Положив трубку на рычаг, промокнул рукавом заслезившиеся глаза. Уму непостижимо, каким он сделался сентиментальным. Говорят, сентиментальность присуща негодяям. Необычно оглушительно зазвенел телефон, Миха вздрогнул и схватил трубку. — Слушаю вас. — Дядя Миша! Ты на работе?! Я восхищаюсь тобой! — Саша Веткин был восторжен и, значит, изрядно хватя. — Ты чего это, Устин Акимыч? Где ты так нализался?[60] — спросил Маштаков. — Чей-то нализался? — оскорбился Саша. — Не нализался, а выпил культурно, с соседями. Имею право? Или нет? — Или да. — Дядя Миша! Я серьезно восхищаюсь тобой. Ты наш Глеб Жеглов! Лева Гуров![61] Капитан Игумнов![62] Я сейчас всем рассказывал, какой у меня друг. Сколько ты преступников переловил! У-у-у! — Да ладно. — О, ты вдобавок еще и скромный! Мы сейчас, дядь Миш, петарды ходили с народом взрывать на улицу. Это грандиозно! Знаешь, какие у меня петарды? «Корсар»! Это бумм-м! «Мортира»! А ещё эта, «Черная смерть». Это вообще нечто! Я ее пластилином обмазал для усиления эффекта! Полсугроба снесло! — А как же Александр Глебыч? — напомнил Маштаков. — Врет он, что спит в Новый год. Все не спят, а один Глебыч спит? Выёживается он так! Ты видел, дядя Миша, нового Президента? Как он тебе? Ну? — Галстук у него классный. — Фиг с ним с галстуком, я удавки сроду не носил и носить не буду. У меня другой вопрос: чего ему, влом за русский народ стакан чачи поднять? — У нас телефоны прослушиваются, Сань. — Миха не любил разговоры про политику и про инопланетян. — Пусть прослушиваются, сейчас не тридцать седьмой год! Демократия! Я сейчас приеду к тебе, дядя Миша! — Зачем? — Посидим, накатим, поговорим как в старые времена. С кем ещё можно по-людски поговорить? Сейчас я такси только вызову. — Саша не надо, ты выпил, а я дежурю, — увещевал приятеля Маштаков. — Не имею права в праздник? — вновь ощетинился Веткин. — Имеешь. — Тогда проблема в чем? Жди! — В трубке зачастили короткие басовитые гудки. Оставалось только надеяться на то, что Саша отвлечется на что-нибудь другое. Например, заглянет вновь к соседям, провозгласит там еще пару тостов и уснет. Или не сможет дозвониться до такси. До часу Миха рассеяно размышлял о смысле жизни, прислушивался к внутренним ощущениям, курил. Кажется, даже задремал. Внутренний телефон заверещал как ненормальный. Опер подскочил со стула. — Быстро собирайся на выезд, Николаич. У нас труп грудного ребенка, — сообщил Медведев. «Этого еще не хватало!» Маштаков накинул бушлат, криво нахлобучил на голову форменную шапку, сунул в один карман сигареты, в другой — блокнот. Минуту спустя он был в дежурке. — Чего? Где? — Машиностроителей, шесть дробь три. Граждане обнаружили у подъезда труп ребенка. Маленького, до года. Разбита голова. Информация вся, — начальник дежурной смены как раз докладывал находившемуся тут же Коростылёву. Тот выглядел озабоченным, происшествие свалилось из категории резонансных. Теперь до сдачи дежурства область не слезет, будут без конца трясти, информацию требовать, результаты. — Оперативник в наличии, — Медведев сосчитал Маштакова. — Эксперт спускается. Из убойщиков я до Сутулова дозвонился. Сейчас участкового местного подниму. С недавних пор участковые инспекторы перестали заступать на суточные дежурства в следственно-оперативные группы. Наверху победило мнение, что главная задача участковых не раскрытие преступлений, а их профилактика. Теперь участковых поднимали по факту. В этом имелись как минусы, так и плюсы. Минусы — лишняя езда за сотрудниками, что приводило к затягиванию совместных мероприятий и перерасходу ГСМ, плюсы — почаще стали выезжать участковые с той земли, на которой происшествие произошло. — Прокуратура, — напомнил Коростылёв. Медведев повел указательным пальцем по списку, лежавшему под стеклом: — Кто у них дежурит? Ага, вот… Максимов… Телефон вахты общежития экскаваторного завода… — Судмедэксперта обязательно, — выдал новое наставление кадровик. — С этим сложнее, — дежурный вздохнул и огладил русые усы, — тем более в праздник. В дверь заглянул эксперт Николаев. Лицо у него было хмурым и опухшим, на щеке краснел вертикальный рубец. — Я на улице буду ждать, — хрипло сказал он и удалился. Коростылёв смотрел ему вслед настороженно. Маштаков загадал: если Берия сейчас окликнет эксперта и начнет его крутить на пьянку, преступление, на