Когда два дня назад женщина в торговом ряду пожелала мне в сердцах быть Полуночником поцелованной, я и предположить не могла, что ее пожелание сбудется. Но вот она я, готовлюсь расстаться с жизнью в руках страха и ужаса. И это было так несправедливо… Укусила его я совершенно случайно, просто от бессильной злости цапнула и очень удивилась, когда Барон не попытался меня придушить, а отстранился, тихо смеясь. – Пожалуй, ты права, – беззлобно проговорил он, почти сытый и оттого подобревший. – С меня на сегодня хватит. Прижатая к вернувшему мощь телу, я смиренно снесла быстрый, совершенно невероятный поцелуй, не имеющий ничего общего с недавним питанием… мной, и последовавшее сразу за поцелуем осторожное прикосновение теплых губ ко лбу: – Что ж, душа моя, мне пора идти, нужно закончить кое-какие дела, раз уж у меня так удачно появились на это силы. Я заторможенно кивнула, полностью с ним согласная. Нужно идти, раз уж есть возможность. Совершенно точно нужно идти. А меня стоит оставить здесь и больше никогда обо мне не вспоминать. Я свято верила, что лучше быть недоеденной, чем мертвой. – Не прощаюсь, – пробормотал он, нежно заправив мне за ухо волосы. – Давайте лучше распрощаемся, – шалея от собственной смелости, прошептала я, чем вызвала добродушный смешок. – Нет, моя сладкая, нас с тобой ждет очень много встреч. – Еще одно прикосновение губ ко лбу, и меня обнадежили безысходным: – Обещаю, буду давать тебе достаточно времени на восстановление. И он рассеялся в лунном сиянии, оставив меня одну медленно оседать на каменную мостовую. Сидела я так довольно долго, ощущая тепло чужих рук и безуспешно пытаясь осмыслить одну простую, но совершенно ужасную мысль: мной собирался питаться один из Высших. В смысле, не просто съесть и труп выбросить, а прямо питаться. Долго. * * * Нормальный человек, которого из меня и хотели вырастить родители, в такой ситуации не раздумывая бросился бы в храм просить защиты у Многоликого, благо двери храма открыты всегда. Но я была не совсем нормальной и вместо того, чтобы нестись сломя голову и рассыпать перед алтарем монеты на радость жрецам, медленно побрела домой. Пребывая в вязком, сонном состоянии, отчаянно не веря в произошедшее, я заперла двери и активировала защитный контур, призванный охранять не только магазинчик, расположенный на первом этаже, но и жилые комнаты второго. И уже дома, с трудом дождавшись утра, я выгребла бульшую часть своих сбережений, безжалостно давя жадность, и отправилась в нижние кварталы. Как и всякий ненормальный человек, защиту я собиралась просить не у высших сил, а у сильной ведьмы с поганым характером. Ведьм в наших землях не то чтобы боялись, их недолюбливали и опасались и запрещали им селиться в центре и вблизи храмов Многоликого. Последнее было исключительно требованием жрецов: не могли они ужиться с представительницами старой веры, что отказывались признавать их бога, продолжали поклоняться природе и чтить луну. К одной из таких упрямых и притесняемых я и спешила ранним утром, петляя по узким улочкам, утопающим в утреннем прозрачном тумане. Извозчики не любили ездить в нижние кварталы и плату брали двойную (а по вечерам и тройную) за какие-то десять минут дикой тряски. А я не любила тратиться, потому на дорогу до домика почтенной Улисы потратила чуть больше двадцати минут и ни одной монеты. Вопреки слухам, нижние кварталы были едва ли не самым безопасным местом в нашем городе: ведьмы хорошо следили за порядком на своей территории, потому ходить здесь можно было совершенно безбоязненно. Длинная улица с характерным названием Копченый Котел упиралась в площадь Трех Дождей. На площадь я спешила мимо аккуратненьких светлых домиков, спрятанных за высокими заборами, старательно оплетенными цветами. Тихое уютное место… Улиса была сильной ведьмой, одной из верховных, составлявших ведьмин круг, и потому жила в одном из шести домов, расположенных на площади. В центральном, выделяющемся среди остальных белокаменных зданий серой кладкой высоких стен и темными провалами больших окон, не украшенных воздушными шторками. Я не успела даже взяться за увесистый молот в виде птичьей головы, чтобы сообщить о своем приходе, как дверь распахнулась, а на пороге, подперев крутое бедро кулачком, во весь свой скромный рост встала рыжая девица в простом синем платье. Когда люди говорят о сильной злой ведьме, то почему-то всегда представляют себе сгорбленную тощую старуху с крючковатым носом и неизменной бородавкой и очень удивляются, увидев молодую, полнокровную и весьма симпатичную девицу. – Ну, заходи, – велела Улиса неожиданным для своего вида сильным грудным голосом. – Расскажи, что за беда тебя ко мне привела. Неприятности она чувствовала просто мастерски, что, собственно, и стало причиной нашего знакомства. Два года назад хозяйка магазинчика, который теперь был моим, чуть не разорилась. Улиса, как и всякая уважающая себя ведьма, попыталась выкупить удачно располагающееся здание (не центр, но не очень далеко от