Часть 6 из 36 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
вдуматься, так ли уж велика разница между эполетом на плече и вытертым до блеска локтем пиджака? И тот и другой блестят. Вместо треуголок и киверов на головах людей были кепки, но многие
из них были заломлены под таким же залихватским и бесшабашным углом. Вот возьмем, например, одного из председательствующих во время собрания бюрократов. Совершенно очевидно, что по
своему положению он может себе позволить купить или сшить на заказ приличный костюм, но нет же, он ходит в рванине, чтобы продемонстрировать свое пролетарское происхождение,
отреченность от всего мирского и то, что думает он только о мировой революции, а не о ширине лацкана пиджака!Одетый как босяк номенклатурщик оказался председателем собрания. Он
призвал всех к порядку, попросил тишины в зале и объявил второе заседание Первого съезда московского отделения Всероссийского союза рабочих-железнодорожников открытым.В течение
первых пятнадцати минут заседания собравшиеся молниеносно разобрались с шестью вопросами. Граф уже начал думать о том, что это собрание может закончиться до того, как у него от неудобной
позы безбожно заболит спина. Однако следующий вопрос повестки дня вызвал бурные споры и обсуждения. Вопрос касался изменений в уставе союза, а именно седьмого предложения второго
параграфа, текст которого секретарь громко зачитал вслух.О, это было воистину грандиозное предложение, с несметным количеством запятых, которое разливалось как море и никак не хотело
дойти до точки. Судя по всему, в это предложение намеревались впихнуть все лучшие качества союза железнодорожников и его членов: мускулистые плечи рабочих, их твердую поступь, стук
молотков на путях погожим летним утром, лопаты, которыми кидали в топку уголь, и вселяющий надежду на светлое будущее звук паровозных свистков в ночи. И в конце этого гигантского
предложения, в самой его кульминационной точке, был пассаж о том, что труд рабочих Союза железнодорожников России «способствует делу поддержания сообщения и ведения торговли
между регионами страны».Граф вынужден был признать, что после обещающей преамбулы апогей и развязка оказались самыми прозаическими.Однако возражения и претензии
участников собрания были не по поводу фразы как таковой, а касались исключительно слова «способствует». Участники сочли, что данное слово недостаточно хорошо определяет роль
железнодорожников в жизни страны.– Ну что такое «способствует»? – кричали с задних рядов. – Звучит как-то неконкретно и
размазанно!– Да! Где пролетарская четкость и прямота?!– Что это за манная каша?!Однако какой глагол лучше остальных мог описать вклад
железнодорожников в дело построения светлого будущего? Какой глагол великого и могучего русского языка способен вместить капли пота кочегаров, инженерный гений инженеров,
ответственность ремонтных рабочих и накачанную мускулистость тех, кто кладет шпалы?Последовал ряд предложений.«Ускоряет».«Движет
вперед».«Обеспечивает».Собравшиеся живо дебатировали преимущества и недостатки этих и многих других предложенных слов. Делегаты жестикулировали, топали
ногами, приводили логические аргументы и делали эмоциональные выводы. Температура в зале повышалась и превысила отметку в тридцать градусов Цельсия.Когда граф начал было
подозревать, что все это обсуждение может закончиться дракой, какой-то скромного вида юноша из десятого ряда сказал, что слово «способствует» можно заменить двумя словами:
«обеспечивает и гарантирует». Юноша (щеки которого становились все краснее и краснее по мере того, как он аргументировал свое предложение) объяснил, что эта пара слов, по его
мнению, отражает не только дело прокладки рельсов, управления транспортом, но и постоянную работу по поддержанию железнодорожных путей в рабочем состоянии.– Вот это
интересно.– Точно! Прокладка путей, управление и поддержание.– Обеспечивает и гарантирует.В зале раздались громкие аплодисменты. Казалось, что
предложение тщедушного юноши вот-вот одобрят со скоростью, с которой локомотив несется по Транссибирской магистрали. Все к тому и шло, как вдруг во втором ряду встал некий потрепанный
персонаж. Это был настолько жалкий человечишка, что возникали вопросы о том, как вообще он оказался среди гордой когорты железнодорожных мужей. Однако когда шум в зале приутих, этот,
судя по всему, бухгалтер, властелин карандашей и император ластиков, заявил писклявым голосом следующее: «Поэтическая лаконичность требует избегать двух слов в ситуации, когда
