Не могу понять, говорим ли мы о все еще пицце или уже о чем-то другом... Обычно в такой момент я бы сказал что-нибудь нежное и кокетливое, но слова застревают у меня в горле, поэтому бормочу что-то глупое о соломинках, прежде чем показать Джой остальную часть ресторана, пообещав, что завтра проведу для нее экспресс-курс по пирогам Мерили, так как вечерний ажиотаж приближается... как и буря чувств, с которыми я не знаю, что делать. Следующие несколько часов проходят как в тумане: мы с Джой работаем за прилавком. Нико бегает между кухней, столовой и посудомоечной машиной. Мама работает за кассовым аппаратом. Папа, как обычно, наблюдает и складывает коробки. В какой-то момент кто-то переключает радио на рождественскую станцию, в общем вечер пролетает незаметно. Трудно сосредоточиться, когда Джой заставляет мою голову кружиться, из-за вопросов, которые, кажется, плавают в ее прекрасных глазах и из-за маленьких намеков на ее истинную личность, которые она показывает, когда общается с кем-то, кроме меня. Как будто Фрэнки загрязнила ее сознание рассказами о моих романах, настроив девушку против меня, или, может быть, она просто стесняется. Когда, наконец, ажиотаж стихает, я показываю Джой заключительную часть работы. Отрываю упаковку пластиковых крышек от стаканчиков. Щеки девушки розовеют, ее взгляд перебегает с моего лица на руки. Отвлекаюсь на то, что это может означать, и крышки вылетают из упаковки, как из пушки, и разлетаются повсюду — напоминание о лавине из стаканчиков и случайном поцелуе в кладовке. Мы оба наклоняемся, чтобы поднять их, и сталкиваемся головами. Я вскакиваю и тянусь к Джой, нежно прижимая руку к ее спине. — Прости. Ты в порядке? Эта все моя огромная голова... Она потирает лоб, а потом смеется. — У тебя не такая уж огромная голова. Это был просто маленький любовный шлепок. Я поднимаю брови. Девушка сжимает губы и смотрит в пол, щеки заливаются краской. — Ну, знаешь, я ведь Джей Лав. Я хихикаю. — Мы вышьем на твоем фартуке твое имя поп-звезды. Любовь. Это слово застряло у меня в горле. Я помогаю Джой подняться на ноги, и по какой-то причине меня охватывает радостное возбуждение, когда приходит моя мама пожелать ей спокойной ночи. — Джой, я так рада была снова тебя видеть. — Взаимно, миссис Коста. Мама целует ее в обе щеки. — Марко, ты ведь помнишь Джой? Папа кивает. — Лучшую подругу Фрэнки? Конечно. Она архитектор. — Он говорит с гордостью и начинает что-то рассказывать о здании на Восточной Шестнадцатой улице, но мама прерывает его. — Мы так рады, что ты здесь, bella10. — Она поворачивается ко мне. — Джио, почему ни одна из тех девушек, которых ты приводил домой, не могла быть похожа на нашу Джой? Хорошо, что ты не связал себя узами брака с той, которая не хотела детей. Как ее звали? А потом была та, которая не хотела разговаривать с твоими братьями и сестрой. — Малия? — Папа неодобрительно хмыкает. Вообще-то Нора, но я не поправляю его. — О, и давайте не будем забывать о той, которую Фрэнки называла «невестой Вейдера». — Мама с отвращением качает головой. Мария Коста никогда не упускает возможности покритиковать мои неудачные отношения, как будто это исправит все, что со мной не так. — Мама, — начинаю я, но тут на мой телефон приходит сообщение. — Мне нужно забрать у тебя эту штуку? Манеры. — Она поворачивается к Джой. — Пожалуйста, присоединяйтесь к нам на Рождество. Мы впервые празднуем Рождество в Хоук-Ридж-Холлоу, и будем рады видеть тебя с мамой. — Это было бы замечательно, миссис Коста. Позвольте мне поговорить с мамой. Похоже, она бросила меня, чтобы пройтись по магазинам. Моя мама смеется. — Джио может отвезти тебя домой, верно? Я киваю, потому что правильный ответ на все, что говорит моя мама, — «да». — Спасибо и за приглашение на ужин. Не знаю, упоминала ли об этом Фрэнки, но проблема в том, что мне нельзя есть глютен. Несколько месяцев назад я узнала, что у меня непереносимость. — У Джой дрожат губы, как будто она вот-вот заплачет. Я бы тоже плакал, если бы не мог есть чесночный хлеб от Марии Косты. Моя мама качает головой, словно говоря, что привлечет Господа к этому печальному факту, если понадобится. — Мы найдем выход, — говорит она, взяв Джой за обе руки. — Спасибо за помощь, — говорю я родителям, с нетерпением ожидая, когда они уйдут, чтобы не смущали меня. — Конечно, это и значит быть семьей. И я бы хотела, чтобы она росла, — многозначительно говорит мама, когда они, шаркая, выходят на улицу. Я закрываю за ними дверь и переворачиваю табличку с надписью «Закрыто». Когда оборачиваюсь, Джой сидит за одним из столов, сложив руки и положив на них голову, как будто дремлет на уроке. Когда я подхожу, она рывком поднимается и говорит: — Я не спала. Я не спала. Это была долгая поездка, вот и все. Я хмурюсь. — Ты только сегодня приехала? Джой рассказывает, как ехала через всю страну с Манхэттена. Как с каждым километром пересчитывала оставшийся путь и, словно обретая второе дыхание, рассказывает обо всех остановках по пути. — Единственная вещь, которую упускаешь, когда летаешь повсюду, — это свободная дорога и все интересные достопримечательности. Я всегда хотел отправиться в путешествие, — говорю я. — В ближайшее время я точно не отважусь на это, хотя уже скучаю по дому. — Да, к жизни в маленьком городке нужно привыкнуть. — Хорошо, что это временно. Я медленно киваю, так же не зная, как долго здесь пробуду. — Я пробуду здесь какое-то время, но тоже скучаю по городу. Щеки Джой вспыхивают, и она слегка наклоняется ко мне. — Я видела твою фотографию на Таймс-сквер на днях. Мои мысли устремляются к выставке «Перед объективом». Как я стал восходящей звездой. Не в печати и не на экране, а благодаря фотовыставке, которая привлекла к себе много внимания. Мое имя известно в определенных кругах, но иногда я боюсь, что все это ускользает от меня. Однако сейчас не тот случай. У меня странное чувство, что мои лучшие работы еще впереди. Я вскакиваю на ноги, ошеломленный новой мыслью. Джой зевает и снова опускает голову, как будто собирается заснуть. — Как насчет того, чтобы отвезти тебя домой? — говорю я. — Кажется, я живу в Карамельном переулке. — Предоставьте возможность Хоук-Ридж-Холлоу менять названия улиц в зависимости от сезона. Есть еще Щелкунчик-авеню, тупик Рождественского печенья и проезд Красноносого оленя Рудольфа. Ее улыбка расширяется. — Я люблю... — Она прочищает горло. — Мне здесь очень нравится. Ты точно не против подвезти меня? — Нисколько. Я выключаю свет и запираю заднюю дверь, когда мы выходим. Слегка касаясь пальцами спины Джой, направляю ее к лестнице на погрузочной площадке. — Осторожно. Она немного шаткая. Джой покачивается и хватается за перила одновременно с тем, как я сжимаю ее руку. — Я в порядке. Просто нужно немного поспать. — Ее голова склоняется набок. — Прямо сейчас? — спрашиваю я. — Давай подождем, пока я не привезу тебя домой. — Не мяукай. И не сейчас. — Она снова зевает.