Папа любит говорить, что считать себя странной – это нормально. «Ну, Эггз, тебе остается только поверить мне, когда я утверждаю, что так думают многие ребята твоего возраста». Может, он и прав. Но я знаю, что в прошлом году Кейси Миллер увидела, что я иду за ней в коридоре, и завизжала от страха, прежде чем отскочить в сторону. Она, разумеется, полуискренне извинилась секундой позже, но во время перемены коридор битком набит – и разве кто пугается ученика, идущего позади него? Я знаю, что неделей раньше я опоздала на физкультуру из-за особенно сильных менструальных спазмов в животе, за что весь класс был наказан десятью минутами бега по лестнице, и на меня до сих пор смотрят как на убийцу. Знаю, что за несколько месяцев до этого Мэнни Родригез подначивала несколько своих подруг-пловчих влезть впереди меня в очередь во время ланча, но они отказались, испугавшись, что я нашлю на них демона. Я действительно похожа на такого человека? На сектантку? Религиозную фанатичку? Я настолько странная, что меня можно пригласить побыть «плохим парнем недели» на криминальном телешоу, показываемом в прайм-тайм? Мои родители удивляются тому, что у меня нет друзей, а их нет вот почему: я не хочу дружить с этими людьми. Даже самые милые из них считают меня странной; я читаю это на лицах, когда им грозит опасность оказаться со мной в одной паре для работы над каким-нибудь проектом. Никто никогда не хочет меня в свою группу. Не потому что я отвратительная ученица и за меня приходится вкалывать, просто я одета, как бездомная, и все время молчу. Когда я была совсем маленькой, мне это нравилось. Теперь мне это непонятно. Нужно перерасти собственную странность. Нужно захотеть общаться. Захотеть друзей, на которых можно смотреть, к которым можно прикасаться. Но мне не хочется дружить с людьми, которые уже решили, что я слишком странная для этой жизни. Возможно, если они узнают, кто я и что делаю, то перестанут считать меня слишком уж странной. Может, тогда странность покажется им эксцентричностью. Но в школе я могу быть только Элизой Мерк, а Элиза Мерк – всего лишь подстрочное примечание к их жизни. И к моей тоже. Ко времени звонка с седьмого урока у меня полностью нарисована новая страница «Моря чудовищ», готовая к тому, чтобы ее обвели, но думаю я о той странице, что у меня дома и которую мне предстоит доделать. Новые страницы обязательно появляются в Интернете в пятницу вечером. Как телешоу или спортивные передачи. Моим читателям нравится стабильность. И я рада им ее обеспечить. Кладу книги обратно в шкафчик и направляюсь на автостоянку, стараясь держаться ближе к стенам и стать незаметнее. Большинство ребят уже в машинах, забивших стоянку. Выходя из парадной двери школы, роюсь в рюкзаке в поисках ключей. Этот парень, Уоллис, сидит на скамейке неподалеку и держит в руке телефон, словно ожидает сообщения. В другой руке у него ручка, и он может делать записи на стопке скрепленных листов бумаги, лежащей у него на коленях. Вид у него опять такой, словно он вот-вот заснет. Наверное, ждет, когда его отвезут домой. А может, просто умен и знает, что лучше немного повременить, и тогда на стоянке станет посвободнее. Я какое-то мгновение смотрю на него. Можно было бы его подвезти, но это будет выглядеть странно. Элиза Мерк никого не подвозит, и никто никогда не просит ее об этом. Он начинает поднимать глаза, я отвожу взгляд и тороплюсь к машине. Глава 4 Корова_Апокалипсиса: работаешь сейчас над новой страницей? Таящаяся: Нет – уже закончила. Еду в машине смотреть на братьев, играющих в соккер. Блокнот со мной. полбяныехлопья: Блин полбяныехлопья: Эй получила мою посылку? Таящаяся: Нет! Ты еще послала? Ты не обязана делать это, Эм! полбяныехлопья: :DDD люблю посылать всякое такое вам ребята!!! А в этой хорошие вещи Корова_Апокалипсиса: а когда ты посылала что-то другое? Корова_Апокалипсиса: а где моя посылка??? полбяныехлопья: Успокойся глупыха, ты тоже свое получишь полбяныехлопья: Э ты будешь на просмотре Собачьих дней да? Таящаяся: А то ж. В тот день, когда я пропущу Собачьи дни я съем собственную ногу. Корова_Апокалипсиса: *делает скриншот* Корова_Апокалипсиса: пусть все знают что если элиза пропустит Собачьи дни, то съест собственную