— Я спасла ее нервную систему. Она призналась, что любит тебя. Шейн поморщился, о чем-то задумавшись. Марта упала на кровать, закинула руки за голову и мечтательно вздохнула, закрыв глаза. — Я встретила мужчину. Очень приятного мужчину. Открыв глаза, Марта заметила внимательный взгляд Шейн. На какое-то время он перестал одеваться. Но как только взгляды встретились, Шейн отвернулся, цинично ухмыльнувшись. Да уж, великий фотограф не был тем человеком, с которым стоило обсуждать любовные отношения. Привязанность к другому, казалось, ему абсолютно несвойственна. Нечто чужеродное и непостижимое. *** Невероятная игра света на золотистых, цвета каштанового меда, волосах, завораживала. Темное, густое вещество, вырабатываемое пчёлами из соков цветов, с присущей ему приятной горчинкой. Когда Марта упала на кровать, волосы рассыпались по подушке. Невзначай, лениво и ненавязчиво Шейн взглянул на стройную и нежную, красиво изогнутую шею. Это безразличное, равнодушное выражение лица рядом с ней Шейн отрепетировал до безупречности. Марта полагала, что знает о нем абсолютно все, она ошибалась. Тайные чувства и желания тем и опасны, что они разрастаются внутри, превращаясь в неконтролируемый поток огня и света, грозя вырваться наружу. Она смотрела прямо на него, не видя и не замечая того, что нужно Шейну на самом деле. Чем являлась для него фотография? Отражением реальности, в которой Марта никогда не узнает, чего хочется Шейну по-настоящему. Обнаженное тело на шелковых простынях, под прицелом его объектива. Яркие зеленые глаза, смотрящие с вожделением, а не как сейчас — безразлично, а иногда даже с презрением. Марта считала его мудаком, а он и был им, потому что не мог признаться даже самому себе, что тянулся к ней сердцем. Обожание юных девушек как суррогат настоящих эмоций и потаенных желаний. Все мы любим свежевыжатый сок, но зачастую пьем из бумажных пакетов, наполненных концентратом и сахаром. Сахар. Такое обычное слово для многих и роковое для Шейна. Марта была рядом, когда он узнал, что неизлечимо болен. Она плакала, в отличие от отца и брата. Слезы медленно текли по щекам. Не рыдала в театральном смысле слова, а плакала горько, от души, частично забирая боль. В тот день он не сломался потому, что Марта разделила постигшее его горе. А в чем проблема? С этим живут, и не важно как. Марта крепко обняла, еще раз напомнив, они не друзья и никогда ими не были. Шейн улыбнулся, почти пустив ее в душу. Коллега прочла несколько книг о страшной своими жуткими осложнениями болезни. Научилась помогать считать углеводы и дозы инсулина, утверждая, что если он окочурится, то она потеряет очень прибыльный бизнес. Марта не оставила один на один с новым образом жизни и в первые дни, когда не хотелось даже разговаривать, начала взвешивать еду и что-то считать на калькуляторе. Свет в номере был ужасным, и фотографии наверняка вышли бы плохими, но, когда он видел Марту такой, на Шейна нападало вдохновение. Он мечтал запечатлеть отреченный взгляд вдаль, звонкий, заразительный смех, глубокое дыхание и безмятежный сон. В такие моменты совсем не хотелось улыбаться, изображая безразличие. Его губы пересохли от желания прикоснуться к теплой коже. По непонятной причине Марта тушевалась перед супермоделями, искренне считая себя непривлекательной. Но все эти девочки не могли сравниться с ней даже на долю секунды. Зачастую Марта была одна. Ни с кем не встречалась, либо не желала афишировать свои отношения. Шейна это устраивало. В тот момент, когда она призналась, что встретила мужчину, мечтательно разглядывая потолок, Шейну приспичило схватить камеру и запустить в стену. Умная, интересная, наполненная красками Марта. Она спасла его. Она заботилась о нем. Только ей было действительно интересно сдохнет он или нет, а теперь она нашла другого. Марта лежала в его постели впервые. Шейну до боли в пальцах захотелось накрыть ее телом. Прижать к подушке и целовать, пока в легких не закончится воздух. Он не шевельнулся, даже не попытался. Стоял, словно мраморная статуя, спокойно наблюдая, за тем, как играет свет в ее волосах. А через мгновенье в номер ворвались. Молодой человек, чей возраст варьировался от восемнадцати до двадцати лет, влетел в комнату и схватил Шейна за горло. Несмотря на плачевное состояние, Шейн легко