— Что? — Очнулись мои барышни. — Давайте выпьем кофе, что-то я сегодня захлопотался, — пробормотал я, усмехнувшись над тем, что незаметно для себя вставил пару строк о мотоцикле. — А меня в ресторане вчера и сегодня директор спрашивал про тебя, Валера, — призналась Инна Владимировна, поставив чайник на плиту. — Его некоторые посетители просто заколебали вопросами, когда ты снова выступишь? Так, когда ты снова выступишь? Я потёр виски, почесал затылок, прикинул, что деньги разлетаются только в путь, и нехотя протянул: — Нууу, могу во вторник. В четверг будем репетировать допоздна, в пятницу у нас КВН, снова попытаемся вписать свои имена в историю школы. — Лучше конечно выступить в пятницу или в субботу, — сказала Динина мама. — Аха! — Возмутилась сама Дина. — Я тебя одного в ресторан не отпущу, вместе пойдём. — Я согласен. — Засмеялся я и, взяв девушку за руку, спросил. — Кстати, ты за свои девятые классы играть будешь? — Вот ещё, — хмыкнула моя подруга. — Команду же «бэшки» собирают с этой твоей Наиной Файзиевной, а у нас с ними отношения не очень. Лучше спой ещё что-нибудь. — Да, Валера спой, — поддакнула Инна Владимировна. — Тогда я хочу сделать официальное предложение, — сказал я и заметил как Дина и её мама напряглись. — Я хочу предложить тебе, Дина, сыграть за нашу команду КВН. По правилам можно заявить одного человека со стороны. Десятые, я слышал, вообще везут профессионального актёра из пермского ТЮЗа. — Фу, напугал, — выдохнула мама моей подруги. — Посмотрим, — немного обиженно пробубнила моя подруга. — Значит, песня остается с человеком, — пробормотал я, задумавшись, чем бы ещё поразить благодарную публику. — Песня верный друг твой навсегда. Аха, песня называется «Всё для тебя, рассветы и туманы, всё для тебя моря и океаны». * * * Обратно из гостей на съёмную квартиру я брёл уже под светом редких жёлтых уличных фонарей. Осенью, как и зимой в наших широтах всегда темнеет очень рано. Особенно это действует на нервы, когда вокруг лёд, снег и сугробы, когда ты просыпаешься и идёшь на работу в сумерках, и возвращаешься так же в темноте. Приходит понимание, что человек создан для другой жизни, для той, где много света и тепла, когда всё цветёт, растёт и развивается. С такими мыслями о тёплом ласковом море я случайно посмотрел направо. Раньше, во времена Великой Отечественной, по правую сторону от дороги здесь были наспех сколочены одноэтажные бараки для шахтеров, эвакуированных с Донбасса. Прошли годы, но в эти жуткие строения селили людей вплоть до начала восьмидесятых годов. Потом бараки три года стояли заброшенные, пока пару пацанов, бегая по развалинам, не погибли. Надломились прогнившие доски, и на ребят сверху рухнула старая печная труба. Наконец всё было снесено, кроме нескольких частных почерневших от времени сараев, среди которых мой взгляд неожиданно упёрся в чёрную фигуру. Этот незнакомец не прятался и не скрывался, он в приветствии помахал мне рукой. Неприятный холодок пробежал по моей спине. Я посмотрел по сторонам, как назло улица была полностью пуста. «Захотелось поговорить? — зло усмехнулся я про себя. — Думаешь, я сейчас наделаю в штаны? Как бы ни так!». И обозвав себя «сыклом», я медленно сошёл с дороги и пошёл навстречу к чёрному человеку. — Близко не подходи, — голос ненормального незнакомца прозвучал, словно хрип умирающего, как будто слова этому психу довались с большим трудом. — Спокойно, солдат ребёнка не обидит, — хмыкнул я. — Ха, ха, ха, — смех чёрного человека прозвучал как три отдельных хриплых выдоха, после чего он произнёс. — Пятница шестнадцатое, последняя. «Чего последняя, кого последняя?» — хотел спросить я, однако незнакомец, тут же сделав шаг в сторону, скрылся за одиноким сараем. Я пару секунд поколебался, бежать или