— Поехали со мной, — говорит он. Сначала я не слышу его слов, и, когда он повторяет их, я ничего не понимаю. Все вокруг застыло — стало каким-то нереально неподвижным. Женщина в сапогах для верховой езды, помощники, джет, аэропорт Каструп. — Куда? — В Бразилию. Я смотрю ему в глаза. И тут все понимаю. — Андреас, ты хочешь, чтобы я сейчас поехала с тобой. И чтобы раз в день, растянув тебя между пальмами, крепко связывала твои яйца сизалевой веревкой и хлестала тебя суровой плеткой. Ты этого хочешь? Он с трудом дышит, но кивает. Я имею дело с искренностью всю свою жизнь. И тем не менее не перестаю удивляться. — Андреас, — говорю я, — у меня сейчас совсем плохо со временем. Но раз уж мы встретились, скажу тебе, что где угодно на земном шаре, и тем более в штате Баия, найдутся женщины, которые сделают это совершенно бесплатно. Глаза уже не глазированные. Он возвращается к действительности. Я отпускаю его. Он отшатывается. Но не двигается с места, словно не в состоянии уйти. А потом все меняется. Я гляжу ему в глаза. Как он будет уходить? Люди по-разному реагируют, если им случилось открыться. Кто-то чувствует гнев, кто-то стыд, кто-то старается все вытеснить. Он проводит рукой по львиной гриве. Потом улыбается. На сей раз улыбка более искренняя. Как будто он почувствовал облегчение. И почти благодарность. — Прощай, Сюзан Свендсен. Он разворачивается и уходит. Я подхожу к мужчине в черном и протягиваю руку. Он кладет в мою ладонь ключи от машины. Я смотрю на женщину в сапогах для верховой езды. Две женщины, которые в течение последних двенадцати часов держали в руках одни и те же волосатые яйца, как минимум должны отнестись друг к другу как сестры. — А что там с беременностью? — спрашивает она. — Вы знакомы с квантовой физикой? Она качает головой. — Квантовая физика оперирует функцией, которая называется пси-функция. Она не обозначает никакого физического явления как такового. Она существует в расчетах и исчезает, когда чудесным образом выполняет свою задачу. Я сажусь в машину. За моей спиной джет выруливает на взлетную полосу. 37 Я забрала Лабана и детей с Ивихисвай и, когда они сели в машину, рассказала им о встрече с Андреасом Баумгартеном. Они притихли. И вот мы паркуемся перед воротами закрытого района между гаванью Сванемёлле и гаванью Туборг, где я менее чем двадцать четыре часа назад беседовала с Келем Кельсеном. В стеклянной будке сидит та же девушка. Нельзя не заметить, что тот интерес к жизни, который мы с Келем в ней пробудили, куда-то улетучился. Смертельная усталость вернулась. Я выхожу из машины. Через решетку мне видны силуэты четырех «роллс-ройсов», такое количество «мерседесов», какого я никогда не видела вместе на одной парковке, «феррари», два «лотуса» и трехколесный «морган» с деревянным кузовом. — Нам нужно, чтобы кто-нибудь подбросил нас на острова, — говорю я. Она поднимает голову. Узнает меня. Безграничная усталость сменяется растерянностью. Это, конечно, не очень приятное состояние, но, кажется, оно больше соответствует ее возрасту. Она бросает быстрый взгляд на «вольво». Очевидно, чтобы проверить, не приехала ли я на машине автошколы. Лабан и близнецы вышли из машины. Все трое улыбаются девушке. И Лабан улыбается шире всех. Он наклоняется к окошку. У него такой вид, как будто он только что купил эту парковку и все, что к ней прилагается, и теперь его переполняет законная гордость от того, что он всем этим владеет. — Меня зовут Лабан Хайн, — говорит он. — Я сын Торкиля Хайна. Рад с вами познакомиться. Оцепенение проходит. Девушка улыбается ему в ответ. — Это Тит и Харальд. Внуки Торкиля. Ему сегодня исполняется семьдесят пять. Мы подготовили ему вечеринку-сюрприз. Тит и Харальд подошли вплотную к стеклу. Девушке некуда деваться. Она находится между тремя улыбками шириной с амбарные ворота. Девушка показывает в мою сторону. Пальцы ее немного дрожат. — А она? Мне надо отчитываться обо всех, кто тут проходит. — Сюзан? — переспрашивает Лабан. — Она наш водитель. И кедди[19]. — У нее нет водительского удостоверения. Это сообщение приводит Лабана в некоторое недоумение. Но он с пониманием кивает. — Хорошо, что вы предупредили, — говорит он. — Мы не пустим ее за руль. Ворота открываются. Мы садимся в машину. Лабан за рулем. «Вольво» смущенно проползает между всеми чистокровками и прячется в углу. Позади «бентли», у которого такие габариты, что если поставить его на опоры для террасной