Посвящается всем тетушкам, особенно – моим Ту-Ревьенс Дом на утесе – как корабль, исчезающий во мгле. Шпиль – мачта, лес вокруг – беспокойные волны, набегающие на судно. А может, корабли ей теперь повсюду мерещатся? Ведь сейчас девушка на борту яхты и не может думать ни о чем другом. Волна подхватывает судно, Джейн теряет равновесие и неуклюже падает. Другая волна медленно накатывает со стороны иллюминатора. – Я мало ходила на яхтах. Думаю, у тебя в этом опыта побольше, – говорит она спутнице. Киран лежит на спине, прикрыв глаза, и никак не реагирует на слова Джейн. Нет, это не морская болезнь. Всего лишь скука. – Как и у моей тетушки Магнолии, – продолжает Джейн. – Моя семейка когда-нибудь сведет меня в могилу! – наконец произносит Киран. – Надеюсь, мы утонем. Яхта называется «Киран». В иллюминатор салона Джейн наблюдает за Патриком. Промокший до нитки капитан суетится на палубе, безуспешно пытаясь набросить на кнехт швартовочный канат. Белый парень, чуть старше двадцати, с ежиком темных волос, густым зимним загаром и ярко-голубыми глазами – Джейн сразу обратила на них внимание. Видимо, кто-то должен был встречать его на причале, чтобы подсобить, да так и не появился. – Киран, а давай поможем Патрику? – Поможем с чем? – Ну, не знаю… Пришвартоваться. – Шутишь? Патрик отлично со всем справляется сам! – Так уж и со всем? – Патрику никто не нужен, – отрезала Киран. – Совершенно! – Ладно, – пожимает плечами Джейн, теряясь в догадках. Интересно, реакция Киран – ее обычный сарказм или все-таки между ними с Патриком что-то есть? Из нее-то и слова не вытянешь – бывшая репетиторша порой просто невыносима. Тем временем Патрик наконец успешно набрасывает канат и, демонстрируя красивое тренированное тело, аккуратно подтягивается, чтобы причалить. Похоже, он в самом деле может все. Еще как может. – А этот Патрик – он кто? – Мы росли вместе – я, Рави и Патрик Йелланы. А потом он и его младшая сестра Айви работали на моего отца. Его родители тоже работали на папу, пока не погибли в автокатастрофе пару лет назад, во Франции. Ой, прости, – она бросила на Джейн опасливый взгляд, – не хотела тебе напоминать об аварии. – Ничего, – машинально отвечает Джейн, пытаясь собрать воедино все эти имена и события. Киран – англо-американка по отцовской линии и англо-индианка по материнской. Ее родители развелись, отец женился повторно. Ко всему прочему, она неприлично богата. У Джейн раньше не было друзей, которые росли вместе со своими слугами. «А Киран мне подруга? – задумывается она. – Или просто знакомая? Бывшая наставница?» Киран на четыре года старше, какое-то время она училась в одном колледже с Джейн и давала ей, старшекласснице, частные уроки литературного мастерства. Джейн никогда не видела Рави, но знала, что это брат-близнец Киран, часто навещавший ее в колледже. С приездами брата Киран заметно менялась: приходила на занятия позже, с сияющим лицом, и была куда менее требовательной, чем обычно. – Перевозкой на остров занимается Патрик? – спрашивает Джейн. – Не только, – отвечает Киран, – еще пара человек. – Они с сестрой живут в вашем доме? – Все в нем живут. – Ну и как, приятно вернуться в родные пенаты? Повидаться с друзьями детства… Джейн забрасывает удочку, провоцируя подругу на откровенность, и размышляет о том, какие отношения со слугами складываются тогда, когда человек настолько богат. Но Киран не спешит отвечать, поджав губы и уставившись в одну точку. Джейн начинает беспокоиться, не допустила ли она бестактность. – Раньше, встречая Патрика после долгой разлуки, я понимала, что наконец-то вернулась домой. – Теперь нет?.. – Все сложно. – Киран пожимает плечами. – Давай не будем об этом, вдруг он услышит. Патрику понадобились бы сверхспособности, чтобы уловить хоть слово из их разговора, но Джейн не упорствует в своем любопытстве. Сквозь запотевшее от ливня стекло она рассматривает силуэты других судов, больших и маленьких, стоящих в крохотной бухте. И суда, и бухта, и все восточное побережье острова с венчающей его громадой особняка, и каждое колышущееся деревце на этом острове – все принадлежит отцу Киран, Октавиану Трэшу Четвертому. – Как мы доберемся до Дома, – спрашивает Джейн, заметив, что к побережью нет ни одной дороги, – наденем акваланги? Киран фыркает и вдруг одобряюще улыбается: – Поедем на машине. Знаешь, я скучала по твоей потешной манере разговаривать. И одежда у тебя смешная. В рубашке с золотистым зигзагообразным узором и вельветовых брюках винного цвета Джейн напоминает аквариумную рыбку тетушки Магнолии – не то клоуна, не то морского окуня. Девушка ловит себя на мысли, что каждый раз, выбирая