Женщины стояли рядом и угощались сластями у банкетных столов, накрытых по приказу короля вечером накануне Двенадцатой ночи. Мать, одетая в платье из зеленой тафты и золотой парчи, вся сияла; она улыбнулась Елизавете. – Они действительно очень милые принцессы, – продолжила леди Стэнли, что заставило Елизавету задуматься, не ищет ли та по-прежнему невесту для своего сына. – А принц! Как он вырос! Елизавета взглянула на брата, которому было уже двенадцать, одетого в сверкающий наряд из золотой парчи. Он жадно поедал конфеты и снисходительно разговаривал с Йорком, золотая тарелка которого была опасно нагружена горой сластей. – Мы очень гордимся им, – сказала мать. – И он так хорошо учится. – Вы наверняка будете скучать по нему, когда он отправится в Ладлоу, – продолжила разговор леди Стэнли. – Мне самой так не хватает Генриха. Я очень хочу, чтобы он послушался короля и вернулся в Англию. Тогда он смог бы занять подобающее ему место в мире. Елизавета задумалась: «И какое же?» Она подошла к отцу, который от души смеялся чему-то с лордом Гастингсом, дядей Риверсом и лордом Стэнли. – Заткните уши, Бесси, эта шутка не для юной леди. – Отец улыбнулся ей. Вдруг рядом появился Хамфри Бреретон: – Ваша милость, ваш посол из Франции здесь, он хочет поговорить с вами. Говорит, это срочно. Отец вздохнул: – Что ж, джентльмены, долг зовет меня. Бесси, я скоро вернусь. Король смешался с толпой гостей, которые кланялись и делали реверансы, когда он проходил мимо. – Надеюсь, это не какие-нибудь дурные вести, – сказала Елизавета. – Это могут быть хорошие вести, – отозвался Гастингс. – Не беспокойтесь, Бесси, – утешил ее дядя Риверс. – Людовик и Максимилиан, вероятно, опять повздорили. Идемте, позвольте мне угостить вас кубком этого славного бордо. Отец в тот вечер так и не появился, и, когда Гастингса, Дорсета, Стэнли и других лордов вызвали в его кабинет, мать забеспокоилась. Елизавета подошла к ней: – Что происходит? – Я не знаю, – ответила королева, – но пренебрегать гостями не в обычае у вашего отца. Он любит шумные сборища. Я пошла бы искать его, но не могу уйти. – Матушка, я побуду за хозяйку или могу найти отца. – Идите, Бесси. Но если он заперся со своими лордами, лучше не беспокойте его. Елизавета подобрала серебристые юбки и быстро пошла по галерее, которая вела в покои короля. У дверей стражники подняли алебарды, пропуская ее. Присутственная зала была пуста, и принцесса прошла в располагавшиеся за ней личные покои. Из-за дверей кабинета слышались крики. Кричал отец, Елизавета никогда еще не заставала его в таком гневе. – Я не шучу – это война! – услышала она рев короля. – Я не потерплю такого оскорбления! В ответ раздался говор мужских голосов. Елизавета постучала. Ей нужно было знать, о чем идет речь. Крики прекратились, как только паж с испуганным лицом отпер дверь. – Бесси! – воскликнул отец. Он был весь красный и тяжело дышал, лицо подобно грозовой туче. Принцесса сглотнула, чувствуя, что ей здесь не место. – Миледи матушка интересуется, куда вы пропали, – запинаясь, пролепетала она. Стэнли, Риверс, Гастингс и Дорсет смотрели на нее с болезненным выражением на лицах. – Бесси, – тяжело проговорил король, – это касается вас больше, чем кого бы то ни было другого. Людовик оставил нас. Вы не выйдете замуж за дофина. Этот мерзкий паук заключил союз с фламандцами и обручил дофина с дочерью Максимилиана Маргарет. По этому договору Людовик получает всю Бургундию, кроме Фландрии, которую уступил Максимилиану. Кроме того, он прекратил выплату мне пенсиона, только недавно восстановленную. – Король говорил сквозь сжатые зубы. Елизавета пыталась осознать услышанное, а Эдуард начал расхаживать взад-вперед по кабинету, продолжая яриться. – Этот договор разорвал в клочья всю мою продуманную международную политику, но больше всего меня задевает то, что вам, моя драгоценная принцесса, придется испытать унижение публично отвергнутой невесты. Елизавета ничего не имела против расторжения помолвки, но облегчение оттого, что ей не придется ехать во Францию, внезапно было умерено жгучим чувством стыда. Все узнают, что от нее отказались. Люди, не имеющие понятия о приведших к этому обстоятельствах, могут решить, будто все произошло из-за какого-то дефекта в ней самой. Как она теперь появится на людях? Все станут смотреть на нее с жалостью или еще того хуже. Принцесса не могла рта раскрыть. Стояла там столбом – никакая она теперь не будущая королева Франции – и чувствовала, что все на нее пялятся. Отец направил яростный взгляд на своих советников: – Я использую все возможные средства, чтобы отомстить! Пусть соберется парламент, пусть вся эта пустая болтовня и обман станут известны людям. Я пойду войной на Францию! Когда лорды разошлись, король обнял Елизавету за плечи. Ее всю трясло, но она старалась не плакать. – Я разберусь с Людовиком и после этого найду для вас другого супруга, Бесси, который будет еще лучше. Елизавета кивнула, хотя какой супруг мог быть лучше этого? Да и что ей за дело? Она остается в Англии, чего всегда желала. – А теперь идите и найдите себе какое-нибудь приятное занятие, чтобы ни о чем не думать, – велел ей отец. – И, Бесси, держите голову высоко. К этому привел не какой-то изъян в вас, а одно лишь вероломство старого паука. А я сейчас должен послать за вашей матерью и сообщить ей новости. Когда позже Елизавете приказали явиться в покои королевы, она застала мать побледневшей от ярости. Леди Стэнли и тетя Риверс как могли старались успокоить ее, им помогала хрупкая миловидная женщина, в которой принцесса узнала свою тетушку и кузину Элис Фицльюис. Лорд Риверс и лорд Стэнли стояли у окна и сочувственно качали головой. – Это жестоко! – кипятилась мать. – Столько лет растить дочь в сознании, что она будет королевой Франции, готовить ее к этому, а потом девочку так грубо отвергают. Это гнусно! Она должна была стать королевой… – И еще может ею стать, мадам, – сказала леди Стэнли, беря ее за руки. – Есть другие королевства. Франция не самая великая монархия в христианском мире. – Мы обе знаем, что она величайшая, – отрезала мать. Леди Стэнли спокойно посмотрела на нее: – Есть Испания. Наследник суверенов еще ни с кем не помолвлен. – Он еще младенец, – отмахнулась мать и подняла взгляд. – Бесси! Она раскрыла объятия, и Елизавета припала к ней. Вот теперь слезы покатились у нее по щекам. Странно было, что мать утешает ее, как дитя, королеве не пристало демонстрировать привязанность к кому бы то ни было. Елизавета чувствовала себя неловко, ведь она уже не ребенок, однако покорно позволила матери прижать свою голову щекой к ее затянутой в бархат груди и вывернулась из рук родительницