– Поскольку я до сих пор нахожусь в некотором шоке, то, пожалуй, рискну и попробую и то и другое, – Бриз улыбнулся. Она пожала плечами и вытащила миску с салатом из холодильника. – Майонез закончился. Сметана подойдет? Друг кивнул. Они перебрались в гостиную, прихватив кружки с чаем и тарелки с ароматной и блестящей от сливочного масла сдобой. Расположились на диване и начали болтать с таким оживлением словно не виделись месяц, а то и больше, хотя по факту последняя встреча состоялась всего-то на прошлой неделе. Иван сообщил о том, что его родители провели отпуск в Таиланде: видели настоящих крокодилов, катались на слонах, кормили обезьян, пробовали какие-то экзотические фрукты, плавали в теплом как парное молоко море и в итоге им все понравилось до такой степени, что решили повторить поездку в следующем году. Похвастался покупкой сверхмощных музыкальных колонок в автомобиль и признался, что от их звучания у него закладывает уши. Посмеялись и друг пообещал демонстрацию этого чуда техники. Александра рассказала, что от скуки прочитала уже десять книг, пересмотрела старого и нового Шерлока и к тому же съездила в гости к родителям: у ее мамы был день рождения, но и этот, казалось бы, замечательный день не обошелся без ссоры. Не спас даже подарок – дочь вручила сертификат в спа-салон, о котором давно мечтала ее мама. Иван не стал выспрашивать подробности, он и так знал, что Пуля ни с отцом, ни с матерью не ладили с того самого момента, как она сообщила, что будет работать в полиции. Сергей Витальевич считал, что это не женская профессия и подыскивал дочери «нормальную» работу, а Кира Андреевна попросту хотела внуков. Сама она всю жизнь была домохозяйкой и того же хотела для Александры. Дочь взглядов не разделяла, и из-за этого они постоянно ругались. Дошло до того, что Селиверстова и вовсе стала избегать родителей: на звонки не отвечала, сама не звонила и в какой-то момент отношения раскалились так сильно, что когда-то самые родные люди стали встречаться лишь по праздникам, а созваниваться в случае крайней необходимости. Иван сочувствовал их семье, но помочь ничем не мог. Время шло: они обсудили рождение пятерых щенков ротвейлера у одного из знакомых следователей, вспомнили о бывшем начальнике, сбежавшем заграницу после того, как узнали о его преступных связях, посмеялись над нелепыми ситуациями, в которые частенько попадал общий знакомый с кафедры судебно–психологической экспертизы, поговорили о новом начальстве в лице хмурого, но честного Алексея Георгиевича. Затем Иван еще раз восхитился неожиданно открывшимся для него кулинарным талантом подруги и попросил разрешения забрать оставшиеся рулетики с маком домой, а та, не противясь, пообещала, что если не удастся заняться делом Елесеева, то научится печь еще и торты. О том, какой она была сладкоежкой знали все бывшие коллеги. Бриз тоже был неравнодушен к десертам, но его любовь не шла ни в какое сравнение с тягой Селиверстовой – у нее и день не проходил без чего-нибудь, насыщенного глюкозой. За разговорами оба не заметили, как на улице снова забарабанил дождь, тучи под своей серостью спрятали вечернее небо, не оставив ни единого светлого кусочка, и к тому моменту, когда чаепитие повторилось, а беседа плавно перетекла в пересказ сплетен, блуждающих в отделении - расходиться ни ему, ни ей уже совсем не хотелось. Мысль, которая могла спасти ситуацию пришла в голову одновременно обоим. – Может сыграем в «Клюэдо»? – рассмеялись. Настольную игру в детективном жанре Александре подарил Кирилл Андреевич Анюхин. Он работал в лаборатории почерковедческой экспертизы. Селиверстова ласково называла его дедушкой и ни столько из-за разницы в возрасте, сколько из-за их теплых, едва ли не родственных отношений. Почти три месяца назад она помогла бывшим коллегам раскрыть преступление, в котором убийцей выступал двадцатилетний парень, помешанный