Часть 14 из 36 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ты – сука.
– Нет, и ты в курсе, что это не так, – ответила Паула, снизив немного обороты, – но ты пришла, чтобы влезать туда, куда не просят.
– Это он тебе сказал? – перебила Мелена.
Молчание Паулы было весьма красноречивым ответом, и Мелена расплакалась. Она чувствовала себя обиженной и преданной. А проболтавшийся противник, видя слезы другого, тоже разрыдался. Но вместо того чтобы обняться и поплакать вместе, Мелена посмотрела на Паулу с ненавистью и выбежала из туалета.
Паула же громко всхлипывала и смотрела на свое отражение в зеркале, проверяя, выдержит ли все это водостойкая тушь.
Как они дошли до такого? Вероятно, сдерживаемая сила внутренних конфликтов вырвалась наружу в неверном направлении.
Паула не ненавидела Мелену, но она злилась и чувствовала себя виноватой, потому что знала, что дома у подруги царит полный хаос. И было кое-что еще… Некоторое время назад все описывали Паулу как маленькую принцессу, милую девочку или (что в принципе одно и то же) мелкую дохлую муху.
Но прошло уже несколько недель с тех пор, как родилась новая Паула, и, похоже, сахар в ее жилах превратился в желчь. То, что она сказала Мелене, было нечестно и явно не в ее стиле, и раскаяние овладело ею.
Мелена назвала ее сукой, и это было именно то, что она чувствовала: Паула ощущала себя плохим человеком. Конечно, люди ссорятся, совершают негативные поступки или ведут себя эгоистично, но если бы Паула умерла прямо сейчас и попала на Небеса, то привратник посмотрел бы на ее прошлое и увидел, что она никогда не сказала дурного слова, ничего не украла, всегда творила добро и помогала другим. Однако внезапно в ее послужном списке появилось большое черное пятно. Она сделала что-то очень гадкое и одним плевком, одним выстрелом ранила двух человек. То, что она сказала, будет иметь последствия для отношений Мелены и Горки, причем довольно серьезные. Он был искренен, а теперь Паула расплачивается с ним, выложив то, чего он просил не говорить, действуя исключительно для того, чтобы задеть другого человека. В ее триумфе не было никакого удовольствия, потому что это была грязная победа.
Паула продолжала плакать. Она пыталась взять себя в руки, но не могла, ей казалось, что возвращение в класс после обеденного перерыва – это крутая гора, на которую нужно подняться, а она не готова, поэтому отправила сообщение водителю, чтобы он приехал и забрал ее раньше, и придумала какую-то глупость: «Я съела несвежую пасту “Болоньезе”, мне нездоровится».
Всю дорогу домой она старалась сдержать слезы: ей не хотелось, чтобы люди, которые работали на ее семью, видели ее слабость. Но шофер, очень милый пуэрториканец, задал девушке вопрос, минуя всяческие протокольные формулировки. Фраза: «Вы в порядке?» – стала последней каплей, и Паула не смогла ничего сделать, кроме как выплеснуть все наружу и рассказать, что у нее возникла проблема с подругой, она чувствует себя плохой и вообще куском дерьма. И еще она добавила, что не знает, как это исправить.
– Сеньорита, я не хочу вмешиваться в ваши дела, – ответил водитель, положив обе руки на руль и бросив мимолетный взгляд в зеркало заднего вида, – но если она ваша настоящая подруга, то простит вас. Если же вы хотите все исправить, то первое, что нужно сделать, это извиниться и таким образом снять с себя часть ответственности. Что бы вы ни натворили, ошибку можно исправить. Честность и раскаяние открывают даже самые тяжелые двери.
Слова шофера прозвучали как дешевый совет вроде тех правильных заявлений, которые люди говорят просто ради того, чтобы сотрясти воздух, думая, что это именно и хочет услышать собеседник… но в глубине души Паула понимала, что это было правдой. Она сделала что-то не так (если честно, сделала несколько вещей не так) – и теперь действительно должна извиниться и попытаться загладить вину.
Единственным положительным моментом стало то, что она не думала о Самуэле – ни о лице Самуэля, ни о Самуэле на свиданиях – в течение нескольких часов подряд. Боль отодвигала любовь на второй план.