отбросил его в сторону. — Где она? Ты заплатишь за это! Незнакомец напоминал дикого койота: маленький, агрессивный, бесконечно повторяющий одно и то же, с характерным шипением и фырканьем. — Кто? — пожал плечами Шейн, ответив равнодушно. — Ой, молодой человек, сложно сразу понять, о какой конкретно жертве его красоты вы говорите, — скользнуло по коже едкое замечание Марты, — давайте по существу, — поднялась с кровати девушка. «А что делать, если тебе глубоко насрать на меня?» — хотел сказать Шейн, глядя на Марту, но улыбнулся, пожимая плечами. Нет, он не покажет слабости. — Эмма, моя Эмма. Я все знаю! Я слежу за ней. — Ах, вот оно что, — почти одновременно с Мартой ответил Шейн. — Ты ведь не прикасался к ней? — разъярённо надвинулся на Шейна парень, — старпер, — выплюнул. Марта и Шейн переглянулись. Ловко перехваченный удар пришелся в воздух. Что-то хрустнуло, и молодой отступил. — Ты заплатишь за это! Ты ответишь! Ты меня еще вспомнишь, — заорал парень, покидая номер, — ненавижу! Марта вздохнула. — Пошла я спать, — громко зевнув и выходя в коридор, даже не обернувшись, — и проветри здесь. Шейн проводил ее печальным взглядом. Внутри неприятно посасывало. Нужно сделать так, как сказала Марта, или ему снова станет плохо. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌ Глава 3 Париж прекрасен в любое время года, но весной особенно. Теплый мартовский ветер, успокаивающим бальзамом ласкал кожу, заставляя забыть холодные месяцы. Столица Франции оживала в лучах яркого солнечного света, заряжая жителей этого завораживающего города настоящим весенним настроением. Марта обожала это время. В этом году солнце пригревало достаточно сильно, и хотелось верить, что скоро весна станет полноправной хозяйкой города. Для местных жителей набухшие розовые бутоны вишни и магнолии на аллеях — предвестники тепла. Марту, оказавшуюся здесь в первый раз именно весной, цветущее розовое буйство просто сшибло с ног. Невероятной красоты зрелище. Французы, сделавшие культ из рядового события — цветения сакуры, подарили Парижу еще один повод для восхищения. Все свободные места на эти даты у парижских фотографов забиты на год вперед. Как раз в это время здесь проходила Неделя Моды — крупное международное событие в фэшн-индустрии. Именитые дизайнеры устраивали показы в выставочном зале торгового центра «Карусель Лувра». В шестом округе Парижа, недалеко от Пантеона, Латинского квартала и стен Сорбонны, что на левом берегу размеренно текущей Сены, располагался роскошный Люксембургский сад, украшенный статуями французских королев. Это место завораживало гостей города и привлекало множество парижан. Внутри Люксембурского дворца царила атмосфера уютного величия. Торжественные колонны, выполненные для каждого этажа в определенном стиле, венчали просторную террасу, с которой открывался прекрасный вид на сад с оригинальными фонтанами и искусственными прудами. Стиль постройки переходил от ренессанса к барокко. Именно поэтому здесь получались потрясающие фотографии. Несмотря на это раздраженный Шейн кидался на окружающих. Видимо съемка шла не совсем так, как планировалась. Марту поведение коллеги никак не задевало. К ней на площадку приехал Хьюберт. Мужчина оказался в Париже впервые. После рабочего дня девушка обещала устроить небольшую экскурсию по местным достопримечательностям. Представив Шейну приятеля, Марта старалась хихикать тише. Хьюберт принес свежие круассаны и стакан капучино. Нашептывал что-то на ухо, обдавая горячим дыханием, прижимаясь чересчур близко и пьяня жаром желанного крепкого мужского тела. Если честно, Марте было не особо важно, о чем именно он рассказывал. Хьюберт оказался совладельцем семейной мастерской татуировки и перманентного макияжа, приехав на крупнейший саммит во Франции. Самые изысканные фантазии по украшению тела рисунками на подобном мероприятии становились реальностью. У Марты не было тату. Не особо горев желанием стать обладательницей рисунка на теле, она, тем не менее, восхитилась увиденным. Но больше всего девушку волновал новый знакомый. Ее буквально скручивало от желания остаться наедине. Серые глаза смотрели проникновенно и чувственно. От каждого слова Хьюберта у Марты по коже ползли мурашки. Он улыбался, излучая любовные флюиды. Бессловесный призыв к действию и