– А как насчет ужастиков? Когда-нибудь играли вампиров, вурдалаков или настоящих демонов? – Я играл зомби, был статистом в «Зачумленной планете», после этого меня пригласили на пробы в «Тройную угрозу». Черт, да я бы убил за постоянную роль в «Зачумленной планете»! – Райт осекся. – Не в буквальном смысле, разумеется. – Понимаю. – Ева попробовала зайти с другой стороны. – Наверное, когда вы работаете барменом, то много разговариваете с людьми. – Такая работа. Приходится разговаривать, но чаще слушать. – А кто-нибудь спрашивает о вашей работе в шикарных домах, на частных вечеринках? Энсон нахмурился. – Клиенты? А им-то откуда знать, где я подрабатываю? – Ну, может, в театре или на съемочной площадке вы рассказывали о приемах, куда вас приглашали поработать? Называли парочку известных имен, говорили о том, что там видели? – Вполне возможно. – А может, вы упоминали предстоящую вечеринку? – Может быть. – С кем вы могли это обсуждать? – Даже не знаю. Для меня это просто рутинная работа. Ева допрашивала его еще полчаса, затем отпустила. Сама осталась в допросной и погрузилась в размышления. Пибоди просунула голову в дверь. – Как прошло? – Либо Райт забывчивый болван, либо потрясающий актер. – О нем хорошо отзываются. – Неужели? – Я собирала информацию и не раз слышала, что он был отрадой для глаз в какой-нибудь дерьмовой пьесе. Самобытный актер, так его называют. – У него нет алиби ни на одну дату. Утверждает, что ничего не помнит, у него нет записей о том, где он был во время первых двух нападений, а когда происходили последние два, он, по его словам, находился дома в одиночестве. Ева встала, хмуро посмотрела на полупрозрачное зеркальное стекло. – Он белый, а Тоя Элпейдж уверена, что на гала-вечере к ней пристал именно белый. У Райта подходящий рост. Но, черт возьми, я не чувствую в нем преступника. Он не убийца и не передавал никому информацию, разве что случайно проболтался. У него есть связь с супругами Патрик через компании «Он скрин продакшнз», и он работал в доме Страццы. Однако на преступника не тянет. Пока. – Только что приехали Бакстер и Трухарт. Ольсен и Тредуэй уже на полпути. – Нам нужна комната для переговоров. Что-то непременно сдвинется с места, подумала Ева. Пока же у нее было ощущение, что она бьется головой в огромное неподвижное дерево. – Я так и подумала и потому заняла комнату «В». – Отлично. Надо подготовиться. Возможно, когда она будет работать над новой доской для расследований, раскладывать фотографии, улики и отчеты, ее осенит какая-нибудь стоящая мысль, которая и поможет раскачать чертово дерево. Глава 17 Пока Ева заканчивала работу над доской, Пибоди вышла из комнаты и вернулась с двумя лепешками-питами с начинкой, которые пахли как минимум подозрительно. – Я скоро растаю, – призналась Пибоди. – Мне нужно съесть еще что-нибудь, кроме половинки энергетического батончика. И тебе, кстати, тоже. Ева с сомнением взглянула на предложенное угощение. – Что там внутри? – Вегетарианская ветчина, немолочный американский сыр и шинкованный шпинат. Все остальное в торговом автомате выглядело еще хуже. По-крайней мере, они горячие. – Почему они везде кладут шпинат? – поинтересовалась Ева и откусила кусочек. – Отвратительно. Пибоди попробовала свою питу. – Ага, ну, хоть горячая. Я потеряла шесть фунтов. – Ешь только из автомата – и вообще исчезнешь. – Вряд ли. Впрочем, шесть я уже скинула и продолжаю худеть. – Ты же собиралась не зацикливаться на цифрах? – Я люблю зацикливаться на хороших цифрах, а еще на штанах, которые с меня спадают. Это мотивирует. Если меня не мотивировать, я слопаю гору шоколадных пирожных с орехами. – Пибоди на миг закрыла глаза. – Мм, пирожные… Тогда я зациклюсь на том, что разжирею и раздавлю тощую задницу Макнаба, когда буду сверху. Прижав два пальца к уголку дергающегося глаза, Ева заметила, что Пибоди невинно улыбается. – Ты нарочно. – Просто чтобы снять напряжение. – Пибоди откусила еще кусок. – Теперь я ужасно хочу пирожных. Покачав головой, Ева решила, что раз уж ей приходится давиться отвратительным фальшивым сэндвичем, то можно его запить не менее гадким полицейским кофе из автошефа в переговорной. Она мрачно сделала первый глоток, когда в комнату вошли Бакстер и Трухарт. – Чем это воняет? – осведомился Бакстер. – Едой из автомата, – сообщила Пибоди. – Эту дрянь давно пора объявить вне закона. – Бакстер подошел к доске для расследований, встал, сунув руки в карманы, и принялся изучать. – Элпейдж и Берроуз потенциальные жертвы? Ева с трудом проглотила еще кофе. – Да. – У нас еще двое. – Добавь их сюда. Трухарт шагнул ближе, чтобы выполнить приказ, а Бакстер в это время разглядывал фотографии с места последнего преступления. – Он устроил себе настоящий праздник. Уровень жестокости повышался от одного нападения к другому, но убийство Страццы открыло преступнику новый мир. Первым убили мужчину? – Да, экспертиза подтвердила. – Преступник решил, что от мужчины больше опасности: вдруг высвободится, как Страцца, и нападет? Ссыкло! Но если он справится со страхом, то в следующий раз первой убьет женщину. Ева кивнула, следуя ходу мысли Бакстера. – Смотри, как я убиваю твою жену. Ты не можешь меня остановить, не можешь ее защитить. Я сильнее тебя, лучше как мужчина. Трухарт откашлялся: он всегда так делал вместо того, чтобы поднять руку. – Преступник перерезал жертве горло. Но такой способ убийства очень грязный, много крови. Думаю, убийце это нравится. Грязь и кровь оскверняют спальню. Личное пространство жертв. – И делает сцену более выразительной, – согласилась Ева. – Пожалуй… Она замолчала на полуслове, когда в комнату вошла Ольсен с напарником. Что-то щелкнуло в памяти Евы при виде узкоплечего молодого человека с длинными тощими ногами, которые болтались в штанинах коричневых брюк, как ершики для чистки трубки, и его поношенного спортивного пиджака в крупную и мелкую клетку. Темные волосы детектива были коротко подстрижены, густые брови срослись на переносице, образуя галочку над светло-карими глазами. На мочке левого уха виднелась золотая сережка. Еву осенило. – Тредуэй! Давно не виделись!