— Она сказала, что видела тебя с Темидой, — прохрипел Гатис, вытирая кровь тыльной стороной ладони. — Какой же ты мудак. Она в тебя влюбилась, а ты за ее спиной с Темидой встречаешься. Остаток ночи Кириан просидел на капоте своей машины рядом с домом Чары. В этот момент ненавидел сам себя. Мысленно уродовал душу. Он это заслужил. Какой же он ублюдок. Почему не поговорил с ней? И как он вообще мог поверить в то, что Чара могла изменить? Она не такая. Чара никогда бы так не поступила. И, когда он увидел ее пустые глаза, ощутил, как душа сжалась и заболела. Начала трещать и рваться. Чара смотрела на Кириана, но будто сквозь него. Словно Агеластоса больше не существовало. Но он это заслужил. За то, что не поверил и не поговорил с ней. Все могло быть иначе. Стоило только понимать, что Чара никогда не изменит и ни в коем случае даже частично не усомниться в этом. То, что он сделал уже не исправить, но так невыносимо сильно хотелось прижать Чару к себе и больше никогда не отпускать. Искупить каждое свое слово и миллион раз извиниться, хотя за всю жизнь он ни разу этого не делал. Глава 22 Раны Встретив ее, он понял, каково это по-настоящему жить. Потеряв ее, он ощутил, как это мучительно умирать. Звук хруста ее костей и кровь на асфальте — Кириан никогда этого не забудет. Этот момент потом будет каждый раз ему сниться и даже самый короткий сон будет похож на ад, в котором Агеластос будет заново переживать то, что подобно острым клыкам терзало душу. Пережевывало ее и сжирало, оставляя в груди разорванную дыру. Для него сон и так был редкостью, но уже теперь Кириан предпочел бы вовсе не спать. Не видеть того, что каждый раз напоминало о том, что Чары больше нет. Ведь он ее так и не отпустил. Не смог этого сделать. В те дни испытывал по-настоящему адскую боль, вонзающуюся в голову подобно миллиардам копьев и разносящую по телу ядовитые импульсы, больше похожие на то, что его тело до костей пробивали ножи, раздирая плоть. Из-за этого он паршиво соображал, но он отчетливо помнил документы, в которых говорилось, что Макри мертва. Он жил реальностью, но чаще всего находился в бездне своих мыслей и порой желал остаться там навсегда. Там Чара была жива и он находился рядом с ней. Обнимал, целовал и бесконечно долго смотрел в ее глаза. Разговаривал с ней. Говорил все, что не успел сказать. То, что уже никогда не получится произнести. И уже не исправить того, что он сделал. Не извиниться и не убрать пустоту из ее глаз. Макри умерла из-за того, что ее сбила машина, но Кириан считал, что это он ее убил. Сделал это на том чертовом «Зимнем вечере». И лишь в своих мыслях он все еще имел возможность прижимать ее к себе. Возможно, именно поэтому Кириан до сих пор не сходил на могилу Макри, которая, как он узнал, находилась в Кастории. Увидеть ее, означало окончательно принять то, что Чары больше не было. Но все же он каждую неделю приходил к дороге, на которой сбили девушку. Садился на бордюр и на дорогу впереди себя клал цветы. Смотрел на то место, где лежала Макри и будто бы вновь ее видел. Раз за разом ощущал, как по телу протекал ад, но не отрывал взгляда от того места. Когда Кириан увидел ее в пустой аудитории, он решил, что его мозг воспалился из-за жесткого недостатка сна и постоянных мыслей о Макри. Ее тут просто не могло быть. Это лишь видение, но, дьявол, какое же классное. Агеластос уже был согласен окончательно сойти с ума, лишь бы чаще ее видеть, но оказалось, что это не игра его воображения. Это действительно была Чара. Она и раньше была для него чертовски привлекательной. В своих растянутых свитерах и очках, закрывающих чуть ли не половину лица, она выглядела лучше всех, девчонок, которые были у Кириана. Но сейчас она выглядела так, что зверь внутри Агеластоса тут же завыл от голода. Вот только, разве он имел право прикасаться к ней? Нет. Не после того, что он сделал. Главным было то, что Кириан получил второй шанс. Произошло то, что казалось невозможным и безвозвратно утерянным. Хотя, первое время Агеластос не мог поверить в то, что Чара действительно была рядом. Это казалось сном. Сбывшейся мечтой. Насколько же сильно ему хотелось прижать ее к себе и больше никогда не отпускать. Оберегать ее, словно она состояла их хрупкого стекла. Даже когда девушка просто подходила к дороге, все внутри него напрягалось и так сильно хотелось взять ее за руку. Она была его сокровищем, воздухом и жизнью. Макри была для него всем. Его будущей женой. Живя без Чары, он много думал и о многом размышлял. В его мыслях она была его женой и его семьей. Теперь Кириан собирался все это воплотить в жизнь. Сделать для Чары все и даже больше. Вот только, размышляя над этим, Агеластос сталкивался со стеной. Тем, что невозможно разрушить. Он