обещание невероятных удовольствий. От этого ощущения Марте хотелось взлететь. С момента знакомства ее ничто не расстраивало и вообще мало что заботило. Хьюберт оказался интересным собеседником, легким и уютным. Он задавал вопросы о том, что ей нравилось, о любимых местах отдыха, о происходящем во время съемочного процесса. Ей льстила подобная заинтересованность ее жизнью. А когда он сильной ладонью прикасался к спине, чтобы обратить на себя внимания или чуть пододвинуть, Марта вспыхивала и моментально сгорала, как беззащитный фитилек декоративной свечи. В определенное время суток свет для фотографий становился удивительным. Это время называлось “золотой час”. Свет в эти мгновения боковой и резконаправленный. Благодаря этому предметы отбрасывали длинные тени, невероятно красиво подчеркивалась их текстура. Гораздо теплее, чем в полдень, практически желтый, от того он и звался «золотым». Мягкость давала возможность легче запечатлеть перепады теней и контрасты. Свет во время золотого часа прекрасен для всех типов фотографии. Это было то самое время дня, но Шейн все равно бесился, несмотря на фактически идеальные условия для фотосъемки. Дизайнерский диван, распахнутые настежь окна и двери, три огромных вазы с шикарными ветками только что расцветшей вишни дополняли уютом и теплом один из залов Люксембурского дворца. Молодой человек модельной внешности, в полурасстегнутой белой рубашке и черных брюках, вальяжно откинулся на бархатную спинку. На коленях расположилась Эмма в модном бюсте и коротких шортах. Не пошло, но стильно. Белье, точно подобранное по фигуре, идеальная прическа. Все настолько красиво, что невозможно отвести глаз. — Поцелуй его по-настоящему, — без всяких эмоций попросил Шейн. Эмма заметно сжалась, но выполнила. Мечтавшая стать ведущей топ-моделью на неделе моды в Париже, девушка беспрекословно осуществляла любую прихоть фотографа. Однако Шейн все равно не был доволен. Желваки ходили по лицу, и, почесав лоб, он опустил камеру. Марта слушала только Хьюберта, а Шейна вполуха, но догадывалась, что мистер фотограф вызовет в коридор Эмму и хорошенько отчитает за то, что та слишком скована в своем сексуальном образе. Из-за чего фотографии получались не провокационными, как задумано, а картонными. В каком-то смысле это было правильно. Но неожиданно Шейн повернулся совсем в другую сторону: — Марта, — подозвал указательным пальцем, выходя в сад через шикарную балконную дверь, — на пару слов. Коллега удивилась, не понимая, что происходит. Марта вышла в сад. Шейн стоял спиной к двери, скрестив руки на груди. Затем сменил позу: поставил руки на пояс и медленно развернулся, наклоняя голову к плечу. — В чем дело? — резко спросил фотограф. — Что? — не поняла Марта, ведь свою работу она давно сделала. — Почему посторонние люди на съемочной площадке? От ледяного тона Марте стало не по себе, — такого Шейна она никогда не видела. — Извини? — рассмеялась Марта. Но Шейн даже не улыбнулся. Прикусив большой палец правой руки, снова поставил руки на пояс и стрельнул ледяным взглядом. — У тебя есть пять минут, чтобы очистить площадку, — прошел мимо Марты, не оборачиваясь. Разглядывая его широкую, крепкую спину, Марта потеряла дар речи. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌ Глава 4 Шейн пригласил Марту и Хьюберта на ужин. Поступок просто гениальный, учитывая, как сильно трясло при виде этой парочки. Шейну стало немного стыдно за то, что он выставил Хьюберта с площадки. Парень-то вроде не плохой. Если бы только не смотрел на нее так, что хотелось выколоть глаза. Причем вначале правый, потом левый, и очень медленно. Возможно, Хьюберт не горел желанием посещать парижскую квартиру Шейна, но из любезности согласился. Вел Шейн себя как дерьмо. Заставил Эмму готовить. Бедная девочка так старалась, будто это что-то значило. Постоянно приставала, прикасаясь к нему. Терлась, ласкала, целовала при любом удобном случае. А он? С тех пор как Марта рассказала о Хьюберте, он будто стал импотентом. Секс его не радовал, фотографии не получались. Накануне три часа обрабатывал, тыкал в разные кнопки — вышло унылое говно. Как Марта могла так запасть на кого-то за несколько дней? Сама же высмеивала подобное. Шейн посмотрел в зеркало. Глупые люди любят то, что их губит, хотят то, что нельзя!