— Джо их с вами не обсуждал? — Он использовал меня как тестовый полигон для своих идей, — усмехнулся Кельстейн. — Мы с ним рассуждали вслух. Я получал несказанное удовольствие. Ваш брат Джо обладал даром стимулировать работу мысли. У него был очень острый ум, и еще мне нравилось то, как четко он излагал свои мысли. Работать с ним было одно удовольствие. — Но подробности вы не обсуждали? — снова спросил я. Кельстейн сложил руки пригоршней. — Мы обсуждали все. Но не приходили к каким-либо выводам. — Ну хорошо, — сказал я. — Быть может, мы начнем с самого начала? Вы обсуждали вопросы, связанные с изготовлением фальшивых денег. Кельстейн склонил голову набок. Усмехнулся: — Естественно. А что еще могли обсуждать мы с мистером Джо Ричером? — А почему вы? — прямо спросил я. Старый профессор скромно улыбнулся, затем нахмурился. Кончилось все иронической усмешкой. — Потому что я являюсь крупнейшим фальшивомонетчиком в истории, — сказал он. — Я собирался сказать, одним из двух крупнейших фальшивомонетчиков, но после печальных событий, произошедших вчера ночью в Принстоне, я остался один. — Вы с Бартоломью были фальшивомонетчиками? — удивился я. Старик снова улыбнулся: — Не по своей воле. Во время Второй мировой войны судьбы таких молодых людей, как мы с Уолтером, складывались весьма причудливо. Командование решило, что мы с ним принесем больше пользы в разведке, чем в бою. Нас призвали в военную разведку, бывшую, насколько вам известно, прообразом ЦРУ. Одни сражались с врагом пушками и бомбами. Наша работа состояла в том, чтобы сражаться экономическими методами. Мы разработали план подрыва экономики нацистской Германии, состоящий в обесценивании бумажных денег. В рамках нашего проекта было выпущено несколько сотен миллиардов фальшивых рейхсмарок. Их разбрасывали над Германией бомбардировщики. Они падали с неба, словно конфетти. — Это дало результаты? — спросил я. — И да и нет. Разумеется, германская экономика была подорвана. Валюта стремительно обесценивалась. Но конечно же, нацисты широко использовали рабский труд. Раба нисколько не интересует, стоит ли что-нибудь содержимое чужого кармана. Кроме того, естественно, были найдены другие средства платежа. Шоколад, сигареты и тому подобное. В целом успех был лишь частичным. Но мы с Уолтером стали крупнейшими фальшивомонетчиками в мировой истории. Конечно, если измерять все только общим объемом. Не могу сказать, что у меня был особый талант в технической стороне дела. — Значит, Джо использовал ваши мозги? — Мы с Уолтером превратились в фанатиков, — сказал Кельстейн. — Мы изучали историю фальшивых денег. Их начали печатать в тот самый день, как только появились бумажные купюры. Это не прекращается и по сей день. Мы стали специалистами своего дела. И сохранили свой интерес и после окончания войны. Мы поддерживали связь с правительственными ведомствами. В конце концов несколько лет назад подкомитет сената попросил нас подготовить доклад. Без лишней скромности могу утверждать, что он стал своеобразной библией борцов с фальшивыми деньгами. Естественно, ваш брат был с ним знаком. Вот почему он встречался со мной и Уолтером. — Но о чем вы говорили? — Джо был новой метлой. Его пригласили, чтобы решать застаревшие проблемы. Он действительно был очень талантливым человеком. Его задача состояла в том, чтобы искоренить производство фальшивых денег. Так вот, эта задача невыполнима. Мы с Уолтером прямо сказали ему об этом. Но ваш брат почти добился успеха. Он долго думал и наконец нашел решение, ошеломляющее своей простотой. Он практически полностью положил конец печатанию фальшивых денег на территории Соединенных Штатов. Я сидел в маленьком захламленном кабинете и слушал старого профессора. Кельстейн знал Джо лучше меня. Был посвящен в надежды и замыслы Джо. Радовался его успехам. Переживал за неудачи. Они долго беседовали, оживленно, заводя друг друга. А я последний раз разговаривал с Джо после похорон матери. Мы обменялись лишь парой слов. Я даже не спросил, чем он занимается. Я не смотрел на него как на своего старшего брата. Я смотрел на него просто как на Джо. Я не знал правды, не знал, что мой брат высокопоставленный государственный чиновник, в подчинении у которого сотни людей, которому Белый дом доверяет решение важных проблем, который может произвести впечатление на такого умного старика, как Кельстейн. Я сидел в старом кресле, чувствуя себя отвратительно. Я потерял что-то такое, о существовании чего даже не догадывался. — Его система была просто гениальной, — продолжал Кельстейн. — Он точно