Я постучалась в дверь Марка Паладина. Меня прямо к этой двери привел перском: раньше-то я у Марка никогда не бывала. – Доставка пиццы! – выкрикнула я. Я держала на весу поднос, заваленный кусками пиццы, в том числе и сладкой. Поднос каким-то неведомым образом не остывал и подогревал пиццу. Марк открыл дверь, и я вручила ему поднос. – Ты что, ходил по Отстойнику и всех предупреждал? – осведомилась я. Он, кажется, удивился, что я спросила. И ему было приятно. – Они вообще знают про погоду побольше нашего, – сообщил он. – Но да, я их всех уговорил спрятаться – всех, кого нашел. На самом деле с укрытиями у них все не так плохо, как можно подумать. Защита от бурь у них имеется. От бурь – да, а от пришлецов – нет. Именно поэтому Охотники несут дозор в Отстойнике – я так это понимаю. И Марк, видимо, со мной согласен. Марк неловко топтался у двери. Все с ним ясно. Паладин же Христовый, да вдобавок он помолвлен с девушкой. Держать меня на пороге вроде как невежливо. А пригласить в комнату нельзя, потому что это якобы угрожает моей добродетели. И его, кстати, тоже. Да, представьте, у Христовых вот так. Типа, Марк, приглашая меня к себе, нарушает обет верности, данный невесте. И наши с ним души рискуют оказаться в аду. – Ты молодец, что о них позаботился, – сказала я. – Ну, раз голодная смерть тебе больше не грозит, я, пожалуй, пойду назад. – Если хочешь понаблюдать за бурей, включи какой-нибудь внешний штабной канал, – посоветовал Марк. – Всякий раз радуюсь, что крыша у нас железобетонная. Я кивнула. Марк, уже не в силах терпеть, принялся за еду. Он вежливо предложил и мне разделить с ним трапезу, но я покачала головой: – Ешь сам на здоровье. Хорошо хоть водостоки какое-то время будут чистые. – Ага. Еще пару дней в резервуарах будут вылавливать мертвых пришлецов. Прикинь, до чего паршивая работа. Вот оно что. Значит, ливневые водостоки ведут в резервуары. – Дома мы тоже собирали дождевую воду. Она не такая ядовитая, как в источниках и колодцах. – Дом, где раньше жил Марк, был местом гиблым. – Но теперь-то нам без большой нужды возиться не придется, – улыбнулся он. – И все благодаря тебе. Мне сегодня пришла первая пачка писем с тех пор, как мои переехали. Они от ваших гор в восторге… – Тут Марк моргнул. – Ой, а ты письма получила? Марк не в курсе, что я получаю письма когда захочу. Ча у меня за почтальона: доставляет мне письма Учителей и относит в Монастырь мои. Но так я переписываюсь только с Учителями. – Наверняка получила. Я еще у себя не была. Мне уже просто не терпелось добраться до своих комнат. И буря тут была вовсе ни при чем. – Тогда беги, не буду задерживать. Я как раз читаю свои, пока одолел половину. – Марк улыбнулся и, покраснев, слегка потупился. Значит, пришло письмо от его девушки. И, скорее всего, не одно. – Джесси, да? – уточнила я. – Ее зовут Джесси, верно? – Ага, Джесси. Марк смущался, словно школьник перед первым свиданием. Христовые вечно так смущаются. Они же выбирают себе спутника раз и навсегда. Если, конечно, выбирают – а то ведь Христовых часто обручают в детстве без их согласия. Марк никогда ни с кем не гулял, не заигрывал и ни за кем не ухаживал. Опыта никакого – не то что у наших ребят, на Горе. Но зато он так мило краснеет. Сразу видно, парень втюрился по самые уши. – Спасибо, что сказал про письма! – Я двумя пальцами отсалютовала Марку и двинулась по коридору. – Спасибо за пиццу! – сказал он мне в спину. В коридорах, обычно безлюдных, сейчас время от времени кто-нибудь да попадался – по большей части персонал в униформе. Марк не ошибся: когда я открыла свою дверь, сразу же заметила на столике возле дивана целую коробку писем. Я от души порадовалась, что теперь я Элита и на меня не таращатся изо всех углов видкамеры. Все-таки письма из дома – это дело личное. В коробке оказалась пачка писем от Учителей: на конвертах стояли лишь имена, а обратным адресом значился Анстонов Родник. Не Монастырь. Наверху лежала стопка писем от Учителя Кедо. Я плюхнулась на диван и вскрыла первое письмо. Письма были зашифрованы. То есть Учитель Кедо писал так, будто они там мучаются с ружьями и силками, а не Охотятся с Гончими и магией. Ведь в Пике считают, что у нас именно так все и происходит. Письма, которые доставляет мне Ча, обычно другие. А тут Учитель Кедо рассказывал про житье-бытье в Монастыре и как там другие Охотники – и опытные, и обучающиеся. Всякие пустяковые мелочи из монастырской жизни. Зато такое приятно читать. А вот письма леди Рианнон и Ивара Торсона и еще парочки Учителей оказались не очень. Там говорилось, что деревенские из Анстонова Родника и окрестностей от меня не в восторге. Ну ясно: поселения и деревни, где есть приемники, ежедневно получают по выделенке четырехчасовой эфир с моего канала. Судя по всему, так со всеми Охотниками, кто не из Пика: к ним в регионы отправляют эфиры по выделенной линии. Чтобы люди следили, как там поживает их местный герой. Так вот, дома некоторые решили, что я задираю нос, и без всякого стеснения это обсуждают. Сами-то Ивар и Рианнон вроде бы не тыкали мне моим зазнайством. Они писали: замечательно, что ты в Элите, не так много будет эфиров, народ будет меньше языками чесать. А если что и покажут, так ты ведь не одна, ты в команде. Но Ивар с Рианнон предупреждали, что иные мои, так сказать, друзья… на деле не такие уж и друзья. Только и знают, что трепаться, какая я нынче стала важная. Если честно, мне от этого чтения даже подурнело. В письме назывались люди, которым я привыкла доверять. И как мне прикажете с этим жить? Я же не могу приехать домой и сказать: вот она я, прежняя, ничего не изменилось! Они-то верят видэкрану. Будто бы я тут купаюсь в роскоши и славе и задрала нос выше некуда. У меня в глазах защипало, я даже ненадолго позабыла про бурю. Но буря-то про меня не позабыла. Да и про всех нас в штабе. Она нам живо напомнила, что лихие деньки Дисерея еще совсем не позади. Здание содрогнулось от фундамента до самой крыши; в моей комнате все забренчало и застучало. А посреди этого толчка погас свет. Сердце у меня колотилось так, словно за мной гнался драккен. Но я усилием воли осталась стоять на месте. Потому что куда-то бежать в такой ситуации – это хуже не придумаешь. Особенно если со страху у тебя кишки сводит. Тряска прекратилась, но свет не включился. Я представила план комнаты и мысленно прикинула, сколько шагов мне до спальни и сколько до шкафа, где хранятся мои старые вещи, привезенные из дому. У меня там фонарик и несколько светодиодных палочек. И тут зажегся мой перском. Если что, и он сойдет за фонарик. – Всем оставаться на своих местах и сохранять спокойствие. У нас серия прямых попаданий молнии в здание штаба и поблизости. Местная энергосеть выведена из строя. Вводим в действие резервную штабную энергосеть. Питание скоро возобновится. И я сделала, что велели: осталась на месте, сохраняя спокойствие. В ушах у меня даже стало звенеть от тишины в комнате, хотя где-то вдалеке рокотал гром. Дома у нас, естественно, тихо: ведь у нас нет такого количества работающих приборов. А здесь все время что-то гудит – электроника, лампы. Это совсем тихий звук, но он неумолчный, и он повсюду. Со временем я перестала его замечать. И еще воздух шумит в вентиляции плюс охладитель, если его включить. В общем, вокруг меня много звуков, а сейчас все они разом смолкли. И воцарилась тишина. Но не полная – ее то и дело нарушали приглушенные раскаты грома, пробивающиеся через толстые стены, и далекое завывание ветра. Все здание ходило ходуном, сотрясаемое стихией, которую язык