Она всегда думала, что, как старшая дочь в семье, первой выйдет замуж, поэтому была шокирована, когда получила письмо от отца с сообщением о том, что Лиззи выдадут за сэра Энтони Утреда, вдовца, которого отец знал с тех времен, когда сражался за короля; служаку, руководившего королевскими гарнизонами в Бервике и на шотландской границе. Помимо своих военных обязанностей на севере, сэр Энтони проявлял меркантильный интерес к разным графствам и во время посещения Уилтшира провел две ночи в Вулфхолле, увидел Лиззи, был очарован и попросил ее руки. Что-то в этом роде. Свадьбу откладывать надолго не стали. Мать спешно занялась приготовлениями, а после церемонии сэр Энтони отвезет свою суженую на север, в Йоркшир, где она станет хозяйкой двух больших домов – Кексби-Холла и поместья Леппингтон. Кексби подарил сэру Энтони сам король, весьма к нему благоволивший. Особняк был частью собственности, конфискованной у кардинала Уолси, умершего в прошлом ноябре по пути в Тауэр, где он должен был предстать перед судом по обвинению в измене. Джейн отложила письмо. Она была рада за Лиззи, которой брак сулил такие выгоды, однако это известие заставило ее с новой силой почувствовать, как она сама хотела выйти замуж, иметь детей и свой дом вроде того, в котором выросла. Быть похожей в этом на мать не такая плохая судьба. Но больше всего огорчало ее то, что Лиззи выйдет замуж первой. Ей ведь еще не исполнилось тринадцати! Похоже, отец молчаливо признавал тот факт, что его старшая дочь не пригодна к браку, и бросил заниматься ее сватовством. Но потом Джейн утешила себя тем, что сэр Энтони видел Лиззи и попросил ее руки. Какой отец отказался бы от такого выгодного союза? Она написала домой, посылая поздравления и желая Лиззи всевозможных радостей в будущем. Королева разрешила ей поехать на свадьбу, и Джейн вместе с братьями отправилась домой на торжества. Вся семья и целое скопище родственников Утреда собрались в огромном десятинном амбаре[10] на свадебный пир. Мать превзошла себя: к столу подавали запеченное мясо разных видов, пышные пироги, вкуснейшие торты, лосося под соусом, каплунов в вине, бланманже и ягоды в желе. Во главе стола восседали добродушный сэр Энтони и его маленькая невеста, одетая в желтое платье, которое она самостоятельно украсила вышивкой. Джейн радовалась за сестру и принимала участие в общем веселье и разговорах, но не могла удержаться от чувства ревности. Это она должна сидеть там в свадебном наряде. Ей уже двадцать два – почти старая дева. Когда убрали со столов и зажгли свечи, начались танцы. Музыканты завели броль, или бранль, как на придворный манер называла этот танец Джейн. Новобрачные спустились с помоста на пол, и все им зааплодировали. Джейн не садилась бо?льшую часть вечера, но танцевала в основном с братьями, племянником Джоном или четырехлетним Нэдом; никто из других молодых людей, которые составляли с ней пару, не попросил ее станцевать вторично. Она присела отдохнуть и пила вино с пряностями, чтобы не замерзнуть. Жаровни, стоявшие в амбаре, не давали достаточно тепла, чтобы разогнать январский холод, и Джейн радовалась, что на ней меховые нарукавники и платье с кроличьей подкладкой. Рядом с ней пристроилась Лиззи. – Джейн, я так рада, что ты смогла приехать домой на свадьбу, – сказала она; ее милое лицо раскраснелось от танцев. – Так странно, что через несколько дней я уеду жить в Йоркшир… – Голос ее задрожал. – Я буду скучать по тебе и по Вулфхоллу. – Твой супруг с виду добрый человек, – постаралась успокоить сестру Джейн. – Он, кажется, очень гордится тобой. Я уверена, вы будете счастливы. Когда я отправилась ко двору, то сильно скучала по дому, но потом это прошло. Там происходило много разных событий, и это отвлекло меня. Вот мать будет ужасно скучать без тебя. Эдвард, Томас и я при дворе, Гарри бо?