Думаю, мы, земляне, выглядели достойно в форме исследователей дальнего космоса, стоя посреди просторного прямоугольного отсека перед представителями другого вида. По-видимому, нас привели в помещение для совещаний. На одном из интерактивных экранов зависла загадочная планета, очень похожая из космоса на родную Землю. Дроны рассаживались на высоких стульях, встроенных в пол. На подлокотниках появлялись интерактивные панели, где они смотрели информацию, что-то записывали. Вообще-то у землян схожие технологии. Хотя за время пребывания «в гостях» мы с Кроу и Резниковым, к немалому удивлению и расстройству, выяснили, что технологии «акул» в чем-то опережают наши. И это только то, о чем нам сочли возможным сказать, показали. А сколько еще неведомого от нас таят? Десять дронов, контактировавших с нами, приготовились общаться. Нам присесть не предложили, вынуждая чувствовать себя подобно студентам перед приемной комиссией. Первый – парой манипуляций – создал между «комиссией» и нами проекцию, на которой зависли цепочки ДНК, и сразу задал вопрос в лоб: – Вы представители одного вида? – Да, конечно, – слегка удивленно ответил Резников. Мы уже привыкли, что он первым ответ держит. Указав на несколько специально выделенных участков в цепочках, Первый продолжал настаивать: – Вы представители одного вида, но в вашем генотипе слишком много отклонений. Как подобное может быть? – Мы молчали, а дрон предположил: – Вы искусственно созданные прототипы? Резников усмехнулся, покачав головой. Не хотелось бы касаться этой щекотливой темы и сообщать нелицеприятную информацию нашим чересчур дотошным хозяевам, но оставаться «искусственными» в плену – неразумно. Могут и в расход пустить. Помкому пришлось признаться: – Согласно международной конвенции пять тысяч пятого года создание искусственных людей категорически запрещено законом. На опасных работах используют роботов, но придание им человекоподобного вида тоже запрещено. – Почему? – предсказуемо заинтересовались иномирцы. – В нашей истории был сложный период подмены понятий человечности, утраты моральных ценностей. Тогда чуть не уничтожили нашу планетарную систему и человечество в целом. Но сла… по счастью, нашлись умные люди, которые остановили убийственный процесс. – Поясните, столько различий в генотипе у представителей одного вида, – привычно ровным, как раньше казалось, равнодушным тоном спросил Первый. – После тех печальных событий человечество было на грани вымирания. Тогда начали генетически модифицировать его остатки, чтобы укрепить, усилить, улучшить. В результате впали в очередную крайность. Уже в следующих поколениях попытки генетических улучшений отразили полную преступную ошибочность. После многих якобы полезных мутаций в новых поколениях выявлялись отклонения. Так, потомки людей, которые были модифицированы для защиты от любой аллергической реакции, могли умереть от укуса даже безобидного насекомого. Поэтому со временем множественные или не жизненно необходимые вмешательства на генном уровне были запрещены законом. И введены специальные биологические маркеры, которыми пытались предотвратить смешивание искусственных мутаций, точнее, отличных от общего первичного генотипа. Но отголоски тех времен вы видите сейчас на экране. – Кто из вас более натурален? – уточнил Второй. – Кого можно считать базисом? Мои спутники невольно посмотрели на меня. Пришлось ответить: – Я. Мои предки решились только на одну генную мутацию. У меня врожденная способность к восприятию языков. И ксенолингвист я не столько по призванию, сколько по наследству. Хотя эта способность, конечно, не у всех в роду проявляется ярко, как у меня. Но любой представитель моей семьи знал не менее десяти языков, даже не работая в области лингвистики. Дроны перевели акульи взгляды на моих товарищей, и тем пришлось честно поведать о своих наследственных мутациях. Полученная информация весьма заинтересовала иномирцев, вон как голубые толстые пальцы мелькали, записывая данные. Наконец Резников не выдержал и сухо уточнил: – Мы бы хотели знать: что с нами будет дальше? Общее молчание – и неожиданно дрон под номером семнадцать, который меньше всего с нами контактировал, но часто был наблюдателем, произнес: – Наше руководство примет решение о вашей судьбе. – Нам нужны более четкие ответы, поскольку ваши исследования в последнее время носят опасный характер для нашего здоровья, – упорствовал Резников. – Наше руководство примет решение о вашей судьбе. – Кто такие