доски, то можно было бы обустроить в нем бунгало на две семьи. — Ваш кедди! — восклицаю я. — Мы же разводимся, — говорит Лабан. — Я упражняюсь в том, чтобы представать перед миром в качестве одинокого мужчины. Почему она говорит, что у тебя нет водительских прав? Я молчу. Мы выходим из машины. Нас ждет маленький плоский зеленый катер. У трапа по стойке «смирно» стоит рулевой в форме. Что-то заставляет меня вернуться к девушке. Она кивает мне, настороженно, но дружелюбно. Лабан взвалил ответственность на свои широкие плечи. Пообещав, что мы живем в лучшем из миров. — А какая из машин тут принадлежит Хайну? — Он сегодня был не на машине. — Прилетел на вертолете? — Мне кажется, я видела маленький джет. — Наверняка торопился, — говорю я. — Предвкушал подарки. Она мечтательно смотрит на Лабана. — Наверное, здорово с ним работать? — Просто классно, — отвечаю я. Острова Кронхольм находятся между морским фортом Миддельгрун и островом Вен, в проливе Эресунн, разделяющем Данию и Швецию. Название островов мне хорошо знакомо. Но только сейчас, когда мы приближаемся к ним, я наконец могу на них посмотреть. В первую очередь мы видим парк ветряных генераторов перед так называемой «Ракушкой». Это архитектурное сооружение, в котором есть пять извилистых этажей, и выглядит оно так, будто его выбросило на берег. За ним находятся ангары, складские здания и небольшая диспетчерская вышка. Над территорией возвышаются два больших крана, тут явно идет серьезная стройка. Я воздерживаюсь от вопросов об островах, да и кого спрашивать? Лабан считает, что движущей силой истории являются произведения великих композиторов. Я считаю, что это естественные науки. Все остальное, что происходит вокруг, просто отвлекает внимание. Но все равно вопрос висит в воздухе. И, конечно, именно Харальд вводит нас в курс дела. — Я посмотрел, что пишут об островах в интернете. Они были проданы одному консорциуму, когда в прошлом году в Дании изменилось природоохранное законодательство и прибрежные территории перестали быть заповедником. С тех пор птиц попросили переселиться, огромные территории засыпали и построили несколько объектов, в том числе небольшой аэропорт, парк ветряных генераторов, здания, которые мы видим, и поле для гольфа. Все началось в восемьдесят восьмом году. Когда Министерство охраны окружающей среды создало комитет по надзору за развитием копенгагенского порта. В частности, они хотели остановить продажу островов в Эресунне. В начале мая восемьдесят девятого комитет представил заключение, в котором содержалось исключительное предложение. Одно из самых продуманных в истории Дании. Это согласно Википедии. Об управлении сорока двумя километрами портовой набережной и сорока километрами береговой линии в течение тридцати лет. И создании шестнадцати тысяч домов, двадцати пяти тысяч рабочих мест и обеспечении свободного доступа жителей Копенгагена к воде. Проект не прошел. Муниципалитет продолжил выделять участки. В итоге берег перестал быть охраняемой территорией и острова были проданы. По-настоящему богатых в стране немного. Им нужны резервации. Острова Кронхольм задуманы как такая резервация. Цена четыре миллиарда. Самая высокая цена за квадратный метр в истории Дании. Мы внимательно смотрим на него. Какой-то частичкой своего сознания родители никогда не могут понять, что дети уже научились ходить и даже способны составить несколько вразумительных предложений. Нас ждет гольф-кар, он тоже зеленый, того же цвета форма водителя и стоящего рядом с ним мужчины. От гавани дорога круто поднимается вверх. Острова на самом деле когда-то были плоскими, все холмы здесь искусственные. Еще один поворот — и вот мы у «Ракушки». Вблизи она уже не кажется ракушкой, выброшенной на берег. Это гигантская пятиэтажная конструкция из стали и стекла, в плане напоминающая суперэллипс. Поле для гольфа начинается прямо за зданием и занимает всю площадь одного из островов. Деревья тут такие высокие, что, должно быть, их пересадили сюда уже взрослыми. Здесь несколько километров цветочных клумб и маленькие японские мостики, перекинутые через небольшие каналы. С того места, где мы стоим, я вижу два храмовых павильона, в которых, если вы подустали махать клюшкой, вам наверняка предложат чай в изящных маленьких чашечках времен династии Мин, на которых уж точно будут написаны какие-нибудь мудрые изречения, например, «Истинное богатство находится в вашем сердце».