– Кто знает? Дафна всегда была очень спокойной, помнила имена всех детей в отделении. А еще устраивала прекрасные приемы и посещала все мероприятия, порой очень скучные, как того требовал долг супруги доктора. Мы не очень хорошо ее знали, но мне она нравилась. – Мне тоже, – подтвердил О’Коннор. – Милая девочка. И, думаю, забитая. – Джон! – Люси! – отозвался он таким же сердитым тоном. – Вы спросили, были ли те, кто особенно невзлюбил Страццу. Да, были. Например, я. Терпеть его не мог. Холодный заносчивый эгоист. Кто-то скажет, что перфекционизм – замечательное качество для хирурга, но я считаю его чересчур заносчивым и требовательным. Это большая разница. – Согласна. Спасибо за откровенность. У доктора Страццы были размолвки с коллегами, персоналом или пациентами? – Размолвки случались, однако конфликтов не было, – твердо заявила Лейк. – Мы каждый день работаем в состоянии эмоционального напряжения, находимся между жизнью и смертью. Конечно, бывают размолвки, недопонимание. Я улаживала все официальные и неофициальные жалобы на поведение Энтони, его обращение с другими докторами, интернами, медсестрами, санитарами. То же самое я делаю и для других врачей нашей больницы. Ева зашла с другой стороны: – Вы говорите, что Дафну в основном любили. Может, кто-то неправильно расценил ее доброту и захотел большего? – Любовная интрижка? – Лейк удивленно подняла брови. – Исключено. Поверьте, в больнице сплетни распространяются со скоростью света. Мне бы сказали. – Давайте вернемся к приему у Страццы. Не было ли там ссоры или, может, неловкой ситуации? – Нет, вечер прошел прекрасно. – А какая компания обслуживала банкет? Лейк нахмурилась. – Мм… думаю, «У Джако». В прошлом году я спрашивала у Дафны, чьими услугами она пользуется, потому что у той компании, которую мы приглашали раньше, поменялось руководство, и они стали хуже. Да, точно «У Джако», я узнала парочку официантов, мы тоже несколько раз к ним обращались. Вернулась Пибоди. Ева уловила сигнал и завершила разговор. – Спасибо за то, что уделили нам время, – сказала она, поднимаясь на ноги. – Если еще что-нибудь вспомните, позвоните мне. Лейк тоже встала. – Пожалуйста, дайте знать, когда можно будет заняться похоронами Энтони. Дафне понадобится помощь. Хоть мы и не дружили, я была его начальником. – Скоро должны приехать его родители, так что… – Родители? – Лейк сдвинула брови. – Мне казалось, они вычеркнули его из своей жизни. Не хотят иметь с ним ничего общего. – У меня возникло другое впечатление, когда я сообщила им о смерти Энтони. С чего вы взяли? – Я… Мне сказал Энтони. Говорил, что отказался потакать их капризам, и они перестали с ним разговаривать. Интересно, подумала Ева. – А как насчет его бывшей жены? – Я ее плохо знала. Она была очень замкнутой и, я бы сказала, нервной. Она… по словам Энтони, она пыталась очистить его счета, и у нее было слишком много любовников. Думаю, она сбежала в Европу. Конечно, у меня нет доказательств, – торопливо добавила Лейк. – Я не вмешиваюсь в личную жизнь персонала. Дело в том, что Энтони сам откровенничал о своем разводе, ему даже пришлось взять месячный отпуск, чтобы все уладить. Впрочем, вам это вряд ли интересно. – Любая информация может пригодиться, спасибо еще раз. Пибоди подождала, пока они с Евой не сядут в машину. – Они вернулись домой в половине двенадцатого. Заперли все замки. До семи утра никто не входил и не выходил, а ровно в семь пришла Элис. Между прочим, она их обожает, я узнала. Работает у них почти тридцать лет, уже как член семьи. А вот Страцца ей не нравился. Не то чтобы она его хорошо знала, но он бывал здесь на приемах, как и многие другие. С прислугой болтать не любил. Не похожи они на подозреваемых. – Я тоже не могу представить, как О’Коннор тайком выскальзывает из дома, проникает в дом Страццы, избивает его жену… Он явно ей симпатизировал, по-отечески. Вряд ли он убил Страццу, а потом обошел дом и собрал ценные