не поворачивался назвать простым словом «буря». Я почувствовала движение в воздухе, потом послышался гул – мой охладитель вернулся к жизни. Загорелось несколько ламп – тусклее обычного. Перском опять зажегся, и безжизненный голос объявил: – Ограниченная подача электричества. Показ роликов не разрешен. Почитайте традиционные книги. – Я удивленно фыркнула. Надо же. Ладно, этим добром я упакована. – Разрешено также пользоваться перскомами. Беспроводные устройства работают. В моей голове скребся Ча. Он не то чтобы беспокоился, а как бы спрашивал: «Хочешь, я приду?» Я хотела. А то ведь того и гляди снова окажусь в темноте. Да и письма эти – одно расстройство. Я начертила Письмена, открыла Путь, и ко мне явился Ча в облике грейхаунда. Выключив весь ненужный свет, я прихватила письма, и мы с Ча отправились в спальню. Я принялась за чтение, а Ча пристроился рядышком. Когда он рядом – это очень поддерживает. А если этот чокнутый торнадо вдруг обрушится на штаб, мы оба создадим Щиты и выгадаем секунду-другую. И за это время бацнем куда-нибудь далеко-далеко. Последняя пачка писем была от Кей, моей закадычной подружки. Кей так и сыпала всякими бодрыми новостями и подробностями из жизни Горы и долины. Такими, о чем Охотники не напишут. Скажем, кто с кем нынче встречается, кто разошелся, кто что нового поделывает. Она сама сошлась с Датчем из Сребручья – прочитав об этом, я рассмеялась и на радостях даже обняла Ча. Ну наконец-то заметила, что парень по ней весь исстрадался! Кей сшила себе три новых наряда – такой, сякой и этакий. Она крутит мои ролики. Мои Охотничьи костюмы – отпад. А платья, которые я надеваю на свидания с Джошем, – просто умереть и не встать. По ее мнению, Джош сущий лапочка. Кей и еще несколько человек ходили встречать земляков Марка Паладина, когда те прибыли воссоединяться с «паствой» брата Винсента. «Упертые, – писала Кей. – Но думаю, они ничего. Они вроде бы благодарны, что их здесь приняли, а благодарность и горы свернет. Они пока ни о чем не знают, – это она про Монастырь, – но мы поймем, насколько им можно верить, и тогда, наверное, все им расскажем». Учителя уже говорят, что вот-вот настанет пора посвятить новоприбывших в тайну, – это я и так знала. У Кей такие душевные письма… Читаешь – и будто с ней разговариваешь. Она надавала мне миллион советов, как вести себя с Джошем. И это очень-очень кстати. Сказать по правде, я эти отрывки даже дважды перечитала, чтобы хорошенько запомнить. Электричество не подавало признаков жизни. Поэтому я прошлась по апартаментам, выключая все, что можно, потом вернулась в кровать и крепко обняла Ча. Я привезла из дома читалку с целой закачанной библиотекой. Выбрав книгу наобум, я погрузилась в чтение. У меня в читалке в основном фэнтези, из которого мы много чего почерпнули про магию и ее использование. Выбранная мною книжка оказалась написана таким вычурным языком, что вскоре я стала клевать носом. Меня разбудил будильник на видэкране. Ча все еще лежал рядом, а здание по-прежнему потряхивало. Зато электричество вроде бы работало на полную мощность. Ну, судя по гудению и по тому, как ярко горела лампа рядом с кроватью. – Расписание, – громко потребовала я. Видэкран осветился, и на нем появилось пустое расписание – возле каждого пункта стояло слово «отмена». И я сделала новый запрос: – Погода. Я внимательно изучила экран. Свирепая буря никуда не делась, и она была гигантская. Она, кажется, вихрилась вокруг центра, как ураган, но без глаза бури. Это нормально или как? У нас в горах буран мог не стихать по нескольку дней. Я видела, когда бури вот так вихрятся, и, возможно, тут нет ничего сверхъестественного. Но это не повод валяться в постели. На Охоту я не иду – какое счастье, что у нас был драккен прямо перед бурей и Гончие вдоволь напились манны. Тогда надо заняться чем-то полезным: может, поупражняться в меткости. Я приняла душ, оделась, отпустила Ча и зашагала в столовую. В столовой было негде ступить. Оно и понятно: вчера все рано легли, и к тому же тут сейчас три смены. Я набрала еды и, отыскав свободное местечко, уселась рядом с Искрой, Молотом и еще двумя ребятами, которых я не знала. И стала слушать. Из разговора я поняла: над нами угнездилась не самая заурядная буря, но в то же время о таких тут слышали. Молот и двое других Охотников за соседними столами рассказывали о чудовищных грозах, которые длились два дня, а то и больше. – Хорошо то, что в такую бурю ни один пришлец носа не высунет, даже гром-птицы. Это и для них перебор. Но к ночи-то наверняка развиднеется, – заключил Молот. – А пока знайте себе отдыхайте, пока дают. И народ стал обсуждать планы на непредвиденный выходной. Я выключилась из разговора. Чем заняться, я не придумала, но точно не собираюсь валяться весь день и крутить ролики. Ребята затевают пройти несколько раз подряд их любимую игру: в наш мир вторгаются разумные роботы, а аватары в экзоскелетах их отстреливают. Мне такое неинтересно. Я вообще не вижу в видиграх большого смысла. Но это, вероятно, потому, что я с детства отстреливала настоящих чудовищ. А у тех, кто рос в Пик-Цивитасе, все по-другому: их от чудовищ берегли. Пойду-ка, пожалуй, позвоню Джошу, подумала я. Встретиться, конечно, не получится, зато поболтаем от души без всяких камер – тоже неплохо. Я шла по коридорам, которые в кои-то веки не были безлюдны, и раздумывала о разговоре с Джошем. Но как всегда, всё решили за меня. Видэкран у меня в комнате полыхал приказом «Явиться в оружейню». – Вас поняла, – сказала я. Экран погас. Я развернулась, чтобы идти в оружейню. Интересно, зачем я понадобилась Кенту посреди бури? 4 Я уже успела понять, что в Элите оружейник Кент вроде как за главного. Его никто не назначал, но все с ним считались. И Охотники помоложе, как я, почтительно звали его на «вы». Элиту на задания направляли дежурные, но рядовым Охотникам определенно раздавал задания оружейник. И он всегда решал, кто и кого будет учить и с каким оружием. И если мы косячили, он устраивал нам взбучку. Вчера как будто все прошло неплохо, и ругать меня не за что. Скорее всего, Кент заставит делать какие-нибудь упражнения на износ или сам меня потренирует. Кент меня уже дожидался. Его асимметричный красно-желтый наряд буквально пламенел на фоне всех мыслимых и немыслимых орудий убийства, которыми была нашпигована оружейня. И кстати, про половину этих орудий я даже не понимала, с какого боку к ним подступиться. Оружейник поманил меня пальцем, безмолвно приказывая следовать за ним. Совсем сбитая с толку, я подчинилась. Кент привел меня в свой маленький кабинет, открыл дверь и махнул мне рукой, приглашая войти. Я вошла, а он остался снаружи и закрыл за мной дверь. Наряд у Кента вычурный, а вот кабинет совсем спартанский: коричневый ковер, коричневато-серые стены с парой симпатичных пейзажей – эти снимки наверняка сделали до Дисерея, – кожаное кресло с высокой спинкой и практичный стол из серого металла. А в кресле спиной ко мне кто-то сидел. Но вот я вошла, человек в кресле развернулся – и передо мной предстал… …мой дядя! Он был в форме префекта – то есть как бы при исполнении, несмотря на бурю. В гражданской одежде мне его тоже приходилось видеть, хоть и нечасто. Как всегда, я ему обрадовалась. И обрадовалась, что по нему не заметно, как ему трудно. Теперь-то я знала про угрозу, которая все время висит над его головой. А он все такой же – осанистый, подтянутый и спокойный. Разве что лысеет и седеет потихоньку, но больше никаких признаков возраста. При виде моей ошарашенной физиономии дядя фыркнул.