Джордан Фулер прерывает наш разговор и как ни в чем не бывало протискивается мимо меня с подносом в руках. Лука быстро рассчитывает его. – Я купила пончиков, – отвечаю я, как только Фулер уходит. Лука лишь качает головой, бросив взгляд на фотографии Джорджа и Люсии. – Я худая! Я могу есть все, что захочу, – зачем-то оправдываюсь я. – Кому какое дело до твоей фигуры, Джем? Тебе нужно здоровье. Даже самые приятные вещи Лука умудрялся говорить в своей странной, грубоватой манере. Я думаю обо всем и сразу – о Луке, о фотографии его детей, о том, что он переживает о том, что я ем, больше, чем моя мама, и вдруг вижу всю картину с такой ясностью, что щиплет глаза. Именно этого мне всегда не хватало. Именно этого у меня никогда не было. На меня накатывает злость. Я злюсь на Луку – за то, что он готовит эти чертовы обеды своим детям, как примерный папаша. Я злюсь на его детей – за то, что они получают эту заботу так легко и просто, как что-то само собой разумеющееся. – Если уж тебя так волнует здоровая пища, может, не стоило устраиваться работать в школьную столовую? – Ну, по крайней мере, здесь есть салат-бар. – Лука тыкает в его сторону, пожав плечами. – Не лезь не в свое дело, Лука. Отстань. Я разворачиваюсь на каблуках и бросаюсь прочь, чувствуя, как мой желудок сжимается в одну маленькую болезненную точку. Мне так хочется, чтобы он меня остановил. Так хочется услышать за спиной всего пару фраз: «Джем, не злись! Я приготовлю обед и тебе!» Но Лука молчит. А я не оборачиваюсь. Я замечаю Денни Миллера, одиноко сидящего за столом в самом углу столовой, и направляюсь к нему. Устроив свой поднос за его столом, я присаживаюсь: – Я должна тебе доллар, помнишь? Он бросает на меня беглый взгляд: – Да, точно. Я достаю из кармана четыре четвертака и кладу на его поднос: – Я же говорила, что все верну. Я молча наблюдаю за тем, как Денни собирает монеты в ладонь, одну за одной, и кладет в карман. Повернувшись к своему подносу, я приступаю к еде и вдруг чувствую на себе его взгляд. – Что? – Ничего, – бормочет Денни, отворачиваясь. – Просто здесь обычно сидит… – Адам? Он здесь? – Нет. Мы молча возвращаемся к еде. Даже набив желудок до отказа, я все еще чувствую эту саднящую боль в животе при мысли о разговоре с Лукой. Кажется, голод здесь явно ни при чем. – Ты и правда сестра Дикси Тру? – спрашивает Денни. – Да. А что? Денни вжимает голову в плечи и молча пялится на меня. – Что с тобой, Денни? Его щеки вдруг покрываются красными пятнами, и он прячет глаза, уткнувшись в свой сэндвич. Я оборачиваюсь и наконец-то вижу ее. Дикси заходит в столовую в компании Лии и двух старшеклассников, с которыми они обычно гуляют. На сестре один из маминых топов, поверх – жакет из денима, а по плечам небрежно раскинулся шарф. Короткая коричневая юбка едва прикрывает ноги, обтянутые синей тканью колготок. Денни недоуменно смотрит на меня, тщетно пытаясь найти сходство между мной и сестрой. Я беру свой поднос и направляюсь прямо к Дикси и ее друзьям, усевшимся за столик у двери: – Привет. – Привет. – Ты видела маму сегодня утром? – Да, а что? Ноготь Дикси нервно постукивает о банку газировки. Я пожимаю плечами. – Можно мне… прочесть его? – Прочесть что? – встревает Лия. Дикси прекрасно понимает, что я имею в виду письмо. – Ну не сейчас же, – говорит она, многозначительно кивая в сторону своей компании. Аккуратный носик сморщивается, когда сестра бросает взгляд на мой сэндвич. – Почему бы тебе не съесть это где-нибудь в другом месте? Я покажу тебе