не может иметь детей. Сам Кириан с этим уже давно смирился. Почти. Со временем он принял эту свою особенность, но сейчас она терзала его с новой силой. Оказывается, невыносимо понимание того, что у него не будет детей от любимой девушки. И навряд ли Чара захочет себе такого мужа. Ему стоило поговорить с ней об этом. Но немного позже. Когда их отношения хоть немного наладятся. Агеластос знал, что ему следовало быть осторожным с Макри, но ревность сжигала, а желание защищать выходило за все пределы. Когда она сказала, что какой-то парень ее чуть не задушил, Кириан захотел переломать ему руки, а потом все пальцы. Сделать так, чтобы этот парень пожалел о том, что вообще посмотрел в сторону Макри. И он его нашел. Быстро. Хоть и на это пришлось потратить все силы. Кириан сказал Чаре, что не знает такого парня, но все же оказалось, что Агеластос с ним знаком. Еспер Зервас. Они с Кирианом выросли вместе и Еспер был одним из его лучших друзей, но, придя к нему домой, Агеластос бил Зерваса так, будто тот являлся самым злейшим врагом. С детства они были вместе и через многое прошли, но теперь дружба рвалась в клочья и они становились врагами. Агеластосу на это было плевать. Главное, защитить свою девушку. Любой, кто к ней прикоснется, пожалеет об этом. Макри действительно являлась его жизнью и Кириан уже купил кольца. Хотел сделать предложение. Готовил все для этого. Вот только, в тот вечер вернувшись домой, он ее у себя не увидел. Первой мыслью было, что, возможно, она не дождалась и поехала к себе, но и дома ее не было. Точно так же там не было ее брата и ее бывшего. Их вообще не было в Афинах. В груди все сжалось и в сердце вонзился нож. Почему она исчезла? Не предупредила. Просто оставила его одного. Бесконечные звонки без ответа и желание чего бы это не стоило, найти ее. И он бы нашел, но в один день, Зервас ответил. Не лично — через другого человека и Кириану это стоило нескольких очень плохих ножевых ранений. Больница и возможная смерть. Долгое время в коме. Все это время отец не отходил от Кириана. Создавалось ощущение, что забыл обо всем на свете и думал лишь о своем сыне, которого мог в любой момент потерять, а, когда тот пришел в себя, помог разобраться с тем, что произошло и заставить Зерваса окончательно исчезнуть. Была еще одна проблема, но ее Кириан оставил на потом. Сейчас, главное, встретиться с Чарой, которую ему так же помог найти отец. С их последней встречи прошло много времени и раны все еще невыносимо болели, но вновь встретив Чару, Кириан опять желал изо всех сил обнять и прижать к себе. Хоть и в тот же момент злился на то, что она так просто исчезла. Не сказала ему ничего и спокойно жила дальше. А он без нее уже не мог. Насколько же паршиво без нее. Сжав пальцами ее подбородок, он заставил девушку приподнять голову и, посмотрев в ее глаза, спросил: — Где ты пропадаешь, Очкарик? * * * — Отдай очки, Агеластос, — я поджала губы и качнула головой, таким образом убирая руку Кириана от моего лица. После этого сделала шаг назад и протянула руку, желая забрать свою вещь. Старалась делать невозмутимый вид, но сердце стучало словно обезумевшее и по коже тут же побежали покалывающие мурашки. Я думала, что мои чувства к Агеластосу хоть немного охладели, но ошибалась. Стоило ему вновь появиться в моей жизни, как меня тут же опять бросило в водоворот ураганов, в которых ощущала себя так, словно в мою жизнь вновь вошла буря. — Почему ты уехала? — Кириан так и не вернул мои очки. Думал, что, получив их, я убегу? Напрасно. Я не собиралась никуда убегать. Нам стоило расставить все точки. — Если бы ты перезвонил мне, я бы тебе все рассказала. — Я звонил. Много раз. Ты не отвечала, — я все еще плохо видела Кириана, но мне почему-то показалось, что он в этот момент оскалился. — У меня был выключен телефон. Я тогда его зарядить не могла, а когда все-таки сделала это, ты, судя по всему, уже не хотел со мной разговаривать. Взял и бросил мой номер в черный список. Это настолько твоей любви хватило? А сейчас зачем приехал? И, проклятье, отдай мне очки. Некоторое время Кириан молчал. Кажется, неотрывно смотрел на меня, но потом я ощутила, как он легким касанием надел на меня очки. Я несколько раз моргнула. Уже теперь лучше видела Агеластоса, но, честно, лучше бы вовсе не смотрела на него, ведь в этот момент сердце забилось словно обезумевшее. Ну, почему он так влияет на меня? — Пригласишь меня к себе? — спросил он, убирая волосы с моего лица. Я дернулась и хотела сказать твердое «нет», а все потому, что не желала, чтобы Агеластос переступал линию моего личного пространства и моей новой жизни. Ему в них не было места. Но все же нам, действительно, следовало поговорить, а делать это на улице не совсем удобно.