Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 2 из 10 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Что мы имеем? Я уже не в Херсонском централе – и это уже хорошо. Идем дальше. Моя пятидесятидвухлетняя, хорошо траченная молью тушка куда-то исчезла, сменившись молодым здоровым телом с брутальной мордой. Это, мягко говоря, необычно, но тоже неплохо, потому что мозги Говорова Александра Вячеславовича остались при мне. Вроде пока все, остальное надо прояснять. – Ну что же, приступим… – я встал и первым делом шагнул к порогу каюты, где обнаружил, что дверь заперта на массивный засов с моей стороны. После чего опять отправился к зеркалу, но не дошел до него, остановившись перед столиком. – Надо же… – я взял в руки полупустую бутылку с этикеткой, ненавязчиво сообщавшую, что это коньяк производства поставщика его императорского двора некого Шустова. – Классно под старину сработано. Или настоящий раритет? А на вкус? Надеюсь, у этой тушки с мотором все в порядке… Не удержавшись от соблазна, набулькал немного янтарной жидкости в простую граненую стопку и осторожно пригубил. Опасения оказались напрасными – коньяк оказался на вкус довольно неплох, вновь приобретенное тело тоже среагировало должным образом – сумбур в голове потихоньку стал утихать. – Гм, недурно… – я остановил взгляд на охотничьем ноже финского типа с оправленной в серебро роговой рукояткой и откромсал им кусок сухой колбасы, лежавшей на вощеной бумаге рядом с бутылкой. – Из оленины, что ли? Весьма… После чего, дабы завершить гастрономическое наслаждение должным образом, я поискал глазами курево и взял со стола плоский портсигар черненого серебра, опять же с накладным гербом. Нажал на овальную кнопку, выточенную целиком из фиолетового камня, и обнаружил, что внутри пусто. Не понял, где сигареты? Кто выкурил? И сразу же наткнулся взглядом на початую коробку с папиросами. – Что тут у нас? – глянул на картинку, украшенную рельефными медалями каких-то выставок, и прочитал вслух, с каждым словом охреневая все больше и больше: – Папиросы крученыя, фабрики И. К. Соколова, Царь-Пушка, Санкт-Петербург, двадцать пять штук – пятнадцать копеек? Чего?.. – не веря своим глазам, я оторвал от пачки клочок акцизной марки. – 1916 год… тысяча девятьсот шестнадцатый? Да ну нафиг?!! Да они за сто лет давно бы уже в пыль превратились… Вот тут до меня наконец-то стало доходить. Конина и курево образца начала прошлого века, древний пистоль, архаичный прикид, да все вокруг не такое – явно несовременное! Срочным порядком употребил еще пару глотков коньяка, потом крутнул колесико серебряной бензиновой зажигалки, украшенной замысловатой монограммой, подкурил папироску и глубоко затянулся. – Черт… – причудливый клубок дыма поплыл по каюте. – Неужели так бывает по жизни? Вот это сподобился… Сразу вспомнился разговор с Лехой, где я выразил желание все начать с чистого листа, как в книге про бедолагу, занесенного неведомой силой во Францию пятнадцатого столетия. – Типа боженьке в уши, да? – поинтересовался я у Николая Чудотворца, смотревшего на меня суровым печальным взглядом с дешевой иконы на стене. – С какой-такой радости? За какие заслуги? Ты уж не гневайся за дерзость; я не жалуюсь и не ропщу, просто немного охренел от такого пассажа. Кстати, на каких условиях? Помнится, что я обещал завязать. Так вот, я серьезно подумаю над этим. Ну, что скажешь? Никола ничего не ответил мне, вместо этого в дверь деликатно постучали и вежливый голос сообщил: – Прошу прощения, капитан приглашает вас к себе в салон. – Позже, – неожиданно грубо рыкнул я в ответ. – Сейчас я занят. И подивился небрежным господским ноткам в своем голосе. М-да… а паренек, в которого меня занесло, явно не из рабочего класса. Неужто из графьев? – Извините… – настойчиво, но по-прежнему вежливо возразил голос за дверью. – Мне поручили срочно сопроводить вас, дело не терпит отлагательства. Возможно, в скором времени придется покинуть корабль. Одновременно с его последним словом судовая машина стихла. «Вот же попадалово, – ругнулся я про себя. – Этого еще не хватало. Но ладно, как раз разузнаю, куда мы направляемся, да проясню ситуацию в целом. Не могу же я постоянно сидеть в каюте…» – Сейчас… Покрутил в руках пистолет, немного поколебался и сунул его сзади за пояс, прикрыв жилетом. Потом вдел ноги в полуботинки и открыл дверь. – Что случилось?.. Стоявший на пороге плотный кудрявый парень в затертой матросской форменке приветливо улыбнулся, а затем от души врезал обмотанной тряпкой трубой прямо мне по голове. Несмотря на то что удар пришелся слегка вскользь, я не устоял ногах и рухнул как подкошенный на