Было холодно. И темно. – Где я? Он дрожал и пытался подняться. Это было непросто. Ноги отказывались ему подчиняться. Ощущения в теле были такие, будто он не двигался целую вечность. Наконец он, дрожа, встал на ноги. – Что со мной? – спросил он и заметил, что и его голос звучит так, будто он не разговаривал уже несколько десятков лет. Он огляделся. Помещение, в котором он находился, было похоже на гигантскую яму в земле и пахло здесь соответствующе. Стены были земляными – влажными и липкими. Было темно и жутко. Решётчатое окно в деревянной двери пропускало лишь тусклое сияние, мерцающий свет, как будто от свечи. Эта дверь была единственным, что никак не вписывалось в земляную яму. Она выглядела как дверь тюремной камеры. Он подошёл к ней и навалился на неё всем телом. Заперта! – Эй?! – Его голос эхом вернулся обратно. – Эй, есть здесь кто-нибудь? – Он ударил в дверь. – Меня что, никто не слышит? Мерцающий свет потускнел, когда перед дверью возникла чья-то голова. В окошечке камеры появилось злобное лицо стражника. Он окинул своего пленника мрачным и угрожающим взглядом. Но не проронил ни слова, лишь презрительно фыркнул. Однако этого звука было достаточно, чтобы понять, что охранник обо всём этом думает. Он хотел, чтобы его оставили в покое, и был готов ради этого на всё. Стражник ещё раз фыркнул, отошёл в сторону, и в помещение вернулся свет. Охранник достиг желаемого результата: старик в камере содрогнулся от ужаса. Однако решился предпринять ещё одну попытку: – Кто бы вы ни были, послушайте: я лишь хотел задать вам пару вопросов, – сказал он и подумал: «Хотя этих вопросов у меня не пара, а не меньше сотни». Однако стражник просто пнул дверь и засопел. Старик отвернулся от двери. Он пытался развязать свои путы, но тщетно. Он встал на носочки, чтобы лучше рассмотреть, что находится за пределами земляной камеры. Но ничего не увидел. Наконец, он опустился на пол и затаился на влажной земле. – Как я здесь оказался? – спросил он сам себя и попытался вспомнить, где находился до этого. Но ему ничего не приходило в голову. Точнее говоря, он совершенно ничего не мог вспомнить. Он опустил глаза и осмотрел себя. Его одежда ни о чём ему не напоминала. Как и необычные карманные часы, на золотой крышке которых были выгравированы буквы: А и Б. Интересно, что обозначали эти буквы? Его имя? Может быть, он был А.Б.? Что это могло быть за имя? Тот факт, что он демонстрировал самые изысканные манеры и вёл себя вежливо даже с сопящим охранником, хотя и удивлял его, но был не способен пролить свет на его личность. Поэтому он снова поднялся с грязной земли и подошёл к двери. – Простите, пожалуйста, – вежливо начал он. – Даже если вы не хотите со мной разговаривать или вам это запрещено. Можете ответить мне только на один вопрос? Всего лишь на один? Скажите, пожалуйста, кто я такой? Стражник перед дверью только продолжал сопеть. Он даже не потрудился заглянуть в дверь через решётчатое окно. Старик разочарованно вздохнул. Как же ему получить ответы на свои вопросы? Он в задумчивости шагнул назад, споткнулся о край железного ящика, лежащего на земле и, потеряв равновесие, упал на землю. – Ай! – вскрикнул он. Тут он вдруг спохватился. – Ай? – задумчиво прошептал он. – Ай? – Кажется, в нём забрезжили какие-то воспоминания. – Ай? – Он снова достал часы и уставился на буквы А и Б. – Ай… Ау… – пробормотал он и провёл пальцем по буквам. – А «Б» – это, может быть, Бау?.. А может, Ав… и Бау… Вдруг воспоминание вспыхнуло, как молния. – Аврелий Бауманн! – громко крикнул он. – Это я! Я вспомнил своё имя: Аврелий Бауманн! Таинственное пламя Алекс сидел за кухонным столом, в отчаянии уставившись на чашку с чаем в своих руках. В его голове царил хаос. Он размышлял над тем, что, вероятно, у всех мальчиков его возраста имеются такие проблемы и что со временем их будет становиться всё больше. У него было ощущение, что его жизнь выскальзывает у него из рук. Но важнее всего для него было разгадать загадку, связанную с его дедушкой, и, наконец, его освободить. Но до этого всё никак не доходили руки. Потому что ему нужно было скрывать от посторонних глаз волшебную кошку, говорящую мышь и настоящего арабского духа. А последний теперь ещё и изнемогал от любви. Алекс глубоко вздохнул. В это мгновение дверь резко распахнулась. – Привет, сводный братик, – услышал он. – А где Сахли? И сразу после этого послышалось эхо: – И правда, где Сахли? Вы же целыми днями вместе! – Привет, Салли. Привет, Лив. Привет, проблемы, – пробурчал Алекс, и девочки озабоченно присели к нему за стол. – Проблемы? – спросила одна. – Что случилось? – спросила другая, после чего обе произнесли хором: – А что с Сахли? Алекс закатил глаза. – У него дела. Где-то в другом месте. Он гуляет. С кем-то другим. Салли закатила глаза. – Ну давай, выкладывай всё как есть. Что стряслось? Алекс посмотрел на девочек. Возможно, они были как раз теми людьми, с которыми можно было это обсудить. Как-никак, речь шла о чувствах. В этом девчонки наверняка разбирались лучше его. – Н-да, что я могу сказать? Наш Сахли влюбился. И поэтому он… Все дальнейшие его слова потонули в восторженных криках близняшек: – Что? – Влюбился? – Как мило! – Всего один день в школе – и он уже заглядывается на девочек! – Никогда бы не подумала, что он такой! – Сахли влюбился! – Как мило! – И романтично! – И мило! Алекс дал им поликовать, а затем добавил: – В Анну! Тишина! Как будто кто-то нажал на выключатель. Обе девочки застыли и уставились на Алекса, раскрыв рты. Салли подтолкнула Лив: – Ого! Мне на мгновение показалось, что он сказал «Анна». Лив подтолкнула Салли: – Мне тоже так послышалось. Салли стала подыскивать правильные слова: – К счастью, в нашей школе много, очень много Анн! Лив кивнула: – Очень, очень много. К счастью.