– Наверно, жарко, потому Он так, разбойник, и дерется. – Мне тоже жарко, я хочу купаться. Эдгар взял на руки ее и закружил, Обняв за шею, начала смеяться, Упрашивая, чтобы опустил, На брег песчаный, свое платье скинув, Она вбежала в воду нагишом, Букеты брызг вокруг себя раскинув, Что заискрилися на солнце серебром. С веселым смехом плещутся, как дети, Он ее ловит, а она бежит, Поймал… и будто все на свете Затихло, лишь камыш шумит. Он льет ей воду нежно из ладоней, Вода струится по лицу на грудь, Грудь обтекая, льется на живот ей, А с живота вновь в воду, завершая путь. Закончив омовение, покрывает Всю поцелуями: и веки, и уста, Ланиты, ушки, шейку, замирает, Скользя рукой все ниже, чуть дыша. Вот чудо, перси сладостней шербета, Вершин прекрасней всех два бугорка. «Уверен я, на свете нет поэта, Чьи бы натуру превзошли слова». Он опускается пред нею на колени. Шалит, живот лобзает, чмокает в пупок. Улыбка лица озаряет на мгновенье, Ее подняв, несет на бережок. Садятся. Эдгар голову склоняет К ее груди и прижимается слегка, Она вихрами буйными играет, Он шепчет ей: – Любимая моя! Она ложится в шелк травы прибрежной, Его целует и влечет к себе,