пол. Голова отчаянно кружилась, сильно тошнило, но каким-то чудом остался в сознании. – Шмонайте и вяжите этого ферта, – как сквозь туман доносились уверенные команды. – Каюту запереть, ключ сюда. Чтобы не было лишних базаров при дерибане. Живо, живо… Меня быстро, но небрежно охлопали, потом туго стянули чем-то руки, после чего хриплый прокуренный голос негромко доложился: – Готово, Мирон. Чистый аки младенец. – Рыжий, вяжи его и в кают-компанию к остальным, – распорядился Мирон. – Лютый, Панас, Петруха, вы со мной. Будем брать Шмуклеровича с его лярвой. Да тише, тише, идиоты, не топайте как бегемоты… – Подъем, морда буржуйская, – меня как пушинку за шиворот вздернули на ноги. – Ужо отольются тебе слезки рабочего класса. Похлебаешь ртом дерьма вдосталь… Я благоразумно промолчал и, едва перебирая конечностями, побрел в направлении полученного в спину тычка. Морда буржуйская? Слезы рабочего класса? Как-то это неубедительно прозвучало. Переигрывает фраер, явно переигрывает. Тут дело пахнет банальным гоп-стопом. Но все равно, вот как это называется? И стоило огород городить с переносом в другую ипостась, чтобы тут же угробить обновленца руками негодующего пролетариата. Спасибо! От души благодарен. Сука, как чердак болит… Через десяток шагов я наконец немного пришел в себя и немедленно грохнулся на пол, чтобы глянуть, кто выступает за конвоира. И чуть не заорал в голос, когда провалившийся в кальсоны пистолет ткнул меня стволом в мужские причиндалы. – Чегой-то ты квелый какой-то… – в поле зрения появился весь бугрящийся мускулами коротышка с побитой оспой красной рожей и огненно-рыжими волосами. – А ну вставай, буржуйская морда! Вставай, говорю, иначе получишь пулю в башку… – Рыжий больно ткнул меня стволом револьвера в скулу. – Слышишь, что говорю?.. «Рамсы попутал, дырявый?! На кого клавиши щеришь, сявка?». – Внутри меня плеснулась дикая ярость. Но тут же прошла. Не время и не место. Ничего, позже сочтемся.
– Уже-уже… – бочком, стараясь, чтобы пистолет не вывалился из штанов, я встал на ноги. – То-то же! – довольно реготнул конвоир и еще раз пнул меня. – Шевели ходулями… Через несколько шагов мы подошли к трапу, ведущему на верхнюю палубу. А возле него наткнулись на двух парней, в такой же матросской робе, как у остальных представителей «пролетариата», конвоирующих здоровенного и широкого как шкаф мужика в длинном сюртуке купеческого типа. Заросший курчавой бородищей словно медведь, мужик был мертвецки пьян, едва стоял на ногах и люто благоухал ядреной смесью одеколона, спиртного и копченой колбасы с чесноком. Бородач выглядел настолько забавно и безобидно, что ему даже не стали связывать руки. – Геология это вам… ик… – едва ворочая языком и грозно тараща глаза из-под кустистых бровей, вещал он. – Это вам не хухры-мухры, а точная наука, епть! Неучи! А кто свидетельствует, что матушка Земля плоская – еретики! Гореть им в геенне огненной! Прости мя, Господи! Боже, ца-а-аря хра-а-ни!!! – закончив с «точной» наукой, затянул он и начал торжественно осенять всех крестными знамениями. После некоторой заминки бородача все-таки протолкнули по трапу наверх, после чего, вместе со мной, наконец подвели к двустворчатой двери из красного дерева. Рядом стоял на посту длинный и нескладный, совсем юный матросик с какой-то архаичной фузеей у ноги. – Ага. Еще два буржуя, – ломающимся баском довольно протянул он, большим ключом с замысловатой бородкой отпер амбарный замок и распутал цепь на ручках двери. – А ну заходи, пережитки прошлого. И тихо мне. Услышу хоть словечко, пущу пулю в лоб не задумываясь! – Так их, Сява, так… – хохотнул рыжий и вслед за бородатым любителем геологии втолкнул меня в кают-компанию. «Очередная “хата”, – грустно подумал я, остановившись за порогом. – М-да… и в новой жизни не смог избежать. Видать, судьба такая. Ну что, сидельцы, принимай заслуженного арестанта…» Сидельцев в кают-компании оказалось ровно пятнадцать человек. Пятеро матросов разного возраста, шестой – пожилой мужик с сильно разбитым лицом и в форменной морской тужурке, еще один помоложе, в такой же, только, судя по рантам на рукавах, рангом пониже, и восьмой – носатый еврей с печальными как у Моисея глазами, в белой поварской куртке. Эти сидели в рядок на полу возле стены. Напротив расположилась закутанная в пуховую шаль очень важная с виду пышная матрона с пунцовым от злости брылястым лицом, а к ней прижимался козлобородый, сухонький мужичок в сюртуке и подштанниках. Рядом пристроился еще один дородный мужчина в шитом золотом бархатном халате, с расчесанной на пробор шикарной седой бородой. Завершали счет две девчушки, лет по пятнадцать