можно обойтись одним».– Че он там сказал?– Что-что?Несколько негодующих делегатов вскочили и уже хотели схватить возмутителя порядка за
шкирку с целью выдворить его из зала. Но они не успели выполнить задуманное, так как дородный мужчина из пятого ряда встал и громко произнес:– При всем уважении к
поэтической лаконичности, у мужских особей всегда наличествуют два предмета, хотя, по этой логике, хватило бы одного.Бурные аплодисменты.Делегаты единогласно приняли решение о
замене слова «способствует» на пару «обеспечивает и гарантирует». Граф на балконе должен был признать, что политические дискуссии могут иногда быть и не таким
скучными, как он привык считать.После окончания заседания, когда они с Ниной ушли с балкона, граф должен был признать, что очень собой доволен. Ему понравилась проведенная им
параллель между людьми, которые отдают дань уважения и хотят «засветиться» в обществе, и сознательно опаздывающими. Тот, кто поступает подобным образом сейчас, мало
чем отличается от того, кто занимался этим в прошлом. Он придумал несколько забавных синонимов, способных заменить выражение «обеспечить и гарантировать», на, например,
«катиться и суетиться» или «пыхтеть и свистеть». Если бы Нина спросила, что он думает о прошедшем заседании, он бы ответил, что это было просто шекспировское
действо. Шекспировское в духе полицейского пристава Кизила[22] из комедии «Много шума из ничего». Так и было, много шума из ничего. В общем, граф высказался бы приблизительно
так.К счастью, разговор с Ниной прошел немного по-другому. Когда девочка спросила, что он думает о заседании, она настолько сильно хотела поделиться своими впечатлениями, что не дала
графу времени, чтобы ответить.– Правда, это было просто замечательно?! Это же было бесподобно! Ты когда-нибудь ездил на поезде?– Я вообще предпочитаю
путешествовать на поезде, – ответил граф, слегка удивленный ходом мыслей Нины.Она возбужденно кивнула.– И я тоже. Ты же видел, как проносятся за окном
деревни, леса и поля, пил чай, слушал разговоры других пассажиров и засыпал под убаюкивающий стук колес?– Да, именно так все и было.– Вот и я об этом. Но
ты когда-нибудь думал о том, как попадает в топку паровоза уголь? Ты задумывался о том, как прокладывают пути в горах или болоте?Граф задумался. Представил.
Проникся.– Никогда не думал на эту тему, – признался он.Она посмотрела на него, как на человека, который все понимает и разделяет ее точку
зрения.– Потрясающе.Действительно, если посмотреть на все произошедшее с этой точки зрения, возразить совершено нечего.Через несколько минут граф уже стучал в
дверь комнаты, в которой работала скромная и робкая Марина. Граф стоял перед дверью, прикрывая заднюю часть брюк газетой.Стоя перед дверью, он вспомнил о том, что раньше в этой
комнате на немецких швейных машинках работали три швеи. Как три мойры[23], они резали, кроили и шили. Они укорачивали или удлиняли подолы, подшивали брюки. После революции всех трех
благополучно уволили. Швейные машинки затихли и, видимо, стали собственностью трудящихся. А что стало с комнатой? То же самое, что и с магазином Фатимы. Неподходящее время, чтобы
заниматься нарядами, бросать букеты и носить цветы в петлице.К 1921 году занавески, постельное белье и салфетки, являвшиеся собственностью отеля, сильно обветшали. Однако никто не
собирался их заменять на новые. Поэтому администрация отеля назначила Марину швеей, и с этих пор добрая традиция чинить одежду и постельное белье в стенах отеля
возобновилась.– Ах, Марина, – произнес граф, когда та открыла дверь. – Как я рад, что застал тебя здесь за работой!Марина посмотрела на него с
подозрением.– А где еще вы могли меня сегодня застать?– Ты совершенно права, – ответил граф. Он самым очаровательным образом улыбнулся,
повернулся на девяносто градусов, быстро приподнял газету и вежливо попросил ее о помощи.– Но я же вам вроде на прошлой неделе зашивала брюки?– Я опять
вместе с Ниной подглядывал, – объяснил он. – С балкона в бальном зале.Швея посмотрела на графа с недоумением.– Если вы носитесь с
девятилетней девочкой, то зачем вам надевать такие штаны?Графа удивил ее тон.– Когда я одевался сегодня утром, то совершенно не собирался с ней носиться. Эти брюки
мне сшили на Сэвил-роу[24].– Совершенно верно. Они сшиты на заказ, чтобы сидеть в гостиных и салонах.В тот день Марина не вела себя как тихоня и скромница, а говорила
то, что думала, и граф, поняв, что разговор не клеится, поклонился ей в знак прощания.– Ой, перестаньте! – воскликнула Марина. – Хватит этих фокусов.
Заходите за ширму и снимайте штаны.Граф молча зашел за ширму, снял брюки и передал их Марине. Настала тишина. Граф понял, что Марина присела, вставила нитку в иголку и начала
шить.– Ну что ж, пока я занимаюсь вашими штанами, можете рассказать, что вы делали на балконе, – произнесла она.Пока она шила, граф поведал ей о том, что
слышал и видел во время собрания, а также поделился своими мыслями и соображениями по этому поводу. Под конец рассказа он должен был признать, что везде, где он видел незыблемость
социальных условностей и находил повод для ироничной констатации неизменности человеческой природы, Нина видела лишь энергию, динамизм и неуклонное движение к намеченной
цели.– Ну и что же в этом плохого? – поинтересовалась швея.– Ничего плохого в этом нет, – должен был признать граф. –
Просто совсем недавно она пригласила меня на чай и расспрашивала о правилах поведения принцесс…Марина передала зашитые брюки графу за ширму и покачала головой, как человек,
который должен сообщить своему собеседнику правду, которая может показаться тому не очень приятной.– Маленькие девочки быстро теряют интерес к принцессам, –
сказала Марина. – Более того, они вырастают из этого интереса гораздо быстрее, чем мальчики вырастают из своего интереса ко всяким проказам.Граф поблагодарил Марину и
вышел из двери ее комнаты в брюках, за которые ему уже не надо было стыдиться, и тут же столкнулся с коридорным, стоявшим прямо под дверью.– Простите, граф
Ростов!– Все в порядке, Петя. Это я на тебя натолкнулся.Петя даже не заметил, что с его головы упала фуражка, и граф наклонился, поднял ее и водрузил ему на голову.
После этого он повернулся и собрался отправиться по своим делам.– Граф, я искал именно вас.– Меня?– Да. Вас хочет видеть господин Халеки.