определил, куда нанести удар. Целью стали бумага и краска. В конце концов, все ведь сводится к бумаге и краске. Стоило только кому-нибудь купить бумагу или краску, пригодные для изготовления фальшивых банкнот, как люди Джо уже через несколько часов узнавали об этом. В считаные дни фальшивомонетчиков накрывали. Он сократил объемы производства фальшивых денег на территории Соединенных Штатов на девяносто процентов. А оставшиеся десять процентов преследовал так рьяно, что накрывал их до того, как фальшивки успевали распространить. Я был просто поражен. — Так в чем была проблема? — спросил я. Кельстейн взмахнул своими белыми сморщенными ручками, словно откладывая один сценарий и принимаясь за следующий. — Проблема находится за границей. Не в Соединенных Штатах. Там ситуация совершенно иная. Вы знаете, что за пределами Штатов наличных долларов вдвое больше, чем в стране? Я повторил вкратце то, что говорила мне Молли. Доверие и надежность. Опасения внезапного крушения привлекательности доллара. Кельстейн кивал, будто я был студентом и ему нравились мои тезисы. — Совершенно верно, — сказал он. — Здесь гораздо больше политики, чем экономики. В конце концов, защита национальной валюты является одной из первостепенных задач государства. За рубежом двести шестьдесят миллиардов наличных долларов. В десятках стран американский доллар является неофициальной валютой. Например, в России долларов больше, чем рублей. По сути дела, Вашингтон взял гигантский иностранный заем. При других обстоятельствах нам приходилось бы одних процентов выплачивать в год двадцать шесть миллиардов. Ну а так это ничего не стоит, если не считать затрат на печать портретов умерших политиков на клочках бумаги. Вот к чему все сводится, мистер Ричер. Продавать наличную валюту за границу — самое выгодное предприятие для государства. Так что в действительности работа Джо приносила нашей стране двадцать шесть миллиардов долларов в год. Он подходил к ней с бесконечным рвением. — Так где же эта проблема? — спросил я. — Географически? — Основных мест два. Во-первых, Ближний Восток. Джо считал, что в долине Бекаа есть завод, выпускающий практически безупречные сотенные купюры. Но тут он ничего не мог предпринять. Вам доводилось бывать в тех краях? Я покачал головой. Некоторое время я служил в Бейруте. Я знавал тех, кому по той или иной причине приходилось отправляться в долину Бекаа. Немногие вернулись назад. — Территория Ливана, контролируемая Сирией, — продолжал Кельстейн. — Джо называл ее «бэдлендс» — плохие места. Там есть все. Лагеря подготовки террористов, лаборатории по производству наркотиков — все, что угодно. В том числе очень неплохая копия нашего управления чеками и печатями. Я задумался. Вспомнил службу в Ливане. — И под чьей это крышей? Кельстейн улыбнулся. — Проницательный вопрос, — сказал он. — Вы интуитивно поняли, что в таких масштабах операция становится настолько сложной, настолько заметной, что у нее должен быть покровитель. Джо полагал, что за всем этим стоит правительство Сирии. Поэтому его участие было минимальным. Он считал, проблему можно решить только дипломатическим путем. Если же это не удастся, он выступал за авиационные удары. Возможно, настанет день и мы станем свидетелями такого решения. — А второе место? — спросил я. Старик тыкнул пальцем в грязное окно, в сторону авеню Амстердам, на юг. — Южная Америка. Вторая фабрика размещается в Венесуэле. Джо определил ее местонахождение. Вот над чем он работал. Из Венесуэлы поступают поразительно качественные фальшивые стодолларовые банкноты. Но это исключительно частное предприятие. Никаких указаний на то, что к этому имеют отношение государственные структуры. Я кивнул: — Мы до этого дошли сами. Этим занимается некий Клинер, обитающий в Джорджии, где был убит Джо. — Совершенно верно, — подтвердил Кельстейн. — Изобретательный мистер Клинер. Это его рук дело. За всем стоит именно он. Мы установили это наверняка. Как он? — Запаниковал. Убивает всех подряд. Кельстейн печально кивнул: — Мы предполагали, что Клинер запаникует. Он заботится о безопасности уникального предприятия, не имеющего себе равных. — Вот как? — Уникального, — с жаром повторил Кельстейн. — Что вам известно о фальшивых деньгах? Я пожал плечами: — Больше, чем я знал на прошлой неделе. Однако, полагаю, все равно недостаточно. Старый ученый подался вперед. Его глаза озарились внутренним светом. Он приготовился прочитать лекцию по своему любимому предмету. — Подделки бывают двух типов, — начал Кельстейн. — Плохие и хорошие. В хороших подделках