одежду, вспоминает о тете. – Понятно. А когда намечается Праздник весны? – интересуется Джейн. – Не помню… – Киран задумывается. – Может, послезавтра? Или послепослезавтра… Скорее всего, на выходных. В честь каждого времени года Октавиан Трэш устраивает торжества в своем Доме у моря. Из-за этого Киран и приехала сюда. Она всегда приезжает домой на Праздник весны. Но в этот раз, по неведомым Джейн причинам, Киран позвала ее с собой, хотя с их последней встречи прошел почти год – с тех пор, как Киран закончила колледж и уехала. Бывшая репетиторша зашла в книжный магазин, где работала Джейн, чтобы, как и все приезжие выпускники, воспользоваться местным туалетом. Тут-то они и встретились. Оцепеневшая Джейн замерла у информационной стойки, глядя на Киран. На плече у той висела внушительных размеров сумка. Со скучающим видом девушка направлялась в сторону Джейн. Если бы это была не Киран, а любая другая тень из прошлого, Джейн непременно бы отвернулась, закрыла лицо темными кудрями и застыла изваянием, надеясь, что ее не заметят. Однако, увидев Киран Трэш, Джейн мгновенно вспомнила обещание, которое тетушка Магнолия клещами вытащила из нее перед своей последней фотоэкспедицией. – О, Дженни! Это ты! – сказала в тот день Киран, остановившись у стойки. Она покосилась на татуировку медузы, украшающую запястье Джейн. Из-под рукава выглядывали щупальца. – Киран. – Джейн непроизвольно дотронулась до собственной руки. Татуировка была свежей. – Привет. – Учишься? – Нет, – ответила Джейн, – бросила. Работаю. В книжном, – добавила она. Она озвучивала очевидное, на самом деле ей вовсе не хотелось перетирать эту тему. Однако Джейн уже научилась поддерживать пустые, ничего не значащие разговоры, заполняя тишину фальшивым энтузиазмом, используя свои неудачи для поддержания беседы, лишь бы не допустить следующего вопроса. Но Киран все-таки спросила: – Как тетя? Железное самообладание, уже на уровне мышечной памяти. И короткий безжалостный ответ: – Умерла. – О-о, – Киран сузила глаза, – тогда неудивительно, что ты бросила учебу. Ее реакция была не такой сочувственной, как у большинства, и потому не так тяготила. Всякий раз, когда кто-то говорил об этом, у Джейн першило в горле от досады. – Я бы все равно бросила. Ненавидела школу. Одноклассники – ужасные снобы, а мне не давалась биология. – Профессор Гринхут? – спросила Киран, пропустив мимо ушей ее выпад про снобов. – Ага. – В узких кругах известный как пафосный придурок. Вопреки ее худшим опасениям, Джейн улыбнулась. Гринхут считал, будто его ученики уже знают биологию от и до. Возможно, правильно считал: ведь во всем классе только у Джейн возникли трудности с его предметом. Тетушка Магнолия, которая вела факультативы по морской биологии, всегда рассказывала о своем предмете взахлеб, не ограничиваясь рамками школьной программы. «Гринхут просто заносчивый самодовольный осел, – однажды бросила она в сердцах и добавила: – Да разве можно обижаться на ослика Иа-Иа? Он пытается выжить тех учеников, которые не собираются поступать в престижные вузы». – «И ему это удается», – вздохнула Джейн. – А ты не хочешь доучиться где-нибудь в другом месте? Подальше отсюда. Иногда бывает полезно уехать из дома. – Ну да. Возможно. Джейн всю жизнь прожила в этом маленьком университетском городке на холмах. Для преподавательских детей обучение было бесплатным. Может быть, Киран права, и следует поискать другую школу. Обычную государственную, где она не будет чувствовать себя на фоне других учеников такой… простушкой, что ли. В прежней школе учились дети со всего мира, и у их родителей было до неприличия много денег. Ее соседка по комнате проводила лето во французской глубинке. Когда она узнала, что в старших классах Джейн брала уроки французского, то загорелась и принялась разговаривать с ней по-французски о городах, про которые Джейн и слыхом не слыхивала, и о сырах, которых она в жизни не пробовала. Ей не хотелось ходить на занятия. Она наблюдала за всем, что на них происходит, как будто со стороны. Собственная жизнь виделась жалкой и никчемной. В конце концов девушка стала чаще ночевать у тети Магнолии, чем в своей комнате общежития. Казалось, она проживает не свою биографию, а какую-то из ее параллельных версий, которая ей совсем не нравится. Джейн ощущала себя кусочком пазла, не подходящего ни к одной картинке. – Ты можешь найти что-то связанное с искусством и продолжить учебу там. Помню, ты делала крутые зонтики. – Это не искусство. Это всего лишь самодельные зонтики. – Ладно, не важно. Где сейчас живешь? – В квартире у себя в городке. – В той же самой, где вы жили с тетушкой Магнолией?