– Тогда скажи Мелтону, пусть поменьше тренькает на своей гитаре. – Серабоне поглядел на часы. – Я устал. Мы дали им достаточно времени на то, чтобы прийти к какому-то решению. Пошли послушаем, что скажет нам Бустаманте. * * * Самоуверенность уже вернулась к Стэну. Он заговорил с ними вызывающе, как, по мнению Трейси, сделал бы на его месте любой адвокат, чей клиент находился тут же, в комнате. – Прежде всего, если эта оправдывающая информация не была включена в дело и не упоминалась стороной обвинения, то мой клиент просто не мог знать о том, что эта свидетельница существует, и, следовательно, не мог использовать ее в своих целях, как вы здесь намекаете. – Я не говорила, что этой информации не было в деле, – возразила Трейси. – К тому же любой адвокат, если он, конечно, стоит хотя бы той бумаги, на которой напечатан его диплом, представляя своего клиента в суде в деле об убийстве, частым гребнем прочесал бы все имеющиеся у него материалы, нашел бы имя свидетельницы и обязательно с ней поговорил. Ручка в руках Бустаманте застучала тупым концом о блокнот. – Неважно. Он ничего об этом не знал. Он не знал, что Стинсон танцевала, не знал, что она была проституткой. Он никогда не был в «Грязном Эрни». Никогда о нем даже не слышал. Что до «Пинк Паласа», то посещение стрип-клубов законом не запрещается. – Зато запрещается приставание. – Квалифицируется как проступок, – сказал Бустаманте. – Но не в том случае, когда танцовщица умирает. – Погодите, – вмешался Серабоне. – Он может отчитаться за свое местонахождение в те ночи, когда умирали проститутки? – Для этого ему нужен его календарь. Трейси посмотрела на Томи. – Вы знакомы с владельцем «Пинк Паласа», Дэррелом Нэшем? – Томи перевел взгляд на Бустаманте, тот согласно кивнул. – Да, мы разговаривали. – Вы никогда не упоминали при нем, что встречаетесь с Вероникой в мотеле? – Не знаю, для чего бы это могло мне понадобиться. – А вчера вечером вы видели Нэша в клубе? – Шерис говорила Трейси, что Нэш появлялся ближе к концу программы. – Не помню, чтобы я его видел, нет. – А вы никому не говорили о предстоящем свидании с Габриэль? Рука Бустаманте взлетела в воздух. – На этот вопрос он будет отвечать только на условиях взаимной договоренности. – Куда вы направились, когда покинули «Пинк Палас»? – задала новый вопрос Трейси. Взгляд Томи опять скользнул с нее на Бустаманте, который снова кивнул. – Я поехал домой. Правда, моя жена не сможет подтвердить этот факт. – Жена не сможет поручиться в том, что вы пришли вчера домой? – не поняла Трейси. Томи откинулся на спинку стула. – Моя жена – алкоголичка. Когда я прихожу вечерами домой, она обычно либо еле держится на ногах, либо спит. Если вы спросите у нее, в котором часу я вернулся в тот или иной вечер, она не только не ответит на ваш вопрос, но не сможет даже сказать, приходил я вообще домой или нет. Я часто сплю в гостевой спальне, а из дома ухожу еще до того, как она проснется. – Почему она пьет? – спросила Трейси. – К делу не относится, – сказал Бустаманте. – Не отвечай. – Может быть, она спилась оттого, что ее муж проводит ночи с проститутками? – сказала Кроссуайт, стараясь поддеть Томи побольнее, чтобы посмотреть, насколько он терпелив и как быстро заводится. – И на это тоже не отвечай. – Бустаманте послал Трейси свой коронный убийственный взгляд. Томи выглядел скорее усталым, чем расстроенным. – Мне нужно свериться с моим календарем. У нас есть абонементы в театр на Пятой авеню и на классическую музыку. Это одни из тех редких вечеров, когда мою жену можно считать относительно трезвой и мы вместе обедаем где-нибудь. Тогда я плачу кредиткой. Также я принимаю активное участие в жизни спортивных команд моих детей. Случись мне потерять работу, я бы мог стать у них тренером. – Мы согласны сдать календарь Джеймса добровольно, – сказал Бустаманте. – Нам нужно разрешение на обыск его дома, офиса и машины, – сказал