которое они собираются выезжать, раскрыто не будет, и наоборот. Зам по личному составу обернулся к дежурному: — Я на своей поеду. Маштаков, вы со мной. Эксперта тоже заберем. Владимир Николаевич, посылайте дежурку по адресам, собирайте недостающих. Я с вами свяжусь с места происшествия, сообщу, нужно ли наращивать силы. Медэксперта из-под земли мне выньте. — Слушаюсь, товарищ полковник! — Медведев усердно принялся накручивать телефонный диск. За Коростылёвым была закреплена служебная «Волга ГАЗ-24», убитая, подлежащая списанию, зато чёрная. Двери ее ни с первого, ни со второго раза не закрывались. Михе, севшему на заднее сиденье слева, помог его дверку захлопнуть водитель Лёва, кудрявый, круглолицый, словоохотливый дядька. Николаев, взгромоздив на колени пластмассовый гроб-чемодан, устроился справа от оперативника. В ограниченном пространстве салона, в котором разместилось четверо взрослых мужиков, доминирующим над остальными запахами сделался удушливый запах перегара. Лёва, дожидавшийся, пока прогреется двигатель, хохотнул, реагируя на быстро запотевшее изнутри лобовое стекло: — Кто-то вчера хорошенько погулял. Вытащив из бардачка чистую тряпку, водитель круговыми движениями принялся протирать стекло. Сидевший на командирском месте Коростылёв обернулся, включил свет в салоне и стал пытливо разглядывать Маштакова с Николаевым. Михе показалось, что кончик носа у кадровика шевелится, как у пса, обнюхивающего след. Эксперт с опером напряглись. Наконец, Лёва тронулся, «Волга» задребезжала. Полковник, отворачиваясь, удрученно вздохнул: — Одно и то же. Ничему вас жизнь не учит. Ехали ночным новогодним городом. По тротуарам и проезжей части проспекта Ленина в обе стороны двигались веселые компании. «Волге» то и дело махали руками, пытаясь остановить. — Таксисты сегодня совсем ополоумели, — сообщил Лёва, — по полтиннику дерут за поездку. Ответной реплики ни от кого не последовало. Водитель стал развивать тему сам: — А куда людям деваться? В гости ехать надо, из гостей домой вертаться надо? Молодежь вон пешком гуляет, а постарше люди… Опять же хулиганья много на улице, одни пьяные. О, смотрите, Вячеслав Валерьяныч, салют! Пригнувшись, Лёва пальцем указывал на расцветший в чёрном небе в районе площади трехсотлетия города диковинный цветок, фиолетовый с зелёным. Панельную девятиэтажку под номером шесть дробь три по улице Машиностроителей пришлось поискать, она стояла в глубине дворов и таблички не имела. — Понатыкали коробок этих невпопад, — возмущался Лёва, быстро вертя баранку, чтобы вписаться в проезд между типовыми домами. — Не люблю Машинку, как тут люди живут. Все, дальше не проедем, жители противотанковые заграждения вкопали. Нужный подъезд определили по стоявшим возле него машинам «скорой помощи» и милиции. В экипаже «пэпээс», первым подскочившем к месту происшествия, старшим был командир роты Швеллер. Худощавый, длиннорукий Швеллер, завидев приближавшегося Коростылёва, подтянулся, ребром ладони проверил, на месте ли находится кокарда шапки. Доклад его не занял и минуты. Жители из тринадцатой квартиры в час пятнадцать вышли на улицу с целью устройства фейерверка из средств бытовой пиротехники и на бетонной площадке, на которую вывозится контейнер из мусоропровода, обнаружили мёртвого ребенка. Чей ребенок — не знают. Ничего подозрительного не видели и не слышали. — Спрашивали, у кого в подъезде есть дети? — Маштаков придерживался правила, что искать в первую очередь следует поблизости. — Так точно, товарищ капитан! — Швеллер был строевой косточкой. — Сказали, что в седьмой квартире. Мы туда сходили, ребёнок на месте, спит. «Пэпээсники» сработали грамотно, прибыли быстро, обеспечили охрану места происшествия, провели разведбеседу с жильцами, обнаружившими труп, записали их данные, и даже сделали в верном направлении ход, направленный на раскрытие преступления. — Рапорт мы сейчас напишем. — Швеллер знал порядок. Кивнув, Маштаков направился к площадке у подъезда, чувствуя, как с каждым шагом ноги от колен и ниже наливаются тяжестью. За полные десять лет работы он выезжал на сотни трупов, особенно часто — в прокуратуре, но привыкнуть к смерти детей у него не получалось. В сентябре во время работы по убийству в коттеджах девятилетнего Антона Синицына у Михи случился очередной срыв, к счастью, кратковременный.