него; храмов опять же поблизости нет, и до нижних кварталов рукой подать), чтобы сделать из него свой магический магазинчик. Вот только если люди просто опасаются иметь дела с ведьмами и стараются не продавать им недвижимость или что-то ценнее булки хлеба, то я имела дурость Улисе надерзить. Глупая была, молодая, с ведьмами до этого дел не имела. Вопреки ожиданиям, кара меня не настигла. Напротив, продажи после того случая у нас пошли в гору, но хозяйка, крайне суеверная дама Митри Алес, не смогла и дальше вести дела и уехала из города, позволив мне выкупить ее дело. Так диковатая, но неприлично самонадеянная деревенская девчонка и стала обладательницей целого магазина… и внушительного кредита в местном банке. Но это, пожалуй, было еще не самым удивительным; куда как невероятнее оказалось то, что спустя две недели после заключения договора и смены моего статуса с просто работницы на хозяйку магазина Улиса заглянула на чай. Как тогда выяснилось, безмозглые девчонки с отвратительным характером были ей очень по душе. Чаепитие наше ожидаемо закончилось очередной ссорой, которой я лишь утвердила ведьму во мнении, что с головой у меня конкретные проблемы, а инстинкт самосохранения отсох еще в детстве. С тех пор я успела поумнеть, чуть не потерять свое дело, научиться вести счета и платить в срок. Слегка заматерела, но дурости своей не потеряла, а потому продолжала общаться с Улисой не скрываясь. Горожан это поражало, но от магазина моего не отвращало, чего я боялась сначала. А сплетни… сплетни меня не особо волновали. В светлой гостиной ведьминского дома пахло свежей выпечкой, а от больших глиняных кружек (Улиса не признавала фарфор и несерьезность тонкостенного сервиза) шел ароматный пар. И мне, расслабившейся в мягком кресле, казалось, что случившееся ночью – всего лишь страшный сон. Если бы не синяки на запястье – напоминание о том, как крепко меня держали, безжалостно выпивая жизнь, – я бы, может, и позволила себе обмануться… – Рассказывай, – повелела ведьма, пододвигая ко мне блюдо со сдобными вертушками. – Мне защита нужна, самая сильная, какую ты только можешь сплести. Признание мое ее очень удивило: – Сильная? Сильнее той, что я на твой магазин наложила? – Да! Нет. Не знаю, – стушевалась я. – Наверное. Только ее на меня наложить надо. – Зачем? – Ты не поверишь… Эпический рассказ о встрече с организатором моего будущего некролога в нашей славной местной газете она выслушала спокойно, под конец рассудительно заметив: – Радуйся, что не убил. Я честно попыталась радоваться, но воспоминание о том, что Барон обещал еще заглянуть в гости, делало мою радость неискренней. Улиса это приметила и попыталась подойти к проблеме с другой стороны: – Но не на Сумеречного же ты наткнулась, в конце концов. Ходят слухи, что этот Высший свихнулся и начал таскать в свой лес человеческих женщин. А какая женщина сумеет выжить в Сумеречной зоне? Пока страдают жители резервации светлых, но и до нашего острова беда может добраться. – И откуда ты это знаешь? – Я же ведьма, – беспечно пожала плечами она, будто это все объясняло. – Защиту я тебе сплету, но ничего не обещаю. Моих сил едва ли хватит, чтобы оградить тебя от Барона. Говорила она искренне, и от ее искренности у меня все внутри сжималось. Самоуверенная Улиса сомневалась, что сможет что-нибудь противопоставить Высшему… Та самая ведьма, что не побоялась на торговой площади сцепиться с когортой жрецов! – Совсем ничего сделать нельзя? – тихо спросила я. – Ну зачем же сразу бледнеть? Мы попробуем. – А если не получится? – Попробуем еще раз… что-нибудь другое. О чем ты переживаешь? Он же обещал тебе время на восстановление. Значит, убивать пока не будет. – Она фыркнула. – Я бы на твоем месте радовалась. Если уж сам Высший в тебе что-то разглядел, значит, ты и вправду не простая деревенская выскочка, а что-то большее… Улиса повела рукой в воздухе, подбирая слова. Я ждала, прекрасно понимая, что сейчас, скорее всего, услышу гадость: делать комплименты она катастрофически не умела. – Теперь ты стала питательной средой Высшего, есть чем гордиться. Меня невольно передернуло. – Ведьма ты, Улиса. – А то я не знала. – Откинувшись на спинку кресла, она с нескрываемым интересом спросила: – Скажи, а целуется-то Барон как? – Мне откуда знать? – растерялась я. То, что произошло ночью, поцелуем назвать было сложно. – Меня вообще-то ели. – Ели, – легко согласилась она, – но для этого не душили, чтобы жизнь выходила быстрее, и не держали просто за руку. Он тебя поцеловал. Так что каково это? – Страшно. Я, если ты вдруг не в курсе, чувствовала, как мою жизнь воруют. – А опасности ты не почувствовала, когда на пустой улице увидела человека в черном? И вроде сказано это было беззлобно, но я все равно смутилась и пристыженно замолчала. Это можно было считать самой фееричной глупостью в моей жизни. В наших землях черный цвет носили лишь Барон и офицеры городской стражи. Но у последних черный цвет был разбавлен белой отделкой воротничков, манжет и погон.