– Нет. Вера уборщице сказала, что деньги эти ей дает с условием, что она больше ни для кого полы мыть не станет. – Показалось вам, Титан Владимирович. Сосед пожал плечами, показывая, что спорить и пререкаться с женщиной он не намерен. Но Арсения слова свидетеля заинтересовали. – А почему вы думаете, что Вера была раньше знакома с уборщицей? – Потому что в разговоре они упомянули некую Таню, которая очень серьезно больна. И обе сошлись на мнении, что какой бы ни была жена у Олега, но без нее ему будет еще сложней с двумя детьми справляться. И что ему самому обязательно надо поправляться. Уж не те ли это захворавшие тетя Таня и дядя Олег, про которых шла речь у Полины и Коли? Ведь именно из-за того, как сложится жизнь у них, переживал упавший с моста Николай Ребров. Если так, то какая-то связь между этими происшествиями все же прослеживалась, и упускать ее из рук было никак нельзя. Еще не в полной мере представляя, как уборщица может быть связана с семьей Беляковых вообще и Полиной в частности, Арсений спросил: – А как ту уборщицу зовут? – То ли Рая, то ли Тая, – ответила соседка. – Как-то так. Но она больше у нас не работает. Слава богу! Избавились от грязнули! – И давно она не работает? – С сегодняшнего дня. Я ее вчера утром внизу встретила, говорю: «Почему пол не помыт? Ходить страшно». А она мне и отвечает, что все, не ее это забота, уволилась она, радуйтесь! Ну, я сначала обрадовалась, а потом смотрю, а пол-то все равно грязный. Даже перед уходом не изволила помыть хорошенько. – А что стало причиной ухода, она не объяснила? – Стану я еще у нее причину спрашивать. Наверное, получше место нашла. Но я и довольна. Грязнуля! – Как бы нам координаты этой Раи-Таи узнать? – У председателя спросите. Она должна знать. Выяснив, где могло находиться правление ТСЖ, Арсений хотел уходить. Но внезапно спохватился и спросил: – А что насчет Тони, которая раньше дружила с Верой? Вы знаете, как ее можно найти? – Зачем бы она мне нужна? Тонька выпивала крепко. А их коммуналка на первом этаже у нас у всех как бельмо на глазу было. Все другие квартиры расселили давно, приличные люди заехали, а эти никак не могли договориться с риелторами. Очень мы страдали от этих жильцов. Как ни зайдешь в подъезд, а у них либо драка, либо кто-нибудь пьяный у дверей валяется. Приятно такое видеть? А если дети маленькие? Им такое наблюдать вообще не стоит, может психическая травма потом на всю жизнь остаться. – А в самой коммуналке детей разве ни у кого из жильцов не было? – Почему не было? Были, конечно. И много! Но те дети привычные. Они с детства драки родителей с соседями наблюдают. Я про своих внуков говорю. Они-то детки из очень приличной семьи, у нас таких безобразий никогда не случалось. Поэтому мы с внуками всякий раз в подъезд, как в окоп с гранатами входили. Особенно внучка маленькая боялась той квартиры. Прижмется ко мне, маленькая, и так дрожит. Я уж зятю говорила: надо продавать нашу квартиру и переезжать, где поспокойней. – Почему же их так долго не расселяли? – Хотели много. Знаете, бывают такие люди, которые воображают, что за свою гнилую халупу, в которой ремонт сто лет не делался, они могут шикарные апартаменты получить. Но как-то все же получилось, теперь на месте их квартиры аптека. Но ее покупатели нам не мешают, новые хозяева отдельный вход сделали с улицы. – А что же могло связывать эту Тоню с Верой? Одна горькая пьяница, вторая известная художница. Соседка вытаращила глаза. – Кто художница? – Вера Белякова. В квартире много живописных полотен, все они подписаны ее именем. И Арсений указал на несколько картин, но соседка покачала головой: – Вы ошибаетесь. Вера к живописи никакого отношения никогда не имела. Она бухгалтером была по образованию. Курсы заканчивала. Потом у мужа работала. У Михаила свой бизнес. – Откуда же все эти картины с ее подписью? – Эти картины рисовала не Вера. Мне рассказывали, что мать у Михаила была художницей. И довольно известной. А звали ее