вещи… Зато благодаря нашему разговору я отчетливее вижу всю картину. Давай-ка сперва заедем в больницу. Держу пари, наши два доктора поспешат за нами. – Какую еще картину? – Страцца был той еще сволочью, его уважали, но не любили. А еще, похоже, он очень много лгал. Утверждал, что родители от него отказались, чему я совершенно не верю. И тому, что его бывшая жена меняла любовников, тоже. С таким мужем, как Страцца? Он и одного не стал бы терпеть. Нам нужно поговорить с бывшей женой и родителями Страццы. – Ненавижу, когда жертва оказывается мерзавцем. – Да… Скорее всего, прием обслуживала компания «У Джако». Уточни и достань список всех, кто работал на банкете. – Хорошо. Пибоди достала коммуникатор, а Ева направилась в больницу. Две чашки кофе помогли не уснуть, но Ева подумывала об уколе чистого кофеина. В конце концов, они ведь едут в больницу, так? Хотя Ева терпеть не могла уколы, она согласилась бы уколоться ради хорошего заряда бодрости. Еве пришлось показать жетон, чтобы пробиться к регистратуре приемного покоя, и после некоторого замешательства ей сообщили отделение и этаж, куда перевели Дафну Страцца. Ева поднялась туда и еще раз пустила в дело жетон. – Мне нужно поговорить с доктором Ноблом, – сказала медсестра. – Отлично, но мы пойдем к Дафне Страцца прямо сейчас, иначе я пробью себе дорогу жетоном и пистолетом и сама найду охранника у ее палаты. – Вниз по коридору и направо. Палата номер пятьсот двадцать три. – Поняла. – Мне бы, наверное, не хватило наглости так сказать, – заметила Пибоди, когда они пошли к палате. – Конечно, в таких-то девчачьих ботиночках! – Они не девчачьи! – Розовые, с мехом? Девчачьи и есть. На стуле возле пятьсот двадцать третьей палаты сидел полицейский в форме и играл на портативном коммуникаторе. Услышав решительные шаги Евиных не девчачьих ботинок по кафелю, полицейский сунул коммуникатор в карман и встал. – Здравствуйте, лейтенант. В палату никто не входил, кроме медицинского персонала. Медсестра проверяла самочувствие больной минут десять назад. Она проснулась. – Хорошо. Оставайтесь пока здесь, офицер. Мы попросим, чтобы вас сменили. Ева и Пибоди вошли в палату. Дафна лежала в постели. Верхняя часть тела женщины была слегка приподнята, цвет кожи выглядел почти нормальным, а гематомы и отеки на лице стали менее заметны благодаря медицинскому вмешательству. Дафна смотрела в окно пустым взглядом до тех пор, пока Ева не попала в поле ее зрения. – Я вас знаю, – произнесла Дафна и моргнула. – Лейтенант Даллас. Я привезла вас в больницу. – Да, и еще мужчина с голубыми глазами. Я запомнила его голубые глаза. – Их трудно забыть. А это моя коллега, детектив Пибоди. Дафна перевела взгляд. – О, здравствуйте. – Миссис Страцца, – окликнула ее Ева, вновь привлекая внимание к себе, – я вынуждена сообщить, что, к сожалению, сегодня рано утром вашего мужа убили. Дафна в упор смотрела на Еву. – Убили? – Его тело нашли в спальне, где на вас напали. Дафна лежала тихо, но ее дыхание ускорилось. Аппарат с монитором запищал чаще. – Я не умерла. – Она повернула голову, вновь уставилась сухими, широко распахнутыми глазами в окно. – Я не умерла. Я думала, что… Мой муж погиб. – Примите соболезнования, миссис Страцца, – сказала Пибоди. – Мой муж мертв. Случилось что-то ужасное. Вы знаете, что случилось? – А вы? Дафна закрыла глаза. Ее руки неподвижно лежали на одеяле, словно она спала. – Я словно смотрю на занавес. Кое-где он тоньше, и я вижу, а в других местах он плотнее, и я ничего не вижу. Я чувствую, что меня уносит, я будто уплываю. – Она вновь открыла глаза. – Я уплываю? – Это из-за лекарств. – Плыть так приятно. Я чувствую себя свободной. Я не вижу мужа ни сквозь занавес, ни когда я плыву. Я не вижу, что с ним случилось. Возможно, он не умер. Он очень важный человек. Очень сильный. Высококвалифицированный хирург. Он… – Мне жаль, – перебила Ева. – Я сама идентифицировала его тело. – Тело, – прошептала Дафна.