новых выборов и все непопулярные действия и решения отложил на вторую каденцию. Если бы не Мовсесян, который использует ситуацию как рычаг, он мог бы даже и уступить, но положишь в рот палец — отхватят руку по локоть, так жизнь устроена. — Время на подтверждение — до конца парада! — твердо произнес Городецкий. — Мне хотелось бы как можно скорее получить окончательное решение. Мои люди там подвергаются смертельному риску. — Парад начинается, — сказал президент. — Давайте-ка поглядим. Глава 10 Начинался парад. Действо на экране разворачивалось забавное. Филин как-то раз попал на подмосковный фестиваль реконструкторов, здесь было примерно то же. Только участники, как говорит молодежь, косплеили не Первую мировую или Великую Отечественную, а могучий Советский Союз. Правда, в своей, новороссийской версии. Замершие колонны парадного расчета. У трибуны юнармейцы в форме и с аксельбантами, каких раньше выставляли перед вечными огнями. Рассаживаются на стульях увешанные медалями очень старые ветераны в курортных кепочках и с кульками, — стало быть, подарочные наборы получили. Причем авансом… Ритуал пошел по проверенным советским лекалам. Бой курантов, дикторский голос, подражающий интонациям незабвенного Левитана. «Пусть ярость благородная…» — старательно выводят трубы оркестра. Но песня звучит как-то не грозно и странно напоминает похоронный марш… На трибуну поднимается руководство. На генералах — советская офицерская парадка: пиджаки цвета «морской волны», золотые погоны. Глава республики — разрыхлевший помятый мужик в дорогом, но скверно сидящем костюме занимает место у микрофона… В общем, парад как парад. В России. Не столичный, конечно, провинциальный, но поприличнее, чем во многих областных гарнизонах. Все у них тут красиво, ностальгически, по-советски, только вот за этой ширмой прячется дикий капитализм с наркобизнесом и продажей на металл предприятий. Камера шла вдоль парадных расчетов. Технику пригнали подкрашенную, но старую и убогую, даже гвардейская раскраска и заунывные надписи типа "герой ДНР" этого скрыть не смогли. Бойцы в строю — ухоженные, поглаженные. Женщины «спасательного ведомства» отборные — ножка к ножке, у Филина с голодухи аж слюнки потекли. Впрочем, судя по похабным восклицаниям зрителей, не у него одного. Плюнул и пошел досыпать — вечером на войну. По пути вспоминал, как попал бригаду. Тогда после приезда в Донецк, его принял лично комкор. Суховатый холеный генерал-лейтенант с аккуратной, волосок к волоску, прической, ухоженными ногтями и умными, чуть маслянистыми глазами, в отличие от тех начальников, кто отправлял Филина с перевалочной базы в Новочеркасске, вел себя доброжелательно, не хамил. — Как обустроились? — Нормально, товарищ генерал. Вполне приличное офицерское общежитие… — Это хорошо. Люди с боевым опытом нам нужны. Да, конечно, были у вас взыскания. Но здесь не учения, а война. Если проявите себя, то мы ваше личное дело быстро поправим… Однако по поводу должности ничего тогда не сказал… На следующий день после аудиенции его принял прапор отдела кадров. Полистав с умным видом личное дело, предложил выйти на перекур. — Есть жирная вакансия! — убедившись, что рядом нет посторонних ушей, негромко произнес прапор. — Командира разведроты в знаменитой бригаде. Бригада отдельная, над головой только комбриг. — Согласен… — чуть подумав, ответил Филин. — Условия знаешь? — Какие еще условия!? — Ты что, капитан, с дуба рухнул? Двадцатка сразу. И ежемесячно по три штуки… Филин быстро прикинул. Оклад комроты по здешней сетке будет примерно сто пятьдесят тысяч рублей. Ну, в принципе, это еще по-божески. — Слушай, товарищ прапорщик, а может я просто тебе на эту сумму вискарь куплю? С бумагой связываться неохота, а хороший примерно так и стоит. Прапор посмотрел на Филина как на безнадежно больного. — Ты только не говори, разведка, что это серьезно… Прикалываешься? — Да вроде нет. А в чем дело? — Двадцатка долларов, капитан! Филин поглядел на прапора другими глазами, словно проявляя отснятую в памяти пленку. У крыльца — новенький «Инфинити», ключи с такой же эмблемой он видел на его рабочем столе. У самого же кадровика из-под кителя на шее посверкивает полукилограммовая «бандитская» цепура. На пальце — печатка с очень даже нехилым алмазом, на запястье явно дорогие часы… Стало быть, не шутит, и расценки тут и правда серьезные. — У меня таких денег нет! — Да понятное дело, сюда ж миллионеры не приезжают. Но это мы решим, капитан. Сейчас дам адресок. Съездишь в банк, ну не в банк, а финансовую компанию. Возьмешь кредит налом под справку с места работы. Справку я сейчас выпишу, там все схвачено. Нал сразу на руки, процент минимальный… — А как потом отдавать!? — Ну ты и странный! За два месяца бабло отобьешь. Комбриг объяснит за твою зону ответственности. Через полгода уедешь отсюда на своем джипе… Вот, стало быть, какая она, «помощь братскому Донецку»… Впрочем, а что он еще ожидал увидеть после Чечни? — Нет! — сказал Филин. — Что нет!? — слегка подохренел кадровик. — То самое. Рапорт на тебя писать, конечно, не буду, но еще раз вякнешь, споткнешься о порог и останешься без зубов… Прапор задумался… — Теперь понятно, откуда такое личное дело. Из идейных, стало быть? — Я солдат, а не бизнесмен… — Ладно, тебе решать. Где-то даже таких как ты уважаю. Зайди минут через десять, назначение будет готово… Через четверть часа уже не прапор, а толстый сержант выдал Филину предписание на строевой отдел одной из бригад. По прибытию он, уже без вопросов о пожеланиях, был поставлен на должность командира обычного линейного взвода, который посменно держал опорник в районе Ясиноватой. Глава 11 Обитатели спальных районов отправились в центр изображать демонстрацию, и окраины Донецка будто вымерли. Назгула это не удивило. Его горловское детство пришлось на конец восьмидесятых — начало девяностых. Тогда, точно так же как и сейчас, работники шахт и госпредприятий по разнарядке собирались в праздничные колонны, а те, кого бог миловал, сидели с пивом, прилипшие к телевизорам. Только парад смотрели, конечно, не местный, а общесоюзный, проходивший в Москве. Неброский дом, расположенный в километре от объекта, с двумя гаражами и просторным двором, был арендован еще за месяц и служил основной технической базой группы. Сюда доставлялись оборудование и снаряга, которые Назгул принимал, а потом раскладывал в тайниках для Шульги, Дайми и Галла.