ногу. полбяныехлопья: Властителям дум это понравится полбяныехлопья: Создатель Моря чудовищ съедает собственную ногу из-за подростковой мыльной оперы Корова_Апокалипсиса: низкопробной подростковой мыльной оперы Таящаяся: Низкопробной подростковой мыльной оперы? Да. Дико увлекательной? Тоже да. полбяныехлопья: Аминь – Снова строчишь своему бойфренду? – Салли кладет подбородок на мое плечо. Черч перестает смотреть в окно и тоже придвигается ко мне. Пристраиваю телефон экраном вниз на блокнот на моих коленях. – Перестань заглядывать мне через плечо, – рявкаю я. – И это не бойфренд, а всего лишь Макс и Эмми. – О, всего лишь Макс и Эмми, – язвит Салли, делая в воздухе кавычки. – Ну конечно же. – Черч издает сдавленный смешок и изображает кавычки секундой позже. – Эй вы, ведите себя хорошо, – чирикает мама с пассажирского сиденья. Папа издает одобрительный звук. Мы въезжаем на автостоянку спортивного комплекса, где Салли и Черч будут играть в соккер в зале. Получасовая поездка благодаря Максу и Эмми пролетела незаметно, но я не беру телефон, пока два ночных кошмара не выбираются из машины, а потом, уткнувшись в него, иду за мамой и папой в здание комплекса. Корова_Апокалипсиса: но если серьезно, Собачьи дни хуже всего. полбяныехлопья: Сейчас еще ничего по сравнению со вторым сезоном когда Хизер замутила с Беном Корова_Апокалипсиса: во втором сезоне хизер была с джейсоном, а не с беном. полбяныехлопья: Слова человека не смотрящего Собачьи дни Корова_Апокалипсиса:… полбяныехлопья: О, как низко пали великие Я хихикаю. Папа оглядывается на меня: – Что у тебя такого смешного, Эггз? Снова переворачиваю телефон и прижимаю его к блокноту, ощущая маленькие вспышки раздражения: – Ничего. Пока я не уверена, что мама или папа больше не обращают на меня внимания, держу телефон опущенным и смотрю перед собой. Это здание больше всего похоже на склад. Огромное пустое помещение с передвижными перегородками, служащими стенами для разных залов. Волейбольного, баскетбольного, теннисного корта. Его размеры невероятны. В центре огорожено поле для игры в соккер, с трибунами и всем, чем нужно. Я фотографирую его и посылаю в чат. Таящаяся: Настоящий ад. полбяныехлопья: Моя сестра зависла в одном из таких залов полбяныехлопья: Глядя на них хочется принять душ Корова_Апокалипсиса: странные у тебя желания, хлопья. не везет тебе, э. Таящаяся: Я здесь умру, похороните меня вместе с моими творениями. Корова_Апокалипсиса: будут спеты гимны, нераскрытый потенциал будет оплакан. кому-то надо будет оповестить фанатов. как главный администратор по безопасности форумов мч беру эту обязанность на себя. полбяныехлопья: Давно ты называешь себя Главным администратором по безопасности полбяныехлопья: Ты всего лишь банишь троллей * * * – О, Элиза, посмотри! – Мама гладит меня по плечу. Поднимаю глаза и вижу, что она изучает постер у входа в комплекс. Папа и мальчики уже направились к игровому полю, где команды разминаются перед предстоящим матчем. – Скоро начнутся теннисные уроки. Я уверена, тебе понравится теннис – там каждый играет сам за себя, и это прекрасная физическая нагрузка. – Нет, – буркаю я и возвращаюсь к телефону. Мама сразу же оставляет меня в покое. Такое повторяется регулярно. Будучи маленькой, я не могла противиться родителям, и они записывали меня на занятия по всем существующим на свете видам спорта. Малая бейсбольная лига. Соккер. Баскетбол. Волейбол. Я ненавидела все это, потому что у меня не было – нет – хорошей координации и я не любила – не люблю – общаться, и потому играла я плохо и мои товарищи по команде бывали рады избавиться от меня. Когда я впервые сказала папе, что больше не хочу играть в софтбол, он вспылил и целую неделю не разговаривал со мной. Мама же пыталась меня переубедить. Это сформирует мой характер. Это поможет мне завести друзей. Это будет хорошо для физического развития. Я настояла на своем. А впоследствии бросала и все другие виды спорта. Избавление от них можно сравнить с избавлением от старых тяжелых доспехов. Черч и Салли любили спорт, что отвлекало родителей от моего упрямства, но попыток приобщить меня к этому делу они не оставляли. Если я говорила «нет», они все равно продолжали свои уговоры. Я же продолжала говорить «нет».