В дверь заглянул Констейбл. – Добрый вечер, дамы, – сказал он, похоже, немного удивившись облегчению, которое отобразилось на их лицах при виде него. Киф, как всегда неуклюжий, держался сзади. Констейбл увидел коробку с «Монополией», которую Фрэнсин прижимала к груди, словно щит. – А я-то гадал, как вы проводите время по вечерам, – заметил он, зайдя в комнату. – Хотите поиграть? – спросила Мэдлин с обворожительной улыбкой и куда большим энтузиазмом, чем тот, который она выказывала несколько минут назад. Брови Фрэнсин взлетели вверх. Только что на лице сестры была написана скука, и вот уже ей на смену пришли веселье и задор, как будто у Мэдлин было раздвоение личности. Фрэнсин изумленно покачала головой. Право же, в обществе мужчин Мэдлин становится совершенно несносной. – Звучит заманчиво. – Констейбл схватил Кифа за руку и втащил его в комнату. Фрэнсин достала из-за шкафчика раскладной столик, удивляясь тому, как она зла на сестру. – Давайте это сделаю я, – сказал Констейбл и поставил столик в центре комнаты. И подмигнул Фрэнсин. Она ответила ему хмурым взглядом. Никто никогда не подмигивал ей, и она не знала, как следует это толковать. Они расселись и начали играть. – Как вам нравится Озерный край? – спросила Мэдлин с придыханием, как будто сообщая какой-то глубоко личный секрет, отчего Фрэнсин сердито уставилась на доску. – Тут на удивление интересно, – ответил Констейбл и начал раздавать игровые деньги. И заговорщицки улыбнулся Фрэнсин. – Но вы же наверняка скучаете по Лондону. Разумеется, я очень рада повидать Фрэнни, но мне не хватает суеты большого города. Ведь здесь так тихо… – И Мэдлин хрипло рассмеялась, хотя для этого определенно не было никаких причин. Фрэнсин насупилась еще больше. Никто так не смеется, если только он не курил всю свою жизнь, а насколько ей было известно, Мэдлин никогда не курила. – Я не могу сказать, что скучаю по Лондону. Совсем по нему не скучаю. – Тут нет телевизора, – уныло вставил Киф. – И я никогда не играл в настольные игры. Это для стариков. – А мы и есть старики, – отозвался Констейбл. – Если ты не хочешь играть, то пойди и почитай книгу. Это пойдет тебе на пользу. – Если б здесь прилично ловился интернет, я мог бы воспользоваться своим планшетом, – сказал Киф, не в силах удержаться от искушения побрюзжать. – Кого это вы называете стариками? – вопросила Мэдлин, придя в ужас от того, что кто-то включил ее в категорию стариков. – Лично мне всего… – она на секунду замялась, – сорок семь лет! Фрэнсин спрятала усмешку и пробормотала: – Пятьдесят один. Перехватив испепеляющий взгляд Мэдлин, она решила, что все-таки может получить от этой игры удовольствие, и настроилась на победу. Фрэнсин почти не говорила, а сосредоточилась на игре, пытаясь не обращать внимания на то, что Мэдлин кокетничает с Констейблом. Она не понимала, почему это вообще раздражает ее. Сестра всегда была кокеткой, но лучше б она не кокетничала с Констейблом. Ведь он тут постоялец, а не гость, так что это неуместно. Когда Фрэнсин выиграла, Констейбл развел руками. – У вас не выиграешь, Фрэнсин. Вы слишком хорошо играете. – Я сварю кофе, – сказала Мэдлин, грациозно встав. – Не для нас с Кифом. Нам пора идти спать. Завтра рано вставать. Киф едва не опрокинул свой стул, торопливо вскочив, чтобы ему не пришлось терпеть еще одну партию, и, промямлив «спокойной ночи», вышел вон. – О, вы уходите так рано? – Мэдлин надулась. – Неужели мы не можем соблазнить вас сыграть еще одну партию? – С меня тоже довольно, – твердо сказала Фрэнсин и начала собирать фишки и доску и складывать их в коробку. – Но я бы выпила кофе, если предложение все еще остается в силе. Мэдлин в нерешительности замялась, затем торопливо направилась на кухню. – Как вы себя чувствуете? – спросил Констейбл, как только Мэдлин вышла. Фрэнсин заморгала. – Хорошо. А почему может быть по-другому? – Я