все делается надлежащим образом. Вы знаете, чем отличается глубокая печать от офсетной? Я покачал головой. Вытащив из стопки один журнал, Кельстейн протянул его мне. Это оказался квартальный бюллетень какого-то исторического общества. — Раскройте его. На любой странице. Проведите пальцем по бумаге. Она гладкая. Это офсетная печать. Так печатается практически все. Книги, журналы, газеты. По чистому листу бумаги проходит каток с краской. Но глубокая печать — совершенно другое дело. Внезапно он резко хлопнул в ладоши. Я подскочил от неожиданности. В тишине комнаты хлопок прозвучал очень громко. — Вот что такое глубокая печать, — произнес Кельстейн. — Металлическое клише ударяет по бумажному листу с большой силой. При этом на бумаге остаются ощутимые углубления. Отпечатанный рисунок становится объемным. Это нельзя ни с чем спутать. Он достал из кармана бумажник. Вытащил десятидолларовую бумажку. Протянул ее мне. — Вы чувствуете? Клише изготавливается из никеля и покрывается хромом. В слое хрома гравируются тонкие линии, которые заполняются краской. Клише ударяет по бумаге, и краска остается на ней. Понятно? Краска находится в углублениях клише, поэтому на бумаге она перейдет на выпуклости. Глубокая печать является единственным способом получить выпуклое изображение. Только при применении глубокой печати подделка может выглядеть как настоящая. Ведь именно так печатаются настоящие доллары. — А как насчет краски? — Используются три цвета, — сказал Кельстейн. — Черный и два оттенка зеленого. Сначала печатается обратная сторона, более темной зеленой краской. После этого бумага высушивается, а на следующий день печатается изображение на лицевой стороне черной краской. Бумага опять высушивается, и печатается лицевая сторона, более светлой зеленой краской. В том числе серийный номер. Но светло-зеленой краской изображение печатается другим способом, называемым высокой печатью. Он чем-то похож на глубокую печать, только краска на бумаге остается в углублениях, а не на выпуклостях. Я внимательно осмотрел десятидолларовую купюру с одной и с другой стороны. Провел по ней пальцем. Если честно, никогда прежде я особенно не присматривался к бумажным деньгам. — Итак, четыре проблемы, — сказал Кельстейн. — Пресс, клише, краска и бумага. Пресс, новый или бывший в употреблении, можно купить где угодно. Источников сотни. Во многих странах печатаются деньги, облигации, акции. Так что пресс достать легко. Его можно даже из чего-нибудь переделать. Однажды Джо нашел мастерскую в Таиланде, где для глубокой печати использовался пресс, переоборудованный из машины для обработки тушек кальмаров. Сотни из-под него выходили безукоризненные. — Ну а клише? — Клише — проблема номер два. Тут весь вопрос в таланте. Есть люди, подделывающие картины старых мастеров, есть люди, способные исполнить концерт Моцарта для фортепиано, услышав его лишь один раз. И разумеется, есть граверы, умеющие воспроизводить банкноты. Это же совершенно естественное предположение, не так ли? Если один человек в Вашингтоне смог выгравировать оригинал, где-нибудь непременно найдется другой, кто сможет сделать копию. Но такие специалисты встречаются редко, а мастера высочайшего класса еще реже. Есть несколько человек в Армении. Те таиландцы, что использовали пресс для обработки кальмаров, пригласили специалиста из Малайзии. — Хорошо, — сказал я. — Итак, Клинер купил пресс и нашел гравера. Как насчет краски? — Краска — проблема номер три. В Соединенных Штатах нельзя купить ничего даже отдаленно похожего на то, что нужно. Об этом позаботился Джо. Но за границей можно достать что угодно. Как я уже говорил, почти все страны печатают ценные бумаги. И естественно, Джо не мог давать указания правительствам этих стран. Так что найти краски достаточно просто. С зелеными встает только проблема оттенка. Она решается смешиванием разных видов краски до получения нужного результата. Черная краска обладает магнитными свойствами, вам это известно? Я снова покачал головой. Подозрительно посмотрел на десятку. Кельстейн улыбнулся: — Увидеть это нельзя. В черную краску добавляется жидкое химическое вещество, содержащее железо. Именно на основе этого работают электронные счетчики банкнот. Они считывают изображение в центре портрета, а затем эти сигналы обрабатываются чем-то вроде магнитной головки в магнитофоне. — Где можно достать такую краску? — спросил я. — Да где угодно. Ее используют все кому не лень. Тут мы отстали от других стран. Мы не хотим официально признать, что нас беспокоит проблема фальшивых денег.