на настольных играх. Обвинялся внук лучшего друга Анюхина. Александра нашла доказательства его непричастности и отыскала истинного преступника. В благодарность старик подарил ей «Клюэдо». Конечно, играть в любую настольную игру интереснее всего в большой компании, но было уже поздно звать кого-то из знакомых и поэтому пришлось играть вдвоем. Игра тем самым, на взгляд Селиверстовой упрощалась, но все-равно оставалась довольно-таки любопытной, к тому же лучше так, чем сидеть одной. В последнее время детектив все чаще и острее воспринимала одиночество. Возможно, дело было в материнских словах: упреки в ее неудавшейся личной жизни постоянно звучали где-то на закроме сознания. Она говорила себе, что все в порядке, но где-то глубоко в душе понимала, что отчасти мать права и семейный уют совсем не лишний. Иногда хотелось, открывая дверь, видеть счастливое лицо того, кто тебя с нетерпением ждал. Кого-то, кто любил. А может причина заключалась в ее однообразных буднях: скучающий без дела мозг из-за нехватки так ему необходимых загадок начинал сходить с ума и думал о всякой ерунде, вроде этой, но, так или иначе, оставаться одной совсем не хотелось и поэтому сейчас она с большим удовольствием раскладывала фишки, карты и другие элементы. Они сыграли три раза. Каждый пытался мухлевать, чтобы запутать соперника. Дважды, и так совпало, что в обоих случаях в образе «Галины Голубевой» убийцу находила Селиверстова и один раз Иван, он же «Дмитрий Горчичников». Орудиями преступления оказались подсвечник, яд и бита. Убийства были совершены в холле, на террасе и в гостиной. Игра могла бы пойти и по четвертому кругу, но Бриз не желал злоупотреблять гостеприимством подруги. В начале первого они все-таки разошлись. Он вызвал такси, поскольку его машина была в ремонте – что-то с коробкой передач – и уехал, поцеловав на прощание в щеку. Грусть не преминула о себе заявить, едва шаги растворились в лестничных пролетах, а когда брендированный автомобиль исчез из поля зрения, мгновенно навалилась тяжелым грузом. Александра понимала, что уснуть ей вряд ли удастся и поэтому села за ноутбук. Игра подняла настроение, но совсем немного, и она решила заняться тем, что действительно вызывало в ней живой интерес - покопаться в истории Елесеевых: дело о взрыве ей казалось невероятно увлекательным. Глубокая ночь уже давно укутала шелковым покрывалом город и зажгла на улицах фонари, а детектив так и не нашла ничего, чтобы хоть как-то объяснило поведение сестры погибшего, но по какой–то же причине Ирина все-таки обратилась к частному детективу? И Александра не могла об этом не думать - она сгорала от любопытства. Селиверстова понимала, что обязана выяснить мотив женщины и, уже засыпая, вспомнила о знакомой журналистке. Интуиция безапелляционно заявляла, что та обязательно откопает любопытную информацию, и, несмотря на позднее время, детектив отправила сообщение, а после, так и не дождавшись ответа, еще долго сидела у экрана, изучая различные статьи, и останавливая взгляд даже на тех материалах, что были лишь косвенно связаны с семьей бизнесмена. Глава 4 О том, что Рома погиб во время взрыва в своей собственной машине, Диана узнала из выпуска «Новостей» и проревела несколько часов. Этого не должно было произойти! Это было просто невозможно. Она пересматривала ту короткую вереницу фотографий, что были на телефоне и всхлипывала, вспоминая о нем: добром и нежном. Первый снимок: они сидят на его кухне с отделкой из современной плитки сложной геометрической формы и пьют шампанское из бокалов, которые вместе выбирали в одном из элитных магазинов посуды. В тот вечер Рома обещал отвезти ее в Италию и показать самые лучшие виноградники. Следующий кадр - лежат в постели, и он целует ее в плечо. В тот день Рома подарил ей смешное ярко-оранжевое белье с белым кружевом. А здесь идут к белоснежной «ауди» и в руках он держит два билета на выставку знакомого художника: картины были действительно замечательные, и одну из них он хотел вручить Диане, но она объяснила, что такое богатство никак не впишется в ее простую квартиру. Сидят в ресторане, танцуют под медленную композицию, целуются возле салона красоты, стоят у витрины магазина с ювелирными украшениями, кормят друг друга тортом. Смеются. Снова где-то целуются. Диана вытерла слезу, закрыла галерею, не в силах больше смотреть на Ромино лицо и, подавив тяжелый вздох, перешла к чтению смс. Он всегда писал ей после деловых переговоров: сообщал, как все прошло и говорил, как по ней скучает, желал удачного дня и спокойной ночи; когда был в командировках - присылал влюбленных котов, а когда она задерживалась с ответом - обиженных енотов. Писал о любви. Смс закончились, а Диана продолжала тупо смотреть в экран – сердце отказывалось верить в происходящее. Не сдерживая слез, женщина отодвинула мобильник, уткнулась в подушку и ревела белугой, сетуя на свою жизнь. На свою судьбу. Когда рыдания перешли во всхлипы и возникла икота - поплелась на кухню, залпом опустошила стакан воды, а вернувшись, обессиленно рухнула на кровать и заснула. Ей снился их запланированный, но несостоявшийся отпуск. Они были в Италии, но смотрели не на виноградники, а на море. Рома предложил поплавать, и не дожидаясь ее согласия, бросился в воду прямо так, не сняв ни шорты, ни цветастую футболку. Диана собралась последовать его примеру, но тут налетело цунами, а потом все вокруг завертелось, и она начала стремительно падать в глубокую яму. Проснулась от собственного крика и еще долго не могла прийти в себя. Слезы душили, мысли сводили с ума. Она ненавидела себя за то, что не уберегла Рому. За то, что вообще с ним познакомилась. В обещанное время явился курьер, о котором Диана уже и позабыла. Паренек лет двадцати ждал письма, но она не написала ни строчки и попросила передать на словах, что ОН не прав, и им лучше друг друга забыть. Да, она действительно считала, что так будет лучше. Ночью она еще раз все обдумала и пришла к неутешительному выводу: пора все-таки оставить прошлое в прошлом, пусть оно и притягивает подобно магниту. Курьер ушел, Диана закрыла дверь и бросила усталый взгляд в зеркало. Выглядела она ужасно: мешки под глазами, осунувшийся овал лица. Роме бы она сейчас не понравилась, хотя нет - ему она нравилась всегда. Она невольно вспомнила его реакцию на маску для лица. Он улыбнулся и сказал, что ему нравится исходящий от нее сладкий медовый аромат, а потом они занялись любовью. Он был нежен, впрочем, как всегда и не требовал от нее ничего взамен. Диана скучала по Роме. Когда он был рядом, ей порой казалось, что он занимает слишком много места, отнимает слишком много времени, а теперь ей было неуютно от той пустоты, что, казалось, заполнила и дом, и саму душу. Она отчаянно захотела съездить на его квартиру, укутаться в его вещи, вдохнуть их аромат, но не решалась. Дубликат ключей манил из коридора, но Диана понимала, что эта поездка будет неправильной, да и чувство вины заставляло оставить подобную затею. Она заварила кофе такой же крепкий, как любил Рома и села на кровать. Похороны были уже завтра, и она не была уверена, что готова на них идти. Ей необходимо было собраться с мыслями. Собраться с духом. Ей придется взглянуть в глаза его родителям и сестре. Но как? Как это сделать, когда чувствуешь себя убийцей? Снова. Как в тот злополучный вечер десять лет назад. Нет. Она не должна об этом вспоминать. Это страшное воспоминание похоронено в надежном месте, о котором знает она и мужчина из прошлого, но тот никогда ее не предаст. ОН будет молчать, так же как и она. Обоюдная клятва. И вспомнились окровавленные ладони. *** На обгоревшее лицо, пусть и тщательно обработанное гримом, было страшно смотреть. Елесеевы зачем-то решили прибегнуть к услуге «Улыбка усопшего», и теперь лицо Ромы выглядело, как жуткая и несуразная маска: не так он улыбался, совсем не так. Диана никогда не могла спокойно смотреть на мертвецов. Она отводила глаза и сейчас. Все было как в тумане. В происходящее не верилось, пелена слез застилала глаза, но плакать больше не было сил, и влага просто копилась внутри, создавая иллюзию миража: Диана с трудом видела, как самые близкие люди провожают Рому в его последний путь. Вместе с ними, едва разбирая дорогу, она дошла до кладбища. Гроб медленно опустили в землю, и каждый по очереди бросил горсть земли. Она была последней. Чуть склонилась над гробом и едва не упала. Голова внезапно закружилась - весь мир завертелся вокруг. На трясущихся ногах отошла в сторону и прислонилась к соседнему надгробию. На нее никто не обратил и малейшего внимания, и она остро ощутила одиночество, а затем вернулось чувство вины. Оно было всепоглощающим и таким сильным, будто грудь сжали в тиски на пару мгновений. Постепенно дыхание восстановилось, и, прижимая руки к неровно бьющемуся сердцу, она проследовала к лимузину, в котором уже сидела Ромина семья. Диана впервые была в доме его родителей, но рассматривать со вкусом обставленное и невероятно богатое помещение не было сил. Она медленно опустилась на стул с резной спинкой, а сестра Ромы тем временем сновала туда-сюда, расставляя на большом столе блюда с аппетитной едой, но вот Диане есть совсем не хотелось. Она могла бы помочь Ире, но не решалась заговорить, к тому же она не знала, как именно нужно расставлять еду. Ира явно соблюдала определенные правила: по правой стороне стола поочередно располагались фарфоровые тарелки с горкой из бутербродов с красной и черной икрой. По левой - хрустальные вазы с разнообразными овощными салатами. Середину стола украшали два больших блюда с куриными бедрышками под сырно-луковой шубкой, а у каждой тарелки стояла маленькая пиала с маслинами и блюдце с ажурными блинами. Из напитков был персиковый нектар, компот из лесных ягод и графин с водой. – Здесь все, что любил Ромочка, – тихо проговорила его мать и спрятала лицо в ладонях. На кладбище она держалась изо всех сил, но больше сохранять спокойствие не могла: беззвучные рыдания сотрясли ее худое, словно высохшее тело, и Диане стало неловко от того, что она стала свидетельницей этой глубоко личной сцены. Она посмотрела на проходящую мимо Иру и спросила: – Где у вас туалет? – Я провожу, – буркнула та, и они вместе вышли из комнаты. Проходя по длинному коридору в другой конец дома, Диана с интересом и грустью рассматривала многочисленные фотографии маленького Ромы, развешанные в хронологическом порядке вдоль одной из стен. Маленький сверток на руках у счастливой белокурой женщины. На снимке она стояла у роддома: слегка располневшая в красивом платье с кружевными вставками, подчеркивающем налитую грудь и слегка обвисший животик. На этой фотографии не было ничего общего с той бледной женщиной с пустым взглядом, что сейчас сидела за столом. Затем были фотографии, как Рома лежит в кроватке, держит бутылочку, кусает игрушку, первый раз держит ложечку, кидается яблочным пюре, натягивает шапочку на ножку, расчесывает волосики зубной щеткой, жует яблоко. После снимков в младенчестве следовала череда воспоминаний из детского сада: Рома рисует, катает машинки, внимательно слушает, как воспитательница читает книгу, бегает на территории сада, собирает осенние листья, катает большой грузовик, обменивается с каким-то мальчиком игрушечными солдатиками, вставляет руки-веточки снеговику, и так еще не менее десяти фотографий. Диана удивлялась, почему не было ни одного снимка с Ирой. Хотела спросить, но передумала. Все время, что они шли по коридору сохранялось молчание, а когда нужная дверь оказалась в метре от них, Ира неожиданно заговорила: – Ну что, насладилась увиденным? – Что? Ир, прости, я не очень понимаю, о чем ты говоришь.