Он просил вас подойти к нему в кабинет на пару слов.Граф уже четыре года прожил в «Метрополе», и за все это время его ни разу не вызывал к себе управляющий отелем. Более
того, граф даже ни разу не видел этого управляющего.Иосиф Халеки был одним из немногих руководителей, которые мастерски освоили искусство делегирования полномочий. Он перепоручил
и доверил управление отелем работникам, ответственным за ту или иную сторону ведения бизнеса, и самоудалился от процесса принятия решений. Он прибывал в отель в восемь пятнадцать утра и
быстро шел в свой кабинет с озабоченным выражением лица человека, опаздывающего на важную встречу. По пути к кабинету он в знак приветствия кивал подчиненным и просил свою секретаршу,
чтобы его не беспокоили. После чего плотно закрывал за собой дверь кабинета.И чем же он занимался в кабинете?Трудно сказать, чем, потому что его практически никто не видел. Те,
кому доводилось побывать в кабинете управляющего, говорили о том, что на его столе не было никаких документов и бумаг, телефон звонил редко, а вдоль стены стояла обитая красным бархатом
кушетка с подушками, и эта кушетка всегда была подозрительно примята, как будто на ней только что спали…Иногда то или иное чрезвычайное обстоятельство (например, пожар на кухне
или недовольство клиента счетом) заставляло его подчиненных стучать в дверь кабинета, чтобы поговорить с начальством. Каждый раз, когда это происходило, на лице управляющего появлялось
такое выражение глубочайшей усталости, недовольства и разочарования работой подчиненных, что те моментально уверяли, что сами со всем разберутся, просили извинения за беспокойство и
тотчас убегали. В результате «Метрополь» стал одним из самых безупречно и эффективно функционирующих отелей в Европе.Графа очень удивило желание управляющего его
видеть. Петя повел Ростова по длинным коридорам и в конце концов довел до закрытой двери кабинета управляющего. Граф предполагал, что Петя постучит и сообщит управляющему о его
прибытии, однако этого не произошло. Петя как-то робко показал графу на дверь и бесследно исчез. Граф немного подумал и постучал. Из-за закрытой двери послышались неопределенные звуки,
после чего граф услышал: «Входите!»Открыв дверь, граф увидел, что управляющий сидит за письменным столом. В руке господина Халеки была ручка, однако никаких бумаг,
требующих подписи, да и вообще бумаг как таковых на столе не наблюдалось. Граф не был человеком, склонным делать скороспелые выводы, но он заметил, что волосы управляющего с одной
стороны головы примяты, а очки на носу сидят криво.– Вы хотели меня видеть? – спросил граф.– Ах да! Граф Ростов, входите.Граф подошел к
двум стульям, стоявшим перед письменным столом, и обратил внимание на то, что на стене висели несколько английских гравюр с изображением сцен охоты.– Прекрасные
гравюры, – заметил граф и сел на стул.– Что? А, гравюры… Да, очень милые. Согласен.Управляющий снял очки и усталым жестом потер глаза. Потом он
встряхнул головой и глубоко вздохнул. Граф с сочувствием спросил:– Чем могу быть полезен?Управляющий кивнул и положил обе руки на стол.– Граф
Ростов, – произнес он. – Вы уже много лет являетесь гостем нашего отеля. Мне даже кажется, что вы останавливались в «Метрополе» во времена, когда
управляющим был мой предшественник…– Совершенно верно, – ответил граф с улыбкой. – В первый раз я остановился в «Метрополе»
в августе 1913 года.– Да.– В номере 215, если мне память не изменяет.– Да, очень хороший номер.Они
помолчали.– Мне сообщили, – произнес наконец управляющий, – что, обращаясь к вам, сотрудники отеля… продолжают использовать… некие
почтительные формы обращения и титулы…– Титулы?– Да. А именно: ваше сиятельство.Граф задумался.– Совершенно верно.
Некоторые именно так ко мне и обращаются.Управляющий грустно кивнул.– Вы, вероятно, можете представить, в какое положение это меня ставит.Граф не мог взять в
толк, в какое положение ставит управляющего то, что сотрудники отеля обращаются к графу, называя его титул. Но, видя перед собой совершенно изработавшегося человека, он испытывал к нему
только чувство симпатии и не хотел ставить его ни в какие щекотливые положения. Поэтому он промолчал и решил послушать, что скажет господин Халеки.– Лично у меня нет
никаких возражений, но что могут подумать другие…Он сделал в воздухе неопределенный жест рукой и откашлялся.– Я должен приказать сотрудникам, чтобы они
больше не использовали по отношению к вам титулы и старые формы обращения. Думаю, вы согласитесь со мной, что времена изменились.Управляющий замолчал и с надеждой посмотрел на
графа, который поспешил его уверить, что времена действительно изменились.– Бесспорно, господин Халеки, времена изменились, и джентльмен должен измениться вместе с
ними.Халеки посмотрел на графа с выражением благодарности на лице, которое бывает у человека, осознающего, что собеседник его прекрасно понял и больше ему ничего объяснять не
нужно.Тут раздался стук в дверь, и в дверном проеме появилось лицо Аркадия – консьержа, сидевшего не ресепшене. Управляющий увидел Аркадия, и его плечи поникли.
Господин Халеки показал рукой на графа.– Аркадий, ты же видишь, что я с гостем разговариваю.– Простите, господин Халеки. Извините, граф
Ростов.Аркадий поклонился управляющему и графу.– Ладно, Аркадий, в чем дело?Консьерж сделал жест рукой, как бы подзывая управляющего сообщить ему
конфиденциальную информацию.– Хорошо, сейчас выйду.Управляющий упер руки в стол, встал и прошаркал мимо графа. Он вышел в коридор и закрыл за собой дверь,
оставив графа в своем кабинете.«Ваше сиятельство, – философски рассуждал граф, – ваше превосходительство, ваше высочество. Боже, когда-то эти титулы
вселяли надежду на то, что ты живешь в цивилизованной стране. Но сейчас, судя по всему, времена изменились…»Граф как-то неопределенно взмахнул рукой в
воздухе.– Ну, что ж. Может быть, все к лучшему, – произнес он вслух.Он встал и подошел к гравюрам, чтобы получше их рассмотреть. На гравюрах были
изображены три стадии охоты: «Собаки взяли след», «Сигнал» и «Гон». На первой гравюре были изображены собаки. На второй – молодой
человек в высоких сапогах и камзоле. В руках молодого человека был медный рожок. Это был изогнутый рожок, которые использовали во время охоты, наверное, еще в рыцарские времена. Вне
всякого сомнения, это был красивый и мастерски изготовленный предмет, освещенный вековыми традициями. Однако нужен ли этот предмет в наши дни? Да и не только рожок – стоит ли
собирать целый отряд нарядно одетых молодых людей на чистокровных рысаках и целую стаю натасканных собак только для того, чтобы загнать лису в нору? Скорее всего, в наши времена это
совершенно лишнее.Времена действительно меняются. Неизбежно меняются. Меняются так, что старого уже не вернуть. Меняются, невзирая на наши чувства по поводу происходящего.
Времена меняются, и устаревшими становятся не только старые формы обращения и титулы, но и серебряные колокольчики, которыми хозяйки просят лакеев принести перемену блюд,
инкрустированные перламутром оперные бинокли и многие другие красивые, но не идущие в ногу со временем вещи.«Когда так тщательно и мастерски сделанные предметы становятся
совершенно бесполезными, переживают свой срок годности, в них отпадает всякая потребность», – подумал граф.Он тихонько подошел к двери, прислушался и понял, что за
дверью говорят трое: управляющий, Аркадий и кто-то еще. Звуки голосов были приглушенными, но по их тону граф сделал вывод, что разговор далеко не закончен. Граф снова отошел к стене с
гравюрами. Стены кабинета управляющего были покрыты деревянными панелями. Граф отсчитал вторую панель снизу от гравюры с изображением погони или, как выражаются охотники, гона,
приставил ладонь к центру панели и слегка надавил. Панель поддалась под его рукой и немного ушла в глубь стены. Граф услышал щелчок, отнял руку, панель открылась, и в глубине стены он
увидел тайник. В этом тайнике, как и описывал ему великий князь, стоял медный ящичек. Граф достал ящичек, открыл крышку и увидел, что внутри лежат именно они, сделанные рукой настоящего
мастера, такие на вид безобидные и безопасные.– Прекрасно, – сказал граф, – просто прекрасно.Неожиданная встреча– Выберите
карту, – предложил граф самой низенькой из балерин.Когда в тот вечер граф зашел в бар «Шаляпин», чтобы выпить вечерний аперитив, он увидел там трех стоявших у
стойки в ряд балерин. Их ладони лежали на барной стойке, и вид у балерин был такой, что они сейчас начнут делать plié[25]. За исключением этих балерин в баре был всего лишь один
уставившийся в дно своего стакана посетитель, поэтому граф счел вполне корректным подойти к дамам и завязать с ними разговор.Как только девушки открыли рот, он понял, что они не из
столицы. Как выяснилось, всех их художественный руководитель Большого театра Горский нашел в провинции, куда каждый год осенью выезжал в поисках новых талантов для кордебалета. У