ранты? – вдруг спросил Хойт. – Это жители планеты, рядом с которой висит станция? Один из дронов не сдержался, гневно забулькал: – Вонючие двуногие, темнота, гниль им внутрь. Соплеменники несдержанного иномирца, все как один, посмотрели на него строго, а нам сказали: – Нет, ранты к этой планете не имеют отношения. Мы ее недавно открыли и проводим исследования. Мы втроем тоже понятливо переглянулись. Значит, нас сравнивают с теми самыми темными, вонючими двуногими, которым пожелали сгнить изнутри. Именно с ними мы настолько похожи, что нас решили исследовать, по-видимому, с целью выявить слабые места у рантов. Занимательно! И это еще мягко сказано. Кроу шепнул мне на ухо: – Похоже, у них тут военные действия с нашими «клонами», а мы меж двух огней. Резников тоже слышал и кивнул согласно. А я в очередной раз убедилась, что обычно душка и весельчак Хойт как ворона: что-нибудь да накаркает. И ведь сбывается! Не успели мы переварить очередное «кар», станция буквально содрогнулась. Мы удержались на ногах благодаря поддержке друг друга. А «акулы» попадали со стульев. Резво подскочили и начали спешно выяснять, что случилось. На нас пока внимания не обращали. – Может, пора отчаливать? – шепнул Резников. – Пока им явно не до нас. Я была ни жива ни мертва: опять авария, опасность! Внутри все в холодный комок сжалось. Мне двадцать три года, а до сих пор не любила и толком не жила, словно откладывала все на потом по совершенно, оказывается, надуманным причинам. Скорбеть о своей несчастной доле дальше не вышло – станция вновь содрогнулась. На этот раз всех разметало по «конференц-залу». Резников кубарем вылетел в открывшуюся дверь, я свалилась на беднягу Хойта, он даже крякнул от боли. Мы приподнялись и на четвереньках подползли к дронам, находившимся в таком же плачевном положении. Я просипела: – Что происходит? Мне не ответили, а в следующее мгновение началось невообразимое. Откуда-то прилетело нечто зеленоватого цвета – и ближайшего к нам с Хойтом дрона грязно-синим, обугленным по краям пятном размазало по переборке. Пока я в полном ступоре пялилась на это пятно, вокруг началась страшная суматоха. «Акулы» яростно забулькали. Затем откуда-то сверху спрыгнул огромный черный монстр. Монстр, напоминающий человекоподобного робота-трансформера – сплошь из гладких блестящих пластин, – стремительно поднял руку, пара пластин сдвинулась, и из кулака вылетел очередной зеленый сгусток. Он полетел в другого дрона подобно самонаводящейся ракете. А дальше я задохнулась от ужаса: тот дрон резко подался к Хойту и одним движением вытолкнул его перед собой, прямо на смерть. Рядом с синим пятном расплылось красное. Мне показалось, монстр удивился, увидев землянина, – едва заметно дернулся, но остановить выпущенный заряд не смог. Заминка чуть не стоила черному пришельцу жизни: в него чем-то «энергетическим» запустил Третий, за которым я непроизвольно спряталась. Черный ушел с траектории «зеленой» смерти за долю секунды, сгусток лишь мазнул ему по плечу, пластины вспыхнули черным пламенем, словно тьмой, и тот, кто находился под ними, наверняка остался невредим. Видимо, на пришельце скафандр из брони с экранирующими, защитными свойствами. В ответ в Третьего полетел новый зеленый заряд, грозя размазать нас по стене, как Хойта. Но Третий – мой живой щит – удивил: стремительно развел руки и растянул энергетическую стену, подобную той, которая защищала блоки станции от «стержня». Оказывается, их страшненькие пористые костюмчики далеко не так просты, как казалось. И все-таки «зеленый» удар оказался сильным. Третий впечатался в меня, буквально выбив дух, и мы вместе, отлетев к переборке, рухнули на пол. Какой-то толикой сознания я ощутила, как безжизненно упали руки сбитого дрона. Крики, падения, очередные характерные «шмяки»… Похоже, монстр полностью зачистил отсек. А дальше я чуть не захлебнулась в заливавшей меня чужой крови. С трудом повернула голову и, закрыв рот и прищурив глаза, сквозь теплые жутковатые струйки разглядывала, как монстр, сделавший свое черное дело, размеренно зашагал к выходу. Черные ступни издавали едва слышный скрежещущий звук. Меня он под синей окровавленной тушей не заметил. А остановить эту бронированную смерть было больше некому. Меня трясло от ужаса и отвращения, ведь я буквально с ног до головы пропитывалась голубой кровью. Но вылезти из-под трупа не решалась – лежала, вслушиваясь в крики в коридорах и сходила с ума от ужаса. Наконец я отважилась пошевелиться, опасаясь задохнуться под тяжестью мертвеца или захлебнуться его кровью. Попыталась отодвинуть его, но руки скользили по проклятому иномирному костюму, а может еще по чему-то, о чем даже думать не хотелось. Я в панике замерла, когда услышала чьи-то крадущиеся шаги. Потом рывок – и мой судорожный вздох: освободилась! – Таяна, ты жива? – взволнованно спросил Резников, присев рядом и быстро стирая с моего лица кровь. Я перевалилась на бок, а потом, упираясь ладонями в пол, привстала. Попыталась отдышаться, но в нос ударил тошнотворный запах чужой крови. А при виде развороченных внутренностей гуманоидной «акулы» меня жестко стошнило. Наконец спазмы прекратились, но меня снова чуть не вывернуло наизнанку от кошмарного зрелища еще нескольких подобных трупов. Резников, тоже оглядевшись, придушенно крякнул. – Думала, тебя убили! – всхлипнула я от облегчения. – Где Хойт? Я махнула рукой на красное пятно и зарыдала: – Вон… Дрон толкнул его перед собой. Пытался спровоцировать разрыв раньше, чем пульсар достигнет самого… а все равно оба на стенке… Резников рефлексировать не стал. Вздернул меня на ноги и увлек за собой в коридор: – Идем в каюту, берем вещи, запасы и валим отсюда. – Мы не дойдем, – просипела я и чуть не вытерла лицо ладонями, испачканными в голубой крови. Меня отчаянно трясло: смерть в очередной раз едва не коснулась меня костлявой дланью. А Хойта все же забрала. – Тай, не важно, дойдем или нет, надо хотя бы попытаться. Нельзя сдаваться, бороться за жизнь надо до последнего. Как мы делали до сих пор. Синяя форма Резникова в темных пятнах выглядит так же отвратно, как и моя. Светлые волосы всклокочены, на высоком лбу кровоточит глубокая ссадина. Черты лица из-за худобы стали резкими, угловатыми. Покрасневшие, воспаленные глаза придают ему немного безумный вид. – Ты прав, – злясь на судьбу, выдавила я. – Я всегда прав, – криво улыбнулся он и ожесточенно добавил: – Эти черные бронированные твари убивают «акул» подряд, похоже, их специально послали уничтожить работающих на станции. Подчистую. Зато, пока здесь идут локальные боевые действия голубых с черными, у нас есть шанс сбежать под шумок. Больше не теряя времени, мы направились к каютам. Станция, еще час назад работавшая, как говорят земляне, в штатном режиме, походила на разворошенный улей. Мы не раз замечали черных монстров, прятались от них, где только было возможно, и от дронов теперь тоже скрывались. Те стреляли во все, что двигалось. Станция вновь вздрогнула настолько сильно, что мы упали, а сверху посыпались фрагменты переборки. Нестерпимо яркий свет сначала погас, напугав в первый момент до чертиков, а потом загорелся, но странным образом. Под потолком побежали мерцающие вспышки. И пока мы пробирались к своим каютам, интенсивность вспышек постепенно нарастала. Неожиданно Резников – ранее неизменно вежливый человек – грязно выругался. Значит, ситуация стала критической. Плохо наше дело. – Это то, о чем я думаю? – замирая от страха, прохрипела я. – Да, похоже на обратный отсчет при самоликвидации, – мрачно подтвердил он. – Может, плевать на вещи? Давай сразу к спасательным капсулам? – пискнула я в ужасе. – Без еды и воды мы долго не продержимся на неизвестной планете. С запасами хоть будет время осмотреться. Без сменной одежды эта в лохмотья превратится в считаные дни. И будем мы с тобой как Адам и Ева, только не в райском саду, а скорее в аду. Дальше нас подгонять не надо было. Мы выбежали к стержню, защитная стена тоже угрожающе мерцала, словно вот-вот исчезнет. – Черт, черт, черт, – ругался Дмитрий, – если этот специфический реактор рванет, мало никому не покажется! Вот и коридор, где наши каюты. Мы синхронно нырнули каждый в свою. Первым делом я активировала душ и, содрав грязную одежду, пропитанную кровью, вымылась, впервые порадовавшись вонючей очищающей зеленой жиже и ионному душу. Волосы привычной мягкой волной легли на чистую розоватую кожу. Я собрала их в хвост на макушке магнитной заколкой, чтобы не мешались и не цеплялись. Белье, черная футболка, носки, серые форменные брюки, ботинки и куртка – все, я оделась. Отправила в рюкзак пару брюк, нижнее белье, чистые футболки, любимый синий свитер с котиком на груди, аптечку, упаковки с едой и водой, тюбики с мылом, расческу, резинки для волос и предметы личной гигиены в пластиковой упаковке. Рюкзак раздулся, но на адреналине я даже веса его не почувствовала. – Пошли! – крикнул от заклинившей двери Резников. Его заплечная ноша оказалась больше моей.