Серабоне. – А еще нам понадобится образец его ДНК. Ордеры на обыск у нас уже готовы, но все можно было бы сделать быстрее, если бы клиент согласился сотрудничать с нами. – При условии, что обыск дома будет проведен в те часы, когда дети в школе, а офиса – после работы, и то если я получу подтверждение, что тайна информации, полученной адвокатом от клиента, не будет подвергнута разглашению. У нас есть пара текущих дел против твоей конторы, Рик. – Переживу, – ответил Серабоне. – И еще: имя моего клиента не должно появляться в газетах, – добавил Бустаманте. – Если вы решите предъявить ему обвинение, позвоните мне с двадцатичетырехчасовым упреждением, чтобы он мог сам к вам прийти. И никаких шоу с полицией, окружающей его дом. – Могу заверить – внимание прессы нам нужно еще меньше, чем вам, – ответила Трейси. Глава 43 Он закрыл дверь, тихо подошел к столу, отпер ящик и вытащил из него кассету. Тот видик он разобрал, а от кусков избавился, рассовав их в мусорные контейнеры по всему городу. Он просматривал все выпуски новостей, посвященные четвертой убитой танцовщице, но про видеомагнитофон нигде не было ни слова, что его нисколько не удивило. Полиция не захочет делиться такой важной деталью, ведь на нее, как на удочку, они будут ловить своих подозреваемых. Вот почему они так расстроились, когда та журналистка выболтала, какой веревкой он пользовался в случае с Николь Хансен. Он включил телевизор со встроенным DVD– и кассетным проигрывателем и аккуратно ввел кассету в предназначенную для нее щель. Ладони у него были мокрые, от волнения сводило живот. Кассета казалась целой, но пока ее не проверишь, не узнаешь. Не выпуская из руки пульт, он шагнул назад и опустился в кресло. Его глаза были устремлены на экран, который сначала почернел, потом наполнился мелкими белыми штрихами и зашипел. Он слышал, что кассета крутится, но ничего не происходило. По экрану прошла какая-то судорога, и снова наступила чернота. Новая вспышка статики. У него подвело живот. Начался мультик. «Скуби-Ду»[40]. Он улыбнулся, когда знакомое тепло согрело сначала его пах, а затем утешительно разлилось по всему телу. Дверь за спиной распахнулась, и он услышал, как они ввалились в комнату. Ему не надо было оборачиваться, чтобы понять – она не одна. Она никогда не приходила одна. Всегда приводила с собой кого-нибудь. Он слышал, как они говорили приглушенными голосами, чувствовал тошнотворный запах сигарет и пота, алкоголя и духов. Он сидел на полу, скрестив ноги, и упорно смотрел в телевизор. – Черт, ты не сказала, что у тебя ребенок, – возмутился мужик. – Не волнуйся. Он никуда не смотрит, кроме своего телевизора. – И она потрепала его макушку, проходя мимо. – Он хороший мальчик. Убирается в квартире. Правда, малыш? Он поерзал, опуская голову так, чтобы она больше не могла его коснуться. Мужик шагнул к нему и встал напротив. Мясистые ляжки в серых брюках загородили телевизор. Он медленно поднял глаза. Жилет на мужике был расстегнут, рубашка туго натянулась на пузе. В дырочки между пуговицами высовывались волоски. Пузо нависало над ремнем, так что в него врезалась пряжка. Воротничок рубашки почти скрывался в складках кожи на шее, к тому же он был лыс. Вылитый Поросенок Порки[41]. – Что т-т-ты делаешь? – спросил мужик. Даже заикается, как Порки. – Он вяжет узлы, – ответила женщина из крохотной кухни. – Он ими одержим. Сидит тут и вяжет целыми днями. Пока я не заставлю его чем-нибудь заняться. Узлы и еще мультфильмы. – Он что, дебил? Он уставился мужику в лицо, не переставая вязать узел. – П-п-почему ты на меня так смотришь, м-м-мальчик? П-п-почему он на меня так смотрит? – Ты загородил ему экран. Мужик обернулся, потерял равновесие и чуть не упал. – Мне н-н-не нравится, что он н-н-на меня так смотрит. – Перестань на него смотреть, – сказала она, а мужику добавила: – Пошли. Выпьем уже. Мужик ткнул в него пальцем. – Не смотри на меня, м-м-мальчик.