балерин были длинные ноги и короткий торс, именно то телосложение, которое предпочитал Горский. Правда, барышни были совсем молоденькими и на их лицах не было выражения отчужденности,
свойственного известным и опытным исполнительницам. Сам факт, что эти молодые особы явились в бар «Метрополя» без мужской компании, свидетельствовал об их
неискушенности.«Метрополь» находился вблизи от Большого театра, поэтому художественный руководитель заходил сюда, чтобы обсудить творческие вопросы со своими
прима-балеринами. Если бы Горский обнаружил в баре трех молодых балерин, попивавших мускат, то вскоре им бы пришлось исполнять па-де-де в Петропавловске.Возможно, графу, который
все это знал, стоило предупредить молодых балерин.Но личная свобода и свобода выбора являются основой морали со времен древних греков, поэтому граф, как истинный джентльмен, не
стал советовать милым девушкам покинуть помещение по той причине, что у них могли возникнуть в связи с этим разные проблемы.Поэтому граф, несмотря на то что дни, когда он ухаживал за
девушками, остались в прошлом, сделал им несколько комплиментов, поинтересовался, как им понравилась Москва, поздравил их с успехом и достижениями, настоял на том, что заплатит за их вино,
узнал, откуда они, и потом предложил показать карточный фокус.Аудриус передал графу колоду карт, на рубашке которых был герб «Метрополя».– Прошло много
лет с тех пор, как я показывал этот фокус в последний раз, – признался граф, – поэтому прошу вас строго меня не судить и набраться терпения.Он начал перемешивать
колоду. Три балерины, словно грации из древнего мифа, смотрели на него. Отношение каждой к тому, что делал граф, было разным: одна обратила на него невинный взор, вторая смотрела глазами
романтика, а у третьей был скептический взгляд. Балерину, которая смотрела невинными глазами, граф и попросил выбрать карту.Пока девушка соображала, какую карту выбрать, граф
почувствовал, что кто-то стоит у него за спиной и смотрит ему через плечо. Граф подумал, что наверняка объявленный им карточный фокус привлек внимание какого-нибудь клиента, однако, когда
он повернулся, чтобы подмигнуть стоявшему за спиной, то увидел, что это был консьерж Аркадий.– Простите за беспокойство, граф Ростов. Можно вас на
секунду?– Конечно, Аркадий.Он улыбнулся балеринам и отошел с Аркадием на несколько шагов в сторону. Аркадий поведал графу следующее: в половине седьмого
какой-то господин постучался в номер, в котором проживал секретарь Тараковский. Когда партийный функционер открыл дверь, господин захотел узнать его имя, а также то, что тот делает в этом
гостиничном номере. Тараковский ответил, что он проживает в этом номере, после чего незваный гость потребовал, чтобы его впустили внутрь. Когда Тараковский отказался выполнить эту просьбу,
незнакомец вломился в номер, осмотрел все комнаты и даже зашел в salle de bain[26], в которой госпожа Тараковская занималась своим toilette.Аркадия по телефону вызвали в номер.
Секретарь Тараковский пребывал в самом возбужденном состоянии, размахивал руками и требовал, чтобы вызвали управляющего и защитили права «постоянного клиента отеля и партийного
работника со стажем».Незваный гость в это время сидел на диване, скрестив руки на груди. Он заявил, что предложение Тараковского его полностью устраивает и он сам готов вызвать
управляющего. По поводу большого партийного стажа секретаря Тараковского он заявил, что сам вступил в партию еще до рождения секретаря, что кажется весьма сомнительным, поскольку
товарищу Тараковскому уже за восемьдесят…Граф внимательно выслушал Аркадия и заметил, что эта удивительная история произведет впечатление на любого гостя известного отеля,