– Почему она, где бы то ни стояла, не спускает с тебя глаз? – холодно улыбнулась Жань Дундун. Тогда он, горько усмехнувшись, взял линейку с карандашом и принялся чертить новые линии. Пять его линий оказались более ровными и короткими, при этом каждая из них заканчивалась не на нем, а на мужчине, что стоял с ним рядом. Швырнув журнал обратно, он произнес: – Посмотри внимательнее. Она подошла ближе, наклонилась и, ткнув в незнакомца, спросила: – Кто это? – Муж Бай Чжэнь, – раздраженно откликнулся он. «Железное доказательство, – подумала она, – тут в самую пору порадоваться, но почему он так раздражен?» Она решила продолжить наступление: – У Бай Чжэнь такое выражение лица, будто она смотрит на любовника. – Правда? – усмехнулся он. – А я-то тут при чем, если она смотрит не на меня? Кстати, на фото все просто стоят, откуда такие выводы? – Интуиция, – сказала она как отрезала, словно интуиция могла разрешить любые сомнения. – Страдающий поносом будет вздрагивать при каждом пуке, – хмыкнул он. Но если до этого в его усмешке было сомнение, то теперь в ней слышался сарказм. – Ты так ведешь себя, словно защищаешься. Самозащита говорит о том, что в шкафу у тебя припрятаны скелеты. – Какая защита? Какие скелеты? – Он широко развел руками, словно встретившись с каким-то гигантом. – Ты и Бай Чжэнь… – Ее взгляд впился в него, словно гвоздь в дерево. – Ты сбрендила! – Он резко поднялся и принялся нервно ходить по комнате. – Чем больше ты злишься, тем больше это доказывает, что я попала в точку. – Где тут логика? – Он ударил рукой по столу. – Ты можешь порочить меня, но не смей, пожалуйста, порочить других. – Посмотрите-ка, как мы страдаем, – наседала она. Не желая продолжать перепалку, он направился вон из комнаты. – Ты укрываешься, – бросила она ему вслед. – К чему мне укрываться? – Он вдруг повернулся к ней лицом и, боясь разбудить Хуаньюй, прикрыл поплотнее дверь. – Так-то лучше. – Она уселась за стол, словно собираясь продолжить допрос. Постепенно придя в норму, он опустился на свое обычное рабочее место. Разделенные столом, они сидели друг против друга, это позволяло сохранить дистанцию в сорок пять сантиметров – из всех возможных социальных дистанций для супругов это была максимально удаленная. Для нее такое расстояние было идеально, чтобы вести разговор: окажись они ближе, она бы стала уязвима для него физически, а окажись дальше – ее угрозы потеряли бы должное воздействие. – Насколько мне стало известно, те два раза ты не заказывал никакого массажа, – произнесла она, выдержав паузу. – Так никакого массажа и не было. – Он снова стал приходить в раздражение. – Ты ведь сам рассказал про массаж, еще и признал, что это был массаж с продолжением, – удивилась она. – Ты могла поверить только в такой вариант, я постоянно вынужден тебе уступать, приноравливаться к тебе, подстраиваться под тебя, потому что тебе нужна не правда, а только то, что ты сама хочешь услышать. – И в чем тогда заключается твоя правда? – Мы играли в карты. «Ну и хитрец», – усмехнулась она про себя, и в этот момент ей показалось, что и он про себя тоже усмехнулся. Ведь он с самого начала запутался, называя имена приятелей, причем, пытаясь внести поправки, запутывался лишь сильнее, даже идиот такому не поверит. Очевидно, что он не хочет говорить правду, но без этого решить противоречие не получится, а раз так, нужно это противоречие обострить, чтобы он почувствовал невыносимую горечь страданий. И она продолжила: – В один из дней, когда ты снимал номер, в наш город как раз приехала Бай Чжэнь, как так совпало? – Издательство организовало ей проживание в отеле «Парчовый сад», это легко проверить, – бесстрастно ответил он. – Она могла там и не проживать, это могло быть просто ширмой. – Ну, тогда мне нечего сказать. – Другими словами, молчание – знак согласия? Он помолчал, а потом вдруг