Варвара. Варвара Белякова. Это ее картины. И подпись на картинах вовсе не Вера Белякова, а Варвара Белякова. Ясно вам? К этому времени прибыла следственная группа – криминалисты и фотограф. И Арсений с Фимой смогли оставить место преступления и заняться другими делами. – Куда идем? – Выясним насчет уборщицы. Очень мне кажется странной эта доброта мадам Беляковой к этой неизвестной уборщице, а собственную дочь держала в черном теле. Даже если они родственницы с Раей-Таей, все равно такая сентиментальность явно не в духе Беляковой. – Почему ты так думаешь? – У нее в спальне нет ни одной фотографии мужа или дочери. Зато ее собственных хоть отбавляй. Очень самовлюбленная особа. Я одну фотографию даже прихватил. И он показал фотографию молодой светловолосой красавицы в усыпанной стразами рамке. – Разве так можно делать? – Вообще-то нельзя, – согласился Арсений. – Но, во-первых, там этих фотографий еще осталось пруд пруди. А во-вторых, местом преступления считается гардеробная Полины, а не вся квартира Беляковых. На фотографии мадам Белякова выглядела много моложе своих лет. – Если у нее взрослая дочь, то меньше тридцати пяти ей никак быть не может. Но на фотографии была изображена совсем молодая женщина. – Чтобы достичь таких результатов, нужен тщательный уход за собой и куча пластических операций. – Или фотографию могли просто обработать в редакторе. Управляющая компания была уже в курсе случившегося в квартире Беляковых. – Убийство! – заламывала руки председатель, крупная мужеподобная дама. – В нашем доме! Это настоящий шок! Я давно говорила жильцам, что нужно устанавливать видеонаблюдение в подъезде. А они ни в какую! – Почему? – Не желаем, говорят, чтобы за нашей повседневной жизнью следили чужие глаза! Мол, сначала видеокамеры воткнете на каждом этаже и у каждой двери, потом умный домофон, который будет решать, кого пускать внутрь, кого не пускать, а потом общий цифровой концлагерь, где ни вправо, ни влево не сделаешь без того, чтобы каждый шаг любого человека стал бы известен наблюдателям. – Это же глупости какие-то. С камерами нам было бы намного проще определить личность подозреваемого в совершении тяжкого преступления. Неужели совсем ни одной нет? – На вашем этаже точно нет. Есть одна снаружи над входом в подъезд. – Хоть что-то, – вздохнул Арсений. – Можно посмотреть запись с нее? – Конечно. Валера придет и все сделает. – А еще нам нужен адрес уборщицы, которая числилась за этим подъездом. – Пожалуйста. Наталья Кораблева. – Она уволилась, насколько я знаю? – С чего вы взяли? Нет. Работает. – Это точно? – Подбором персонала занимаюсь непосредственно я сама. Если бы Наташа уволилась, то я первой была бы в курсе этого. – Можно с ней поговорить? – Не вижу препятствий. Сейчас дам ее номер телефона. Наталья Кораблева нашлась быстро. Она убирала второй подъезд дома напротив. К сыщикам вышла женщина средних лет, уже в теле, но с милой и приветливой улыбкой на широком круглом лице. Вот только улыбка эта надолго не задержалась. Как только Кораблева услышала, что к ней вопросы касательно подъезда Беляковых, она тут же утратила приветливое выражение лица. – Официально уборщицей там числитесь вы. Но по словам свидетелей, почти месяц за вас убирается какая-то другая женщина. Кто она? Глаза у Кораблевой забегали. – Я не знаю. – Не знаете, кто за вас работает? Наталья смутилась еще сильнее, но промолчала. – Ну как же так? Объяснитесь! Это важно! На Наталью жалко было смотреть. Ее лицо приобрело сходство со спелым томатом. Но отвечать она не собиралась. – Наталья, позвольте я вам расскажу, как было дело, – мягко произнес Арсений. – У вас есть знакомая, которая отчаянно нуждается в средствах. Но официально устроиться на работу она или не может, или не хочет. Вот она и попросила у вас, чтобы вы разрешили ей немножко подработать. А вы, исключительно по доброте душевной, пошли ей навстречу. Никакой вашей вины тут нет. Один лишь добрый помысел, за который не наказывают.