не бежать, и решил, что слишком много будет чести. Да и скакать по местным буеракам в темноте небезопасно. Поэтому, махнув рукой, я вернулся обратно на дорогу и поспешил в свою съёмную квартиру. А ребус чёрного человека решился в моей голове очень просто, если пятница для меня последняя, то время терять я не имею никакого права. * * * В понедельник 12-го октября мне снова пришлось пересесть за свою четвёртую парту. Когда я Томке Поляковой сказал, что в КВН дальше мы будем играть без неё и без Иринки Новосёловой, наша коммисарша невероятно разобиделась. Вот и пойми этих женщин, сначала играть не хотела, а теперь оказывается, что я во всём виноват и я же самый настоящий предатель. Кстати, Новосёлова отнеслась к новости более чем спокойно, я бы даже сказал, с радостью. Ирина призналась, что петь она любит, а сцену до ужаса боится. На перемене, после первого урока, тоже разговоры крутились вокруг предстоящей игры весёлых и находчивых школьников. Рысцов хвастался, что его Ольга Балуева с радостью согласилась, и что теперь мы всем покажем, куда Макар на зиму раков гонял. Вдруг к нам подошла физичка Наина Файзиевна поинтересовалась, как идут репетиции. — Сложно, — пробубнил я, и незаметно ткнув Андрюху в бок, добавил. — Ещё до конца не ясно кто будет играть. — А мои девятые в этот раз вам точно дадут бой, — гордо сообщила учительница. — Я сама в институте играла в КВН и кое-что ребятам подскажу. — Кстати, есть лишняя хорошая шутка. — Улыбнулся я. — Один мальчик на уроке истории спросил: «В чём разница между капитализмом и социализмом?». И учительница ему ответила: «При капитализме человек эксплуатирует человека, а при социализме всё наоборот». — Вот так шутить не надо, — обиделась Наина Файзиевна. «Какая всё-таки Наина ещё девчонка, — подумал я. — Мне всего пять дней осталось, если чёрный человек не врёт. Тут уж не до КВНа». Затем вдруг прибежала Чистякова из 10-го «А» и, погрузив меня с Рысцовым в ароматное облако французских духов, сообщила, что нам конец. Ведь к нам, точнее к ним в команду едет знаменитый на всю область артист. — Да, — согласился я. — Весь мир — театр, и все люди в нём — артисты больших и малых драматических театров. — Глупости! — Пискнула десятиклассница. Наконец, ближе к звонку на второй урок нарисовался хулиган Широков и принёс наиважнейшую весть, что Катька согласилась помочь в ловле маньяка на живца. Правда, просит ещё пятьдесят рубелей сверху. — Деньги не проблема, во вторник ещё подзаработаю. — Кивнул я. — Сегодня же выходим на охоту. Мотоцикл есть. К семи часам вечера Катерина как раз успеет перекраситься в блондинку. — Чё-то мне сыкотно, — признался Рысцов. — Больно этот таксист здоровый. — Ничего. — Я похлопал друга по плечу. — Сегодня мы маньяка лишь познакомиться с его приманкой. Наш преступник работает осторожно, не душить, не насиловать сразу никого не станет. А твой касетник, Андрюха, мы поставим на запись, спрячем в сумку к Катерине, и запишем весь разговор маньяка с жертвой. Вот у нас и появятся первые доказательства. — А на второй раз Катька должна сказать, что ей нужно съездить куда-то в Губаху, — предложил Толя Широков. — Разговор мы так же запишем и всё, мышеловочка захлопнется. А для подстраховки я возьму свой самопал. — Хорошая мысль, — согласился я. — Только ты туда пулю не заряжай. Нам лишних жертв не надо. — Да, лучше без жертв, — пробормотал, словно заговорщик Рысец. * * * На четвёртом уроке литературы, которую вела наша классная Марина Алексеевна случилось ЧП. Неизвестно где хулиган «Белый» наглотался таблеток. Не то хряпнул их на спор, не то ради кайфа. Перед уроком Беляев ещё как-то держался на ногах, правда смотрел куда-то в пустоту и что-то сосредоточено бормотал себе под нос, а когда литераторша стала рассказывать про Радищева Александра Николаевича, как тот путешествовал из Петербурга в Москву. «Белый» выдал со своей последней парты: — Да вертел я эту Москву на одном месте! Чё я там не видел? Мавзолей Ленина что ли? — Какой Ленин, «Белый»? — Спросил я. — Речь идёт про 18-ый век! — А чё не про 19-ый? — Возмутился хулиган. — Беляев немедленно прекрати, — оторопев от наглости ученика, пробормотала классная руководительница. — Тебя Беляев не спросили какой век! — Выкрикнула со второй парты Томка Полякова. — А чё не спросили? — «Белый» приподнялся и, уставившись стеклянными глазами на строки Пушкина, написанные на плакате, который крепился над школьной доской, громко и с выражением начал читать, — Здравствуй, племя младое, незнакомое! Мрина Лексеевна это для кого, для индейцев написано? Чё за племя-то? — Апачи! — Гаркнул Рысцов. — Вышли на тропу войны! — Ха-ха-ха! — Разом грохнулся от смеха весь класс. Как вдруг я вспомнил, что именно так прошёл последний школьный урок для Толи Широкова. Он в той моей юности так же наглотался таблеток и, выдав сольный концерт во время занятия, сначала вырубился, затем загремел в больницу и в школе больше не появлялся, так как его по-тихому отчислили за неуспеваемость. В подтверждении моих воспоминаний хулиган «Белый» покачнулся и камнем рухнул на пол. — Толя! На бок его клади! — Крикнул я Широкову, сидящему рядом с бузотёром. — Смотри, чтоб он блевотой не захлебнулся. Рысец, беги в медпункт! Марина Алексеевна, я с вашего позволения в больницу, которая у нас через дорогу. — Хорошо, — кинула головой классная, растеряно опустившись на свой учительский стул. «Ё-моё, — думал я, перепрыгивая через ступеньки, — значит, вместо Широкова теперь исключат Беляева. Плохо это или хорошо? Пока Толик мне помогает ловить маньяка — это замечательно. Толю Широкова просто увлекает играть в детектива, вот он и откололся от своей компашки. Появился интерес, и глупость моментально вылетела из головы. Если хорошо подумать, то столько неинтересной и ненужной ерунды впихивают в голову в школе, что тяга к самообразованию отбиваться на долгие годы». Я в одном школьном пиджачке вылетел на улицу и рванул к больнице как на футбольном поле, словно мне пробросили мяч не ход. Дорожный перекрёсток пересек, так же как и штрафную площадь, как будто злой защитник прямо сейчас броситься в ноги. Правда, пришлось немного покрутиться около здания больницы, чтобы вспомнить, куда переть дальше через центральный вход или через боковой, у которого как раз стояла машина скорой помощи. «Вроде бы в прошлый раз оперативно среагировали, когда я забежал сбоку», — подумал я и ломанулся именно в эту маленькую дверь. — Товарищи врачи! — Заголосил я. — Сильнейшее пищевое отравление у школьника! Подозрение на эпидемию чумы двадцатого века! Срочно спасите! — Что орёшь как резаный? — Из какого-то кабинета вышел хмурый мужик в белом халате. — Чума двадцатого века, спасите человека! — Продолжал я эмоционировать, чтобы быстрее отреагировали на сигнал. — Нужно срочное промывание желудка! Отравление миланскими котлетами! Японские тонкАцу на кухне не выдержали по технологии приготовления! Помирает парень! — Помирает, помирает, — заворчал врач. — Нечего было жрать деликатесы. Бригада на выезд! Отравление миланскими котлетами, мать вашу. * * * Около шести часов вечера я, Широков и Рысцов, в ожидании, когда у Катьки из общаги высохнет покрашенная под блондинку голова заехали перекусить тем, что приготовили повара в столовой администрации города. Это заведение общественного питания находилось в полуподвальном помещении, что являлось тонким намёком на то, что когда-то первые коммунисты были подпольщиками. По крайней мере, я так для себя решил. Кстати, кормили здесь в разы лучше, чем в школьной столовке.