– Слушай, Мелена, у тебя постоянно включается автоответчик, – начала она, позвонив подруге по телефону. – Наверняка ты не хочешь отвечать. Я оставила тебе кучу сообщений, но не вижу двойную галочку, поэтому думаю, что ты заблокировала меня, и понимаю тебя. Я чувствую себя дерьмово, мне ужасно стыдно за то, что я наговорила в туалете… Я вела себя очень подло, использовала ту информацию, которую узнала, чтобы сделать тебе больно. Как-то несправедливо все получается. Не представляю, что на меня нашло. Послушай, Горка выложил мне это вовсе не с плохими намерениями: парню просто надоело, что одноклассники спекулируют на твоей персоне, и он решил защитить тебя, правда. Не сердись на него. Я сожалею о том, что с тобой случилось, и по-прежнему считаю тебя подругой, хотя и ты говорила вещи, которые меня очень ранили, но ситуация вышла из-под контроля. Но мне ужасно жаль, и я надеюсь, что ты сможешь меня простить.
Я не собираюсь эмоционально шантажировать тебя, напоминая о том, как нам было хорошо… или что-то в этом роде… ведь я знаю, что ты очень умна и сразу увидишь это за километр, но сейчас я по-настоящему расстроена и хотела бы пообщаться и попросить прощения. Тебе было тяжело, и, вероятно, трудно встать на ноги. Кстати, мне никто не говорил о твоей матери, но я знаю – все знают! – что она не в лучшем состоянии, мы же видели ее несколько раз в городе… Мелена, пожалуйста, прости меня. Если хочешь поговорить о чем угодно или хочешь оскорбить меня и снова как-нибудь обозвать, ты можешь так поступить. Назови меня идиоткой, потому что я этого заслуживаю, но, прошу, ответь хоть что-нибудь!
Мелена проигнорировала подругу. Она заблокировала ее, поскольку знала, что Паула была мягкотелой и от нее точно прилетит сообщение с извинениями. Пусть теперь помучается и пострадает. А сама Мелена не собиралась больше возвращаться к этому. Плакала ли она? Много. Переживала? Конечно, но вслух могла возразить, что все уже в прошлом.
Ее мать сумасшедшая, а единственная точка опоры, друг, который вернулся, оказался предателем. И теперь в голове Мелены кружилось множество вопросов.
Если я такая пассивная и мне плевать на весь мир, то какого хрена я парюсь из-за Паулы и Горки? Да, я хочу защитить друга, но нужно ли было вмешиваться и разговаривать с недалекой идиоткой? Однажды летом, когда я была совсем маленькой, лет шести или семи, мы полетели на каникулы в Мексику. Перед домом, который мы снимали, раскинулось поле с растениями, смахивающими на кактусы, – такие есть и у нас. Я пошла туда собирать плоды с этих кактусов и вся искололась. Было бы удобнее мыть и чистить их на кухне, но я думала, что мама обрадуется, когда увидит, что я такая самостоятельная. Я не знала, что у плодов имеются шипы, поэтому сорвала три или четыре и поняла, что в руки вонзились десятки крошечных иголочек, похожих на тоненькие волоски, впившиеся в кожу. Я потерла ладони, но стало еще хуже, и в итоге я была утыкана шипами. Я помню этот ужасный случай: после того как мама накричала на меня, я разревелась от боли и от обиды, а потом меня отвезли в больницу, чтобы удалить иголки. Я ничего не забыла и могу рассказать все подробности.
Но это была моя вина, если бы я не хотела выглядеть взрослой и не пошла бы туда, со мной бы ничего плохого не случилось.
А теперь у меня такое же чувство. Тогда движущей силой было желание угодить матери, а что стало движущей силой сейчас? Я хотела угодить самой себе, изобразить доброго самаритянина, как сказала Паула, заработать очки перед Горкой. Зачем? Не знаю. Но мне очень плохо.
Если бы она хотела покурить, то позвонила бы Омару. Мелена чувствовала себя разбитой. Она не имела ничего, за что можно было бы уцепиться, и хотя очень зрело подошла к вопросу детоксикации и относилась к своей проблеме крайне серьезно, сейчас она сдалась. Девушка перерыла всю комнату, чтобы найти номер телефона Клауса, дилера, у которого покупала кокаин, мет или таблетки до того момента, как ее едва не затоптали на дискотеке. Кстати, ему нельзя было доверять, он, вероятно, являлся одним из тех наркоторговцев, которые имеют дело с полицией: Клаус всегда чувствовал себя уверенно, продавая дозы несовершеннолетним.
Мелена отыскала номер его телефона и отправила сообщение, как делала уже много раз, а потом вышла из дома и направилась к дилеру в гараж. Это было место, где вы точно не хотели бы оказаться. Но девушка была эмоционально опустошена, ей стало совсем плохо, и она думала лишь о том, что ей нужно забыться. Она могла бы прибегнуть к таблеткам, транквилизаторам, на которые требовался рецепт, но ей хотелось нюхнуть, потому что кокаин всегда заставлял ее отключаться, уходить от реальности куда-то далеко-далеко.
Клаус, толстый лысый мужчина, который вечно сильно потел (Мелена думала, что его называют так из-за сходства с Санта-Клаусом), предложил клиентке нечто новенькое.
– Это нексус, розовый кокаин. Что-то среднее между экстази и кислотой, но, имей в виду, он дорогой, сто баксов за грамм.
Она долго не раздумывала, хотя могла позволить себе только половину на те деньги, что нашла дома. Клаус разделил розовый порошок и протянул дозу Мелене, которая не стала ждать, взяла немного кончиком ключа и нюхнула прямо в гараже.
Клаус попрощался:
– Рад был тебя увидеть снова.
– А я нет, – сказала она и вышла из гаража.
Когда она вернулась домой, то услышала, как мать что-то кричала из гостиной, но проигнорировала ее и не поняла ни слова. Она поднялась по лестнице и заперлась в своей комнате. Много лет назад она поставила задвижку на дверь. Вид стал безобразным, потому что Мелена не была большой мастерицей: металлическая защелка с шурупами, которые девушка неправильно и криво вкрутила (все было куплено в дешевом китайском магазине), изуродовала белую дверь.
Мелена надела наушники, нюхнула две полоски и легла на кровать. И время пошло гораздо быстрее. Она чувствовала себя так, словно на ней был один из тех старинных водолазных костюмов, которые изолировали ее от мира и от жизни, от ее жизни.
* * *
Паула продолжала чувствовать себя самым ужасным человеком на свете. Временами ей казалось, что все не так уж плохо, но мысль всегда была недолгой, и наступало самобичевание. Мелена не отвечала на звонки, поэтому она решила оставить голосовое сообщение для Горки. Может, Мелена еще ничего ему не сказала, и было бы неплохо предупредить парня о грядущей катастрофе.
– Привет, Горка… Извини, что я не ответила на твое послание в «Инстаграме», я просто… ну… не знала, что сказать, и не хотела морочить тебе голову. Мне кажется, что каждый раз, когда я что-то решаю или говорю тебе, это неправильно, ведь потом я увлекаюсь, забываюсь… и наступает хаос. Но, слушай, я… В общем, я облажалась по полной. Ляпнула Мелене, что ты раскрыл мне ее секрет. Я – дерьмо. Прости, черт, просто она пришла спросить, нравишься ли ты мне, и наболтала всяких гадостей, дескать, я использую тебя, я легкомысленная и плохая… и я не придумала ничего лучше, чем напасть на нее. Я чувствую себя мерзко, я обещала тебе, что буду молчать, и я знаю – тогда ты вовсе не сплетничал, но я нарушила слово и предала тебя. Я понимаю, ты меня ненавидишь, и, конечно, не хочешь видеть, но… Ладно, я все понимаю. Прости, Горка.
Печатает…
Несомненно, наступило самое долгое ожидание в ее жизни. А Горка не отвечал, поскольку не знал, что сказать. Совершенно ясно, что он любил ее, она была его подругой, но друг не втыкает кинжал тебе в спину, не использует тебя в корыстных интересах и всегда может поставить себя на твое место.
Горка проявил к девушке благосклонность и старался посмотреть на ситуацию с иной стороны, чтобы Паула не чувствовала себя куклой, которой манипулируют в сексуальных целях, но последняя соломинка сломала спину верблюда. Горка уже не мог закрыть глаза на произошедшее: он ощутил полноценное предательство, ему стало больно, что она проговорилась, но еще больнее из-за того, что это ранило Мелену и причинило ей страдания.
Никогда в жизни больше не общайся со мной, Паула.