дома. – Что покажешь? – Теперь в разговор вклинивается один из парней. Дикси лишь качает головой: – Ничего особенного. Но я стою на своем: – Оно у тебя с собой, верно? – Господи, Джем, я же сказала, не сейчас! Иди и займи себя чем-нибудь. От твоего сопения уже пол трясется. Увидимся дома. – Жестко ты ее, Дикс, – гогочет второй парень. Я отворачиваюсь и потерянно скольжу взглядом по столовой, чувствуя, как на меня накатывает это мерзкое, но такое знакомое чувство. Чувство, что я снова оказалась не к месту. Я снова лишняя. Денни все еще пялится на меня из-за своего столика. Ткнув в его сторону многозначительно вытянувшийся третий палец, я вытряхиваю содержимое моего подноса в мусорку и ухожу из столовой. Когда подходит время урока физкультуры, меня вызывает мистер Бергстром. Первое, что я вижу, когда захожу в кабинет консультаций, – его знакомую, всегда такую спокойную улыбку. Этот человек обладает удивительным даром: стоит ему улыбнуться, как на душе становится легче. – Привет, Джем! – Здравствуйте. – Прости, что пришлось заставить тебя пропустить урок. У моего сына сегодня концерт, и мне придется уйти пораньше, но я очень хотел побеседовать с тобой сегодня. – Можете заставлять меня пропускать физкультуру сколько душе угодно, – ухмыляюсь я, но невольно бросаю взгляд в дверной проем. Интересно, меня уже хватились или нет? – Присаживайся. – Мужчина кивает в сторону кресла, и я покорно опускаюсь на мягкое сиденье. – Лука обмолвился, что за обедом ты выглядела подавленно. Я не знаю, что на это ответить. В ответ на мое молчание мистер Бергстром лишь задумчиво проводит рукой по свежевыбритой голове. Под его ногтями – темные полосы скопившейся грязи. Похоже, он снова работал во дворе. В те дни, когда я не могла выдавить из себя ни словечка, он увлеченно рассказывал мне о своем домашнем хозяйстве и ландшафтных проектах. – Так что, ты действительно чем-то расстроена? Я вжимаю голову в плечи: – Я не собираюсь снова слетать с катушек, если вы об этом. И терять контроль, и бросаться вещами, и кричать тоже. Я больше не хочу вытворять ничего из того, что я делала, когда впервые попала к Скарсгарду. – Допустим. Но я всегда прислушиваюсь к словам Луки. Он хороший парень. Знаешь, мне кажется, что он тебя понимает. Я пожимаю плечами: – И что же он сказал? – Что у тебя не всегда есть деньги на обед, да и еду с собой ты не носишь. Он переживает за тебя. – Зато сам-то он готовит своим детям каждый день. Это так мило. Мистер Бергстром только кивает. Я думаю о том, как же объяснить все это. То, почему меня так злит Лука. То, почему мне так хочется, чтобы его счастливые дети хотя бы один день прожили без него, – просто чтобы понять, каково это. То, почему я так отчаянно пытаюсь не дать ему подумать плохо о маме. Если бы мистер Бергстром только знал все это… Он бы точно подумал, что я ужасный человек. Разве можно назвать хорошим человека, который ненавидит чужих детей за то, что их жизнь складывается именно так, как и должна? – Дикси получила письмо от отца, – наконец-то выдавливаю я. – Правда? Мистер Бергстром откидывается на спинку кресла, закинув руки за голову. Мне всегда нравилось, как легко и расслабленно он держал себя со мной. Словно в этот самый момент для него не существовало ничего, кроме его кабинета и моих слов. – Он написал только ей, мне – ни словечка. И она никому не рассказывает, что там. А ведь она могла вообще ничего не узнать. Письмо случайно выпало из сумки. Не похоже, что мама планировала говорить Дикси о нем.