льшую часть времени проводит в Тонтоне, и у нее для компании останется только Дороти. Дом будет казаться ей совсем пустым. – Могу я задать тебе вопрос? – Лиззи покраснела и наклонилась к уху Джейн. – Мать говорит, что в брачную ночь я должна позволить сэру Энтони делать все, что ему захочется, чтобы у нас появились дети. Я спросила ее, что она имеет в виду, и она ответила, что мужчина должен вложить свой член в женщину, чтобы дать ей семя, из которого происходит жизнь. Она сказала: в первый раз будет немного больно, но после придет удовольствие. Но одна из девушек говорила, что это очень больно. Ты думаешь, это правда? Джейн сглотнула. Откуда ей знать о таких вещах? Ни один мужчина не испытывал желания даже поцеловать ее, не говоря уже о том, чтобы лечь с ней в постель. Она покачала головой: – Я не знаю ни мужчин, ни любви. Одна из придворных дам королевы говорила, что ее брачная ночь была чудесной, но о подробностях она не распространялась. Почему бы тебе не сказать о своих опасениях сэру Энтони? Он выглядит добродушным. Я уверена, все будет хорошо. Очевидно, так и случилось. Лиззи уложили в постель с женихом под шуточки многочисленной компании, она лежала с окаменевшим лицом, однако на следующее утро вышла из спальни с широкой улыбкой. Прежде чем вернуться ко двору, Джейн совершила поездку в Эймсбери, взяв с собой Гарри и племянников. Один раз брат был там без нее: он привез с собой няню, чтобы она побыла с детьми, пока он забирает из монастыря их мать. Однако у Кэтрин была лихорадка, и она не могла выйти к нему: так сказала Гарри монахиня, принимавшая посетителей. На этот раз, когда они приехали, Кэтрин помогала на кухне. Когда ее привели в комнату привратницы, Джейн поразилась переменам в ней. Невестка исхудала, кожа туго обтягивала резко выступающие скулы, глаза были дикие. Хуже всего было то, что она, казалось, не понимала, кто такая Джейн. – Кэтрин? Это я, Джейн! Я привезла Джона и Нэда. Они на рынке с Гарри. – Кто такие Джон и Нэд? – спросила Кэтрин, безучастно глядя на гостью. – Ваши сыновья. – У меня нет сыновей. Их забрали от меня, после того как нас застали вместе. – Кто застал вас? Но Джейн уже знала ответ. Голос Кэтрин превратился в шепот. – Они нашли нас в Старой комнате. Мы были голые, вот стыдоба. Я была в его объятиях. Джейн не хотела больше слушать. Щеки у нее горели. – Ваши сыновья здесь! – повторила она. – Пойдемте, и вы увидите их. – Она потянулась к худой, как птичья лапка, руке невестки. – Нет! – крикнула Кэтрин, отдергивая руку. – Оставьте меня в покое! Джейн повернулась к привратнице, которая и не подумала оставить их наедине, молясь про себя, чтобы та не услышала слов Кэтрин. – Чем она больна? Монахиня покачала головой: – Я не знаю. Хотите поговорить с настоятельницей? – Да, конечно, – ответила Джейн. Они подождали; наконец у решетки, отделявшей приемный зал от остального монастыря, появилась сильно постаревшая приоресса Флоранс с лицом хищной птицы. – Джейн Сеймур! – воскликнула она. – Как приятно вас видеть. Мне очень жаль, что вы застали леди Сеймур в таком плачевном состоянии. Увы, врачи не могут определить, что с ней случилось. Она никогда не была счастлива здесь. Бедняжка доверительно сообщила нам причину своего прибытия в монастырь. Даже если бы она не сделала этого, мы бы все узнали из ее бормотания. Мы никого не осуждаем. Бог простил ее, потому что она искренне раскаялась, но я боюсь, ее печаль была так велика, что она потеряла рассудок. – Потеряла рассудок? – эхом отозвалась Джейн. Она посмотрела на Кэтрин, сидевшую тут же и бессмысленно листавшую молитвенник. Несчастная не замечала ничего вокруг и не слышала того, что было