- Ты будешь спать здесь. - Почему? - широко раскрыла она глаза, попытавшись сделать шаг назад, но ни ноги не слушались, ни хватка Элиаса не позволила отступить. - Чтобы мне карту выкрасть было легче? Я не собираюсь красть. - Наоборот, - шептал с улыбкой Элиас. - Раз кто-то уже знает, что ты женщина, пусть думают, что тебе удалось меня, скажем, соблазнить... Может, мы любовники? - Не хочу верить, что вам хочется связываться с вонючей крысой, - продолжала удивляться Анхелика. - И не верь, - с этими словами Элиас отступал. Он проникновенно смотрел в глаза, опуская голову и медленно уходя спиной к комоду. Подмигнув не смевшей сделать пока ни шагу своей гостье, он развернулся, достал из комода аккуратно сложенную койку и в считанные минуты, сбросив с себя мешающийся камзол, подвесил её к потолку на торчащие там крюки. Анхелика с восхищением наблюдала за ним: как он был ловок, силён, как умело всё делал. Она поймала себя на мысли, что не просто восхищена, а любуется и его внешностью: мускулистым, крепким телом, видным под этой тонкой белоснежной рубахой. Лицо Элиаса было серьёзным, и его острые скулы выделялись сейчас ещё больше, придавая очарования и мужественности, от которой по телу Анхелики пробежали мурашки, что-то сжалось внутри, в животе. Сладкая нега и желание оказаться в сильных руках Элиаса, в его объятиях вновь, как была совсем недавно... - Ты спишь на кровати, разумеется, - улыбнулся Элиас, когда койка была готова, и снова улыбнулся застывшей на месте Анхелике: - Там ширма, - указал он рукой на ширму за нею. - Можешь раздеться. Анхелика скорее спряталась туда, сняла бандану, верхнюю жилетку, сапоги, но, оставшись в штанах и рубахе, решила, что дальше раздеваться всё же не будет. Выглянув из-за ширмы украдкой, она видела, что Элиас уже лежал в койке к ней спиной. Она успокоилась, уверенная, что он не следит за нею, и скорее забралась в постель, плотно укрывшись одеялом. «Зачем я вообще осталась здесь?» - промелькнула у неё мысль. - «Он как колдун. Одним взглядом заставляет делать по-своему. А почему я слушаюсь?! Но уже поздно уйти. Я не посмею... Но вроде бы он и не требует большего... А может,... может у него есть кто, какая-то...» - Наверное, вы очень её любите, - Анхелика сама не заметила, как озвучила мысли вслух. - Кого? Койку? - шутливо спросил Элиас, и она, широко раскрыв глаза, поняла ошибку, но надо было что-то отвечать: - Свою любимую. - Какую? - удивился Элиас. - Я один. - Я думала, она у вас есть,... раз койка имеется и кровать. - Да?! - тихо засмеялся он. - Я бы не спал в койке, уверяю. Я бы делил постель с ней. - Вы шутить умеете, я поняла, - прозвучал с обидой голос Анхелики. - И уважаю, что храните ей верность. - Я никому не храню верность. Или... ты пытаешься узнать, свободен ли я? - игриво спросил Элиас. - Бессердечный, - Анхелика скорее отвернулась лежать спиной, а Элиас снова смеялся... Глава 40 (жалость,... удобства и... опыт...) - А твои родители? - вдруг раздался голос Элиаса, когда он перестал смеяться и некоторое время царила абсолютная тишина. Анхелика, застыв в кровати и ещё плотнее прикрываясь одеялом, выдержала паузу. Она сглотнула от неприятных воспоминаний и тоски и тихо ответила: - Разве ваш дед не рассказал? Никого нет больше. Она замолчала. Резко. Без желания продолжать: «Нет, о чём я стала мечтать?... Чтобы он меня понял? Чтобы обнял вновь, а поцелуй... Тот поцелуй я не могу забыть... Нет! Должна! Забудь, дура!... Кто ты? Вонючая крыса... Выживу и это. Жила одна и жить одной. А это... Всего лишь игра. Конечно у него нет любимой. Он же целовал меня... Ему всё равно. Он играет, и я должна играть...» Та темнота, которая была в каюте, где совсем недавно казалось светлее, стала для неё давящей. Грусть наполнила не только Анхелику, измученную одиночеством и страхом будущности, но и вживающегося в её историю Элиаса. Он представил, как жутко потерять близких. Его родители ещё были живы, здоровы, радовались жизни. Её же — их нет. Анхелика когда-то была счастливой, у неё был дом и покой, которых теперь нет и уже не вернёшь никогда... Никогда не увидеть глаз родных, не услышать голос... Никогда их не обнять и не почувствовать тепло... Нет в реальности той магии, чтобы можно было оживить дорогих людей и сделать всё по-своему... Услышав, что Анхелика всхлипнула и покинула кровать, Элиас тут же поднялся следом. Анхелика встала у окна, уставившись на блёстки воды от фонаря, висевшего снаружи у бортика. Она старалась тихо плакать и не ожидала попасть в крепкие поддерживающие объятия. Элиас прижал её к себе. Он немного сжал её плечи в своих руках, давая понять, чтобы продолжала плакать, а он — здесь и сделает всё, чтобы не оставить одну, чтобы поддержать и передать веру в лучшее будущее. Он понимал, что будущее видится ей далеко не радужным, и всё больше и больше хотел помочь всё изменить. - Не жалейте меня, - выдала сквозь слёзы Анхелика. - Увы, поздно... Жалею, - ответил нежно он. - Мне не поможет ваша жалость, - толкнула она его в грудь и сделала шаг назад, упёршись в угол. Она смахнула слёзы и упрямо приняла гордый вид. Неприступность — вот что должен был увидеть Элиас. Но он видел всё иначе. Теперь всё было иначе. Он испытывал жалость, он признавался себе в этом, но было здесь ещё что-то, что не давало покоя. Эту девушку, избитую судьбой и пытающуюся не сорваться с обрыва чести, не пасть в поток жестокой реки и не стать павшей или утонувшей безвозвратно, хотелось держать в руках и пронести хотя бы немного по жизни так, чтобы она испытала истинное счастье. Именно счастья хотел он для неё. Элиас помотал головой, не находя нужных слов, и всё, что вылетело из его уст, было нежное: - Анхелика... Он резко схватил её, не давая даже попытаться вырваться, и держал в своих объятиях, пока она всё же старалась не плакать, но слёзы текли рекой: - Я же вонючая, а вы обнимаете,... пачкаетесь... - Пачкаюсь?! - обвив руками вокруг талии, так Элиас и прижал её плотно к себе. - Ты ведь не всегда так жила. Расскажи. - Вам охота поиграть со мной, - посмотрела она строго. - Моряки голодные до женщин. Я в этой игре в любом случае проиграю, силой или нет. - О чём ты, - не соглашался Элиас. Он помотал головой, долго смотрел в глаза, словно читал мысли Анхелики, уставившейся с видимой гордостью и обидой. Она не двигалась в его руках, будто пойманная птица. Будто было уже всё равно, что данный охотник теперь с нею сделает. - Погоди, - Элиас убрал руки и отступил. - Я сейчас... Он скрылся за другой дверью, оставив ту открытой. Там было светло. Видимо, фонари ещё не были потушены. Что находилось в той комнате — Анхелика не знала, но догадывалась: уборная. Как и в каюте Константина.