был немного обеспокоен, когда оставил вас сегодня днем. Сгорая от стыда из-за того, что речь пошла о ее эмоциональной несдержанности, Фрэнсин отвернулась, пряча лицо, и, засунув в коробку последние игровые принадлежности, встала и положила ее обратно в шкафчик. – Вы выглядите… как-то иначе. – Со мной все в порядке. – Фрэнсин продолжала стоять спиной к нему. – Это были пустяки. Она напряглась, услышав, как он подошел к ней сзади. – А вы не хотите об этом поговорить? – Я ни о чем не хочу говорить! – рявкнула она и повернулась к нему. И на миг закрыла глаза, когда он отшатнулся, удивленный ее свирепостью. – Простите, это был перебор. Констейбл смотрел на нее с некоторой опаской, затем неуверенно улыбнулся. – А вот я хотел бы с вами поговорить. Я собирался спросить вас, не согласитесь ли вы поужинать со мной как-нибудь, но, возможно, сейчас не самое лучшее время, чтобы заводить об этом речь… – Простите, что? – проговорила Фрэнсин. Может, она неправильно его расслышала? Констейбл кашлянул. – Я чувствую себя как подросток, это просто нелепо, – пробормотал он себе под нос. Затем посмотрел ей в глаза. – Фрэнсин, пожалуйста, давайте поужинаем вдвоем. – С какой целью? – озадаченно спросила она, чувствуя, что у нее краснеет горло. Тодд запрокинул голову и рассмеялся. Это был чудесный смех; низкий, мелодичный, заразительный, он наполнил гостиную теплом. Фрэнсин не понимала, что тут смешного. Она сердито уставилась на Констейбла и смотрела, пока он не перестал смеяться. – Поистине, вы самая необычная женщина, которую я когда-либо встречал, – сказал он. – Я приглашаю вас на свидание! – О, – оторопело промямлила она, затем повторила: – О-о-о! – когда до нее наконец дошло, о чем он толкует. – Но я никогда не была на свидании. – Что? Никогда? – Он покачал головой и опять рассмеялся. – Что тут смешного? – Краска заливала уже и ее щеки; помимо воли она чувствовала себя польщенной. – Почему вы никогда не были на свидании? Фрэнсин пожала плечами. – Никто меня не приглашал. Но, как бы то ни было, такие вещи не по мне. Вам лучше пригласить на ужин Мэдлин. Уж она-то будет знать, что надо делать. – Я отлично знаю, с какой из сестер хочу поужинать, и вам ничего не надо делать, просто будьте собой… Подумайте об этом. – И Констейбл быстро вышел из комнаты, прежде чем Фрэнсин успела ответить. Ошеломленная, она прижала ладони к щекам. Они были горячими; похоже, она неудержимо краснеет. Ее тело выдавало ее самым неподобающим образом. Да, конечно, Констейбл привлекательный мужчина, и своим приглашением на ужин он застал ее врасплох. Но краснеть, как школьница, в пятьдесят пять лет? Фрэнсин замотала головой, затем перестала. Что дурного в том, что она поужинает с привлекательным мужчиной? Это же всего-навсего ужин, а не предложение руки и сердца. Вот только… Рядом с Констейблом ей было одновременно и комфортно, и некомфортно, и она не знала, нравится ей это ощущение или нет, нравится ей он сам или нет. Нет, это неправда. Он нравится ей, но этим дело не ограничивается. Сегодня на кладбище между ними возникли какие-то узы. Тогда внутри нее что-то разбилось – возможно, сердце. А кроме того, расплавилась броня, которой она окружала себя. И Констейбл был свидетелем всего этого – он видел и как разбилось ее сердце, и как расплавилась броня. Вернулась Мэдлин, неся поднос. – А где Тодд? – Тодд? – растерянно повторила Фрэнсин. – Тодд Констейбл. Твой постоялец. – Когда это ты стала называть его по имени? Мэдлин пожала плечами. – Он попросил меня называть его Тоддом вчера, когда ты ходила в лес. Фрэнсин сжала зубы. – Я пойду в сад, – пробормотала она. – В такое ненастье? – удивилась Мэдлин. – Там же ужасный ветер. Фрэнсин пожала плечами и вышла из комнаты. Надела непромокаемую вощеную куртку, которая когда-то принадлежала матери, взяла мешочек с травами и с трудом открыла входную дверь.