– Нет… это все не на самом деле, – бормочет Эндрю, он таращит глаза, они полны тошнотворного возмущения. Он отступает назад, врезаясь в Кипа. – Пожалуйста, нет… нет. Я застываю. Я теряю дар речи. Джун начинает плакать, натягивая простыню до подбородка. Эндрю качает головой, у него такой вид, будто ему вот-вот станет плохо; он начинает неуклюже удаляться из комнаты. Кип смотрит на меня. Я смотрю на него в ответ. Разочарование темнеет в его глазах. Он сглатывает, проводит рукой по лицу и поворачивается в сторону двери. Все остальное как в тумане, Джун продолжает рыдать, хватаясь за одежду, а я просто сижу. В оцепенении. Печальный. Убитый. Прошлой ночью я был так счастлив… Но не сегодня. Сегодня просто еще одна трагедия. Глава тридцать вторая «Первая трещина» Джун, 19 лет Этого не может быть. Мой отец уходит, пошатываясь и зажав рот рукой, как будто его сейчас стошнит. По моим щекам текут слезы отчаяния, пока я ищу свое платье. Кип тоже уходит. Брант сидит рядом со мной, тяжело дыша и не произнося ни слова. Он выглядит так, будто находится в шоковом состоянии. Это не должно было случиться вот так. Найдя свое платье, лежащее под кроватью, я натягиваю его на себя, а затем отбрасываю простыни. В следующее мгновение я слышу, как входная дверь захлопывается. – Я должна пойти поговорить с ним… – бормочу я сквозь слезы. – Боже, Брант… Но он не отвечает. Брант просто сидит с остекленевшим взглядом и пустотой в глазах. – Что мне сказать? Что мне сделать? – Все мое тело дрожит, когда я стою рядом с кроватью на дрожащих ногах, сжимая пальцы в кулаки. Ничего. Он даже не моргает. – Брант, – задыхаясь, говорю я, после чего наклоняюсь над кроватью и трясу его за плечи. Меня охватывает паника. – Пожалуйста. Ты мне нужен. Спустя некоторое время он наконец поворачивает голову ко мне; его венка на шее подрагивает от напряжения. – Я забыл поставить будильник. Я не должен был проспать. Я хватаю его за плечи, с трудом дыша. Я делаю несколько судорожных вдохов, когда наши взгляды встречаются. – Это… это не имеет значения. Как нам все исправить? – Исправить это? – Он хмурит свои темные брови; мышцы напрягаются, когда он вглядывается в мое лицо. Затем он говорит тихим, подавленным голосом: – Этого не исправить, Джун. Я снова трясу его, ощущая, как внутри меня бурлят эмоции. – Прекрати. Должен быть способ. – Нет. – Остановись! – кричу я, отходя от кровати. В груди сдавливает от нахлынувших эмоций. Я оглядываю комнату в поисках сумочки и ключей от машины. – Мне нужно поговорить с мамой. Она поймет. Она все поймет… – задыхаясь, говорю я, мысли разбегаются, пока я бездумно надеваю домашние тапочки. – Я могу все исправить. Перед тем как, спотыкаясь, выйти из спальни, я оглядываюсь на Бранта, который все еще, словно прикованный, сидит на кровати. Он закрывает лицо ладонями: – Ты не сможешь это исправить. Всхлипывая, я хватаю сумочку. Мне придется. Повернувшись, он говорит мне вслед: – Мы были обречены с самого начала. Когда я подъезжаю к нашему дому, то замечаю папину машину, припаркованную на подъездной дорожке. Мое сердце колотится, а слезы льются как проливной дождь. Он, наверное, прямо сейчас рассказывает маме гнусную правду. Вцепившись пальцами в руль, я прижимаюсь к нему лбом и всхлипываю, полная отчаяния. Я задаюсь вопросом: что, черт возьми, мне делать? Как мне объяснить необъяснимое? Как мне оправдать то, чему нет оправдания? Как обосновать то, где нет никаких обоснований? Из всех существующих слов я не могу составить ни одного довода, который бы хотя бы как-то звучал разумно. Мы были беспечны. Мы были безрассудны и глупы, и мой худший страх воплотился в жизнь. Вместо того чтобы продумать четкий план, отрепетировать каждую фразу, а затем сесть за стол с родителями, все закончилось тем, что мой отец застукал нас голыми в постели Бранта. Я горю от стыда. И тут от неожиданного стука в окно я резко вскидываю голову. У меня перехватывает дыхание, когда я встречаюсь глазами с мамой. Она с улыбкой машет мне рукой, но улыбка исчезает в тот момент, когда она замечает муку, проступившую на моем лице. Она не знает. Она еще не знает. У меня дрожит рука, когда я вытаскиваю ключ из замка зажигания и открываю дверь. Я выскальзываю на асфальт в домашних тапочках, но сил оказывается недостаточно, чтобы удержать равновесие. Мои колени, словно ставшие желе, подгибаются, и я с болезненным стоном падаю прямо перед мамой, чувствуя, как мелкие камешки впиваются мне в ладони. Мокрые от слез волосы прилипают к моему лицу, а плечи вздрагивают от горя. – Джун? Боже милостивый… что случилось, дорогая? – Мама опускается рядом со мной, тут же заключая в объятия. – Что случилось? Я едва могу говорить, поэтому просто качаю головой, пока она гладит мои волосы. – Джун, пожалуйста, поговори со мной. С кем-то что-то случилось? Брант? – Мягкие касания мамы превращаются в немного жесткие от страха. Она отступает и обхватывает мое лицо ладонями. – Джун. С Брантом все в порядке? У меня внутри все сжимается. Я уверена, что сейчас она мысленно возвращается в ту больницу. Слышит убийственные новости. Узнает, что она только что потеряла сына.