Готово. Никакой недосказанности и намеков, никаких смайликов. Он написал ее имя, что всегда приводит получателя в ярость: ведь это все равно что вспомнить, как мама сердилась на тебя и называла твое полное имя.
Пауле стало еще хуже, чем было. В глубине души она надеялась – Горка поймет, что это случилось непреднамеренно, и простит ее, но она ошибалась. А Горка, в свою очередь, надел кроссовки и отправился на пробежку. Без маршрута, бесцельно, как будто за ним гнались на полной скорости. Но бег не заставит проблемы и конфликты остаться позади, нет, истории будут преследовать его, даже если он станет самым быстрым в мире. И вдруг он остановился на дороге, ведущей за город, освещенной лишь далеким уличным фонарем. Парень повернулся вокруг своей оси несколько раз, прижал руки к голове и начал беспомощно плакать. Он не был слезливым, но, похоже, в последнее время кнопка слезных каналов была разблокирована целиком и полностью.
Было очень странно видеть мужественного, хорошо сложенного молодого человека в спортивном костюме и дорогих кроссовках, плачущего в таком глухом месте.
* * *
На следующее утро все проснулись в типичном настроении «подросток в драме», но как бы плохо они ни спали, как бы ни колотились их сердца, словно ими играли в футбол на поле, покрытом гравием, у них были обязанности. Немногочисленные, но все же были. Следовало идти в школу.
Паула не стала принимать душ. Она еле-еле встала, поскольку уснула около половины пятого, это на нее совсем не похоже, но никто ничего, конечно, не заметит. Немного консилера, конский хвост, и она готова.
Горка даже не позавтракал, плохое настроение лишило его аппетита, и в желудке не было места для привычного утреннего «Кола-као».
Они миновали друг друга в коридоре, не поздоровавшись. Паула понимала, что должна держать дистанцию, но Горка даже не посмотрел на нее, он был очень серьезен, стиснул лямки рюкзака и направился в сторону класса. Она знала, что именно так и должно произойти, поэтому не удивилась.
Жанин была слишком поглощена своими делами и главным образом маленьким мафиозным планом шантажа, поэтому даже не заметила, что друзья выглядели как призраки. Это был день невыносимо скучных занятий…
Правда, Мартин всегда старался сделать уроки динамичными, но сегодня всеми учениками овладела странная сонливость, и они рассеянно наблюдали за тем, как крошечные пылинки летают по классу в лучах утреннего солнца.
Мелена пропускала нудный школьный день, потому что в ее жизни царил хаос, ну а ее мать находилась в трансе, не знала, вторник сегодня или воскресенье, и не обращала ни на что внимания.
Мелена поздно уснула и поздно проснулась. Она сделала то, что ей всегда нравилось: поскольку было жарко, она включила кондиционер, потому что хотела обрести ощущение комфорта, которое давало ей нахождение под одеялом. И именно так она и поступила: зарылась в одеяло и не выходила из комнаты целый день, не ела, почти не пила и все время находилась в странном состоянии полусна, где ничего не было реальным и все было реальным одновременно.
Она спала и не спала, жила и не жила. Но она не просто пропустила скучный и жаркий школьный день, нет, она пропустила один из самых напряженных моментов, которые когда-либо происходили в классе.
Внимание Паулы привлекло то, что Самуэль возился с мобильным телефоном, и внимание Мартина тоже. То, что произошло дальше, было довольно неприятной и неловкой сценой.
Учитель забрал телефон у Самуэля, который оправдывался и бормотал, что хотел пообщаться с мамой, но Мартин передал мобильный Наде, чтобы та зачитала вслух сообщение одноклассника. Большая ошибка, не очень педагогический прием, но преподаватели тоже имеют право на ошибки и на неправильные решения.
– «У Марины нет СПИДа, животное… Это ВИЧ», – громко зачитала Надя перед всем классом.
Гусман, брат Марины, вскочил как разъяренный бык и попытался вмешаться в ситуацию, но было уже слишком поздно. Бомба взорвалась. Марина встала и нервничая, но решительно объяснила, что у нее ВИЧ, он никак не проявляется и она не может никого заразить, потому что у нее так называемая неопределяемая форма вируса, она принимает лекарства и проходит серьезное обследование. Наступила гробовая тишина.
По этому поводу возникли самые разные мнения.