возрастом, в ночных рубашках и хлюпающий носом мальчик вполовину младше. Эти жались, как цыплятки, к удивительно красивой даме с припухшими заплаканными глазами, одетой в роскошный пеньюар нежно-кремового цвета. У всех, включая детей, были связаны руки. Бородатый геолог купеческого вида, пьяно бормоча, примостил седалище там же, где стоял, подперев дверной косяк широченной спиной, и тут же захрапел, а я, немного поразмыслив, направился к повару, возле которого было немного свободного места. Кроме того, он показался мне самым вменяемым из всех. Толком не знаю почему, возможно из-за того, что взгляд носатого был не такой затравленный и потерянный, как у других. Хотя и полный вселенской печали. – Приживайтесь, присаживайтесь, пожалуйста, – кок сразу гостеприимно подвинулся. – Ай-ай, эти шлемазлы таки вам рассадили голову, штоб им жаба титьку давала. Ойц, пардоньте, ради бога, а я не представился. Самуил Эныкович Вейсман – кок, то есть повар, если по сухопутной терминологии. Вот уже двадцать пять лет как. – Очень приятно… – буркнул я ему. Пытаться достать пистолет со связанными за спиной руками даже не стоило пробовать, поэтому я решил сначала немного прояснить ситуацию. – Слышь, Эныкович… а где это мы? Ничуть не удивившись абсурдности вопроса, кок охотно и быстро доложился: – Товаро-пассажирский пароход «Димитрий». Принадлежит или принадлежал, увы, не знаю, как правильней сейчас сказать, акционерному обществу «Шмуклерович и компания». Следовали в Константинополь, чтобы доставить туда всех здесь присутствующих достойных людей, еще нескольких пока отсутствующих, и самого владельца парохода, господина Шмуклеровича с супругой, чтоб ему пусто было. – А я как сюда попал? – я осторожно пошевелил затекшими пальцами. – Уж извини, Эныкович, как по башке дали, все забыл. – Вы прибыли вчера ночью на извозчике, – невозмутимо ответил еврей, – имели короткую беседу с хозяином этой лоханки, после чего для нас сразу нашелся уголь, а вы закрылись в каюте и больше не выходили. С рассветом мы ушли из порта на внешний рейд, где приняли на борт остальных. Это был еще тот гармидер. Дамы верещали, как моя покойная Сонечка, когда узнала, что я хожу к Сарочке. Как я понял, Шмуклер решил провернуть свой гешефт, взяв за круглую денежку вам попутчиков. Кока вдруг перебил сухонький мужичок, испуганно жавшийся к дородной даме. – Замолчите! – испуганно зашипел он, истерично тараща глаза. – Нас всех из-за вас убьют. Предупреждали же, чтобы молчали… Но и он не договорил, потому что схлопотал локтем в бок от матроны, лязгнул зубами и жалобно заскулил, роняя слезы на палисандровый паркет. – Казимир Карлович Малевич с супругой, Дорой Ипатьевной, – ничуть не смутившись, прокомментировал еврей. – Лучший адвокат в городе. Был. Если бы вы знали, как он вел процессы! Это песня, а не… – Понятно, – оборвал я его. – Что случилось? – Команда взбунтовалась, – горестно вздохнул Вейсман. – А заводилой у них Мирон Ковалевич, машинист наш. Говорил я господину капитану, чтоб гнал поца этого, ан нет, не послушался Алексей Иванович. Некем было заменить. Он самый опасный из всех. И еще рыжий, Хвалько Валентин. Остальные так, бакланы… – Сколько их? Чем вооружены? – Семь голов. Вооружены?.. – кок наморщил лоб. – Револьверы есть точно. И винтовка, кажется. Одно. – Почему их так мало? Где остальная команда? – Так и пароходик небольшой, – снисходительно объяснил Самуил. – К тому же команда в сильном некомплекте. Уже давно. Еще пятеро матросов, капитан, второй помощник и я, ваш покорный слуга, отказались брать грех на душу. Вот и все. – Понятно. Грызи. – Простите? – У еврея полезли глаза на лоб. Я слегка развернулся и пошевелил кистями: – Живо. – Но… – Тихо! – рядом со мной вдруг оказался любитель геологии. От бородатого по-прежнему дико разило перегаром, но в глазах уже не было даже следа опьянения, совсем наоборот, они стали колючими и цепкими, как у злой сторожевой собаки. Он обвел остальных пленных грозным взглядом, прижал похожий на сардельку палец к губам, а потом шепнул мне: – Я все сделаю… Вот это новости. А как талантливо изображал бухого в стельку. Красавец, ничего не скажешь. Недолго думая, я подставил ему руки, не переставая следить за входом в кают-компанию. За дверью раздавались звуки губной гармошки. Силуэта постового через витражные стекла двери заметно не было. Ага, где-то в стороне музицирует, фраерок. А что, может и прокатить. В любом случае выхода другого нет. Как-то мне не хочется проверять на себе гуманность этих рэволюционэров. Обчистят до нитки и в воду. Пролетариат, он такой пролетариат…
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!