повысил голос: – Ты чего в конце концов добиваешься? «Снова встречный вопрос», – подумала она. Во всех его вопросах от «как это понимать?», «что мне скрывать?», «какая защита?», «какие скелеты?» до «где тут логика?», «к чему мне укрываться?», «ты чего в конце концов добиваешься?» отсутствовала убедительность, он словно хватался за слова, чтобы не молчать или успеть продумать ответы. Она была твердо уверена, что совесть его нечиста, поэтому решила раскрыть свои карты: – Раз ты продолжаешь врать, могу предложить только развод. Твои выходки и так уже серьезно сказались на моей работе, в частности, на установлении личности преступника. – Развод так развод. Когда? – абсолютно спокойно отреагировал он, словно давно этого ждал или морально уже был к этому готов. – Подождешь, пока я поймаю убийцу? У меня сейчас правда нет на это никаких сил, – предложила она деловым тоном. – Я только боюсь, что ты будешь ловить убийцу всю жизнь, – злобно усмехнулся он. – Не бойся, это случится скоро. – Она была преисполнена уверенности, будто преступник уже находился на расстоянии вытянутой руки. 18 До обеда, после допроса подозреваемого, она получила сообщение с незнакомого номера: «Встретимся в 20:00 в книжном баре „Парчовый сад“, есть разговор, приходите одна». Она еще раз глянула на номер, он относился к другой провинции. После ужина она переоделась в штатское, вовремя прибыла в назначенное место и заняла местечко за столиком у окна. Минут десять спустя напротив нее присел щегольски одетый господин. Его лицо показалось ей знакомым, но припомнить точно, кто это, она не могла. Он представился супругом Бай Чжэнь, Хун Аньгэ. Вот это да! Она наконец вспомнила, что видела его на фото в журнале. У него было холеное лицо, небольшие глаза, но при этом густые брови, выглядел он очень элегантно, да и держался представительно. Помнится, Му Дафу рассказывал, что тот был специалистом в сфере связи, но поскольку любил литературу, то женился на писательнице – ни дать ни взять любитель молока, который завел себе дойную корову. – Специально прилетели? – спросила она. Вместо ответа он разлил по чашкам чай из захваченного с собой термоса. Жань Дундун знала этот сорт, его как-то дарила им Бай Чжэнь, чай отличался таким первоклассным вкусом, что она на него даже подсела. Хун Аньгэ принялся рассказывать, что они с Бай Чжэнь большие любители чая, что у себя на родине они содержат большую чайную плантацию, что эта плантация находится высоко в горах, что рядом с ней нет никаких промышленных заводов, круглый год в этих краях стоят туманы и воздух там наичистейший… Речь его лилась настолько гладко, словно он выступал в роли чаеторговца. Жань Дундун глянула на часы и попросила: – Может, не будем углубляться в запутанный нарратив, как это делает ваша супруга? Давайте перейдем к делу. Он на мгновение замер, после чего снова продолжил говорить про чай. – То есть вы приехали, чтобы рассказать, что у вас в семье все прекрасно, так? – Так, так, – закивал он. – А еще вы, наверное, хотите сказать, что вы с Бай Чжэнь любите друг друга? – не спуская с него глаз, спросила Жань Дундун. – Так, так, – он продолжал кивать. – Вас прислал ко мне Му Дафу? От испуга он тотчас поставил чашку на стол и затараторил: – Нет-нет, просто я увидел, что профессор Му прислал сообщение Бай Чжэнь, в котором написал, что вы их подозреваете, поэтому я, собственно, и прилетел. – А вы их ни в чем не подозреваете? – Бай Чжэнь очень меня любит, она не может мне изменить. – Вы читали ее рассказ «Одна ночь»? – Да-да, в нем как раз описывается наша история. – То есть вы предпочитаете заниматься этим в темноте и в конце кричать «кайф»? Лицо его тотчас залилось краской. Сорокалетний мужчина – и вдруг краснеет? Ее это удивило, она даже прониклась к нему симпатией. Он осторожно сделал несколько глотков, после чего, заикаясь, произнес: