Я поднимаю голову и, стиснув зубы, говорю: – Пошли. – И стремительно направляюсь вперед. Коппер, Линкс и Перл пошли за мной, сдавленно хихикая. – Поверить не могу, что мы здесь, – говорит Коппер, осматриваясь. – Мы можем нарваться на неприятности. – Она сотворяет знак семени. Я пока не увидела ничего особо мистического и захватывающего. Это не комната, а скорее длинный, узкий, изгибающийся коридор, освещенный факелами, сжигающими какие-то вещества с неуловимым непривычным запахом. Открытый огонь я видела только пару раз за свою жизнь. В Эдеме нет ни угля, ни дерева. Почти все наши материалы рукотворны и негорючи. Пламя факелов завораживающе танцует, отбрасывая длинные тени на стены. Нам неизвестно, как устроено это место – сюда допускают только жриц и жрецов – поэтому мы разделяемся в поисках двери, ведущей наружу. Перл устремляется в одну сторону, и Линкс тут же идет за ней. Я поворачиваю в другую сторону, и Коппер, мгновение помедлив, присоединяется к Линкс. Не люблю быть одна. Когда вокруг нет людей, я чувствую себя опустошенной. Иногда напуганной, хотя никогда не признаюсь себе в этом. Все в порядке, говорю я себе. Они рядом. Я вовсе не одна. Надо мной появляются первые тусклые звездочки в мерцающем небе. Нам нужна дверь, а вдоль внешней стены расположено множество дверей, я открываю их одну за одной, но каждый раз нахожу за ними кельи храмовых жрецов, в которых ничего нет, кроме кровати, стола и лампы. В конце концов я добираюсь до двери на внутренней стене. На ней нет ручки, но, когда я прикасаюсь к ней, она мягко отворяется на хорошо смазанных петлях. Это шестиугольная абсолютно пустая комната, если не считать шести дверей – по одной на каждой стене. Еще двери! Я открываю первую и оказываюсь в еще одной точно такой же комнате с шестью дверями. Я прошла через несколько таких, пока в панике не осознала, что не запоминала, куда сворачивала. Я попыталась пройти обратно тем же путем, но сразу же заблудилась. Если бы это было днем, возможно, я нашла бы дорогу по солнцу, но тусклые звезды, сияющие сквозь открытую крышу, не дают подсказки. Я заблудилась в сотовом лабиринте. Все комнаты одинаковые: пустые с шестью дверями. Наконец, я оказываюсь в помещении, не похожем на другие: в центре на пьедестале стоит стеклянная чаша, полная земли. Я нашла одну из Комнат Таинств. Никто, кроме нескольких жрецов и жриц, посвященных в Таинства, не должен их видеть. Конечно же, как обо всем неизвестном, все время болтают о том, что хранится в Комнатах. Одни говорят, что там мумифицированное тело Аарона Аль-База, создателя Эдема и спасителя человечества, другие – что там кодировка для Экопаноптикума – колоссальной компьютерной программы, которая поддерживает жизнь в Эдеме. Но то, что нашла я, куда проще и драгоценнее. Не менее двухсот лет никто во всем Эдеме не видел земли – настоящей земли. После того как мы разрушили планету и почти все живое на ней, нам пришлось укрыться в этом искусственном святилище. Почва Земли слишком ядовита для того, чтобы поддерживать в ней жизнь. Земля отравлена. Ни одно семя не выживет в ней. И, тем не менее, здесь, в комнате, чаша с жирной черной почвой. Она настоящая? Надо уходить. Так нельзя. Но ничего не могу с собой поделать. Тихо, на цыпочках я подхожу к чаше и склоняю голову, делая глубокий вдох. Святая Земля, какой запах! Насыщенный, резкий и неописуемый. Она пахнет жизнью. Я хочу потрогать ее, но не осмеливаюсь. В конце концов, я должна. Кончиком пальца прикасаюсь к поверхности земли, оставляя едва заметный след. Потом тру пальцы друг о друга, ощущая песчинки и глядя на то, как они падают назад в чашу. Нельзя потерять и крупицы. Это же она – настоящая почва Эдема. Запах сохранился на моих пальцах, и я подношу их к лицу. Он необычен… но ожидаемый восторг не появился. Любой другой житель Эдема упал бы на колени при виде такого зрелища. Он испытал бы душевный подъем, лелея надежду, что однажды наши потомки снова смогут свободно ходить по истинной и чистой Земле. Я не испытываю ничего подобного. Наоборот, я разочарована. Ее слишком мало. Во мне растет дикое неоправданное раздражение, порыв разбить чашу вдребезги, раскидать землю по полу. Не может быть, что это все, что осталось, в ярости говорю я себе. Земля огромна. Земля – это леса, лани и травы. А не эта фальшивка. Издевка, ловушка… Мои руки прикасаются к стенкам чаши, пальцы скользят по ее поверхности. Я никогда не осмелюсь. Какие бы идиотские мысли ни приходили мне в голову, это слишком ценная реликвия. Затем я слышу позади себя визг, и кто-то хватает меня за плечо и разворачивает. Я не успеваю вовремя убрать руки! Как в замедленной съемке я вижу, как чаша соскальзывает с пьедестала. Кольца Перл царапают мою шею, пока она хихикает и вопит оттого, что нашла меня. – Мы нашли ее! – кричит она мне в ухо, пока чаша парит в воздухе, разлетается на куски и земля рассыпается. Перл настолько в восторге от самой себя, что совершенно не понимает, что сейчас произошло. Я тяну ее к двери. – Мы должны уйти. Сейчас же! Я впервые командую ею. – Что это было? – спрашивает она, оборачиваясь через мое плечо. – Выставка искусств, – вру я и, задыхаясь, захлопываю за нами дверь. Знаю, что в моих глазах написан дикий ужас, и я пытаюсь, хоть и безуспешно, выглядеть не ошарашенно. Меня точно вышвырнут из общества и казнят. – Вы нашли выход? Тогда пошли. Я вымученно улыбаюсь, что со стороны, наверное, смотрится дико. – Я готова к снежной вечеринке! Мы с Перл идем по коридору назад, направляясь к Звездному залу, где нас поджидают Линкс и Коппер. Секунду спустя, когда первые снежинки медленно опускаются на наши головы, мы ступаем в Эдем. 3 – Ты смогла! – кричу я, когда мы бежим прочь от сценической площадки, где внешние круги проводили свой конкурс на звание Снежной королевы. Снег идет уже несколько часов, и мы оскальзываемся и спотыкаемся, как пьяные. Воздух искусственно охладили, и снег лежит сугробами, окрашивая весь мир в белый цвет. – А ты сомневалась? – спрашивает Перл, выгибая великолепные золотисто-белесые брови. Вообще-то, да. С ней соперничали первые красавицы внешних кругов. Некоторые из них ничуть не уступали Перл своей красотой. Правда, Перл об этом говорить не стоит. Всех растрогала рассказанная ею история. Она зарегистрировалась под вымышленным именем и выступила с пространной речью о том, как ее угнетенная бедностью семья неделями недоедала, чтобы она смогла купить себе ткань на платье, которое ее мать кропотливо шила в перерывах между тремя работами. Рассказ Перл о том, как можно с гордо поднятой головой противостоять нищете, был настолько проникновенным, что даже я прослезилась, пока смотрела, стоя в сторонке. Что и говорить, роль она сыграла великолепно. (Да, в «Дубах» у нас есть уроки ораторского искусства.) Тут мы радостно обнимаем друг друга, все раздоры на время нашего головокружительного побега забыты (ненадолго). Сейчас фотографы ищут очаровательную «Руби», которая только что покорила сердца зрителей, но скоро они поймут, что она не только исчезла, но и вообще никогда не существовала. Перл вся светится своей победой. Когда мы заскакиваем на ближайшую остановку автолупа, она протягивает первому встречному бродяге свой пропуск в места для развлечений высших кругов. – Видишь, – самодовольно произнесла она, – так или иначе, а конкурс помог нищему. Мы смеемся, представляя, как грязный оборванец получает свободный доступ в самые престижные клубы Эдема. А вот другую часть приза – пополненную кредитную карту – Перл решает оставить, чтобы спонсировать нашу ночь приключений. Потому что, без сомнения, ночь только началась. Я предлагаю пойти в «Арктику» – название заведения полностью соответствует этой холодной ночи. Клуб популярен среди учеников «Дубов» и других престижных школ. Но моя идея не вызвала восторга у Перл. – У меня есть предложение получше, – говорит она. – Зачем идти туда, куда мы всегда ходим, и видеть знакомые скучные лица? Нынче мы пойдем в «Прилив»! Я о таком даже не слышала. Она наигранно закатывает глаза. – Увидишь. И до конца жизни будешь благодарить меня. Она приводит нас к одному из самых высоких зданий во внутренних кругах. До этого я не обращала на него особого внимания, потому что здесь полно офисных зданий. Просто в этом еще больше людей горбатятся ради денег. Хотя здесь уже богатые люди горбатятся ради куда больших денег, но все же. Ученики «Дубов» происходят из семей, где денег столько, что мы никогда всерьез не задумываемся, откуда они берутся. Деньги в наших кругах – это данность. Власть и влияние – вот чего жаждут наши семьи. Снизу огромное здание кажется темным. – Нет тут никакого клуба, – начинаю я… а затем вижу очередь, вытянувшуюся вдоль улицы. Когда я приглядываюсь к людям в очереди, мне кажется, что я здесь лишняя. Они красивы. Впрочем, мы тоже. Но в них есть кое-что другое – в них гораздо больше самоуверенности, чем в нас. Это трудно передать словами. Если представить, что мы все бесстрашные воины, то я и мои подруги еще боремся в сражении, а эти люди в очереди уже одержали победу. Они молоды, всего на пару лет старше нас. Но они уже взрослые. Эти два-три года разделяют нас, как пропасть. Я вижу, что даже Перл требуется минутка, чтобы прийти в себя. Совладав с собой, она устремляется вперед, к началу очереди, мимо ожидающих людей, всем своим видом демонстрируя бескрайнюю уверенность в себе. Она снисходительно улыбается громиле на входе и почти проскальзывает мимо него. Массивная рука преграждает ей путь. – Только с восемнадцати лет. Перл смеется низким голосом. – А разве нам не дашь по восемнадцать? – она прищуривается, кокетничая. – Нет, – коротко отвечает он и тут же отворачивается к роскошным женщинам в очереди, которые, окинув нас презрительным взглядом, через мгновение исчезают в темном холле. Перл вспыхивает, ее лицо искажается небывалой яростью. Думаю, что ей уже давно никто не противоречил. – Ну же, нет, – говорит она внезапно, когда мы медленно бредем прочь. Я слышу, как некоторые шикарные женщины в очереди смеются над нами. – Сегодня мы войдем в «Прилив», чего бы это ни стоило. Вперед! Вот такую Перл я знаю и люблю. Мы идем вдоль здания и вслед за ней ныряем в проулок. – Здесь должен быть еще один вход, – говорит она и, затаив дыхание, толкает двери служебных выходов, пока, наконец, не находит незапертую. Мы пробегаем несколько пролетов и обнаруживаем лифты, ведущие на крышу. Но вечеринка не здесь. Двери лифта открываются на высокой площадке, от которой вниз спиралью уходит длинная водная горка цвета голубого льда. Она-то и ведет прямо на вечеринку, которая развернулась на крыше чуть ниже. – Ни за что, – говорит Коппер, скрестив руки. – Не собираюсь портить водой свой наряд так рано вечером. Перл, похоже, согласна, я же, не особо беспокоясь о нежных перьях на своем платье, забираюсь на одну из горок и скатываюсь к месту вечеринки. Потрясающее и почему-то знакомое ощущение – мчаться вниз с головокружительной скоростью. Изнутри панически узкая труба освещена снопами света, которые проносятся мимо во время полета, как будто меня засасывает вихрем. С каждым поворотом цветов в освещении становится все больше, пока они не превращаются в радугу, и я парю по небу, омытому тысячей оттенков. Дух захватывает! В последний момент все чернеет, словно я несусь сквозь космос. Не знаю, где я приземлюсь, но, по счастью, оказываюсь не в том огромном бассейне в центре крыши, а на мягких подушках. Обслуживающий персонаж уже ждет, чтобы помочь мне встать на ноги. Я почти не промокла, что заставляет задуматься, а не изобрели ли они такую искусственную воду, которая вопреки всем законам физики вовсе не мокрая, как настоящая вода. Следом за мной прибывают Перл и остальные девочки, и мы замираем посреди царства голубого и белого. «Прилив» оформлен в океанском стиле, и участники вечеринки танцуют, веселятся и флиртуют вокруг бирюзового бассейна, который бушует реалистичными волнами, увенчанными пеной. Снег делает это зрелище еще более сказочным, спадая вниз пушистым потоком. Мой взгляд останавливается на Перл, и я столбенею: она ослепительно красива, победоносна. Падающий снег замирает на ее длинных ресницах, трепещет при каждом их взмахе и мягко падает вниз, растворяясь на пылающих щеках. На ее губах вспыхивает улыбка, полная озорного веселья. Она хватает меня за руку и тянет на танцпол. Мы танцуем, вскинув руки вверх, словно это ветви деревьев, качающиеся на ветру. Мы поем, оплетая руками талии, словно вьющиеся стебли. Мы пьем, пока наши глаза не становятся почти прозрачными, а все вокруг не вызывает смех. Мы падаем друг на друга, заходясь в почти истерическом припадке здорового веселья, в нас бурлят жизнь и юность. Я даже забываю, что мы здесь не одни. Другие – просто декорация для нашего счастья. Кто-то дает Перл маленькую золотую таблетку, и она кончиком ногтя разламывает ее пополам. Одну половинку она прячет себе под язык, а вторую протягивает мне на кончике пальца. Мы встречаемся глазами, когда я беру ее палец в рот и слизываю таблетку. На секунду кажется, что весь Эдем замер. Затем она смеется и снова тащит меня на танцпол. Еще мгновение и таблетка начала действовать, отчего нам просто сносит крышу. Не знаю, кому пришла в голову эта мысль, но внезапно Перл сбрасывает свои сияющие туфли, стягивает платье через голову и прыгает в бушующие волны искусственного бассейна, оставив на себе только тоненькую комбинацию. Ее неправдоподобно дорогое платье валяется на полу, но ей все равно. Она кувыркается как морская нимфа, без труда поднимаясь и опускаясь на гребнях волн. Булавки выскользнули из прически, и серебряные волосы растеклись по ее плечам, как расплавленный металл. Люди, стоящие вокруг бассейна, замерли, уставившись на нее. Не знаю, с восхищением или осуждением. Может быть, и то, и другое. Я знаю наверняка только одно: Перл всегда решается на то, о чем никто другой в мире не позволил бы себе даже подумать. Меня всегда волнует, что подумают люди. Вот в чем я никогда не признаюсь Перл или еще кому-нибудь. – Ну же, ныряй! Снежинки кружатся вокруг ее головы, растворяются, касаясь поверхности воды. – Вода теплая! Она плавает вдоль бассейна уверенными ленивыми махами. Она притягивает к себе как магнит. Я хочу быть как она, и мне нужно ее признание – вот что пронеслось в моей голове и в следующий миг я уже стягиваю свои высокие сапоги, сбрасываю черную пернатую юбку и бросаюсь в волны. Мне представляется, как я плыву рядом с ней, кувыркаясь в бурной пене, ныряя и выныривая, подобно давно вымершим дельфинам. Вместо этого я иду ко дну как камень.