о ней сказано. – У нее бывают периоды просветления, но воспоминания о прошлом слишком болезненны для бедняжки, и мы снова ее теряем. – Я привезла ее сыновей, чтобы она их увидела, – сказала Джейн. – Вероятно, будет лучше, если этого не случится, – ответила приоресса. – Мы не хотим, чтобы она расстраивалась. Только так мы можем заставить ее принимать пищу. Ей лучше оставаться в своем собственном мире. – Мать настоятельница, мне очень грустно видеть ее такой, – проговорила Джейн, сглатывая слезы. – Это все очень печально. Чем я могу помочь? – Молитесь за нее, дитя мое. Она в руках Божьих. Мы ее утешим. – Я буду молиться, – обещала Джейн. – Вы напишете мне, если произойдут какие-нибудь изменения? – Напишу, – ответила приоресса Флоранс. – Лучше не беспокоить ее, Джейн. Любые напоминания о прошлой жизни лишь причиняют ей страдания. Джейн поняла: ей рекомендуют больше не приезжать. Она вынула из кошелька несколько монет и положила их на полочку, сказав: – На ее утешение. Я пришлю еще, когда получу жалованье за следующие четыре месяца. Привратница увела Кэтрин из приемного зала. Джейн смотрела ей вслед и думала, увидит ли она еще когда-нибудь эту страдалицу. Через пять дней Джейн отправилась в Лондон в сопровождении горничной и грума. Первую остановку они сделали у церкви в Бедвин-Магне, где она преклонила колени перед памятной доской малыша Джона и помолилась о своих умерших брате и сестре. Она знала: ей всегда будет не хватать милой Марджери и умного Энтони. Поднявшись на ноги, Джейн заметила, что она в церкви не одна. На скамье, подперев голову руками, сидел священник, плечи его вздрагивали. – Отец? – Джейн торопливо подошла к нему. – Что случилось? Он поднял заплаканное лицо: – О дочь моя, стоило ли мне доживать до этих дней! Мы все пропали. Собор духовенства поддался давлению и объявил короля верховным главой Церкви Англии. Власть папы теперь не имеет значения. Это королевство впало в ересь, и нашим душам грозит проклятие. Пастырь снова разрыдался, а Джейн встала на колени рядом с ним, не в силах объять разумом всю чудовищность услышанного. Священник схватил ее за руку: – Король должен быть верховным главой, насколько это позволяет ему закон Христов. И вот что я вам скажу, добрая госпожа, такого он не позволяет! Знакомый и привычный мир рушился. – Его святейшество – наместник Христа на земле, законный преемник святого Петра, – продолжил излияния священник. – Разве наш Господь не обращался к своему ученику со словами: «Ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее»[11]. Только папа может быть главой Церкви; никакой король не вправе узурпировать его власть. «Мы стоим у ворот ада, – невольно подумала Джейн. – Никакой человек, будь то король или император, не может отменить власть, дарованную нашим Спасителем. Это гордыня и греховная самонадеянность, закон никогда ее не оправдает». – Как страшно слышать это, – сказала она. – Я служу королеве и знаю, что она будет сильно расстроена. – Она храбрая женщина и любима многими. Молюсь, чтобы папа высказался в ее пользу. Это единственное лекарство от безумия. Джейн пронзила ужасная мысль: – Нас всех отлучат от Церкви? – Короля наверняка, и тех священнослужителей, которые поклянутся в преданности ему. И где мы тогда окажемся, лишенные возможности причащаться не по своей вине? От такой перспективы кровь стыла в жилах. В монастырских гостевых домах по всему пути в Лондон только и говорили, что про объявление короля главой Церкви. Люди в основном не одобряли этого и тревожились, но некоторые считали такие изменения благими. – Почему мы должны платить налоги Риму? – спрашивали они. – С какой стати папа вмешивается в дела Англии? Вернувшись ко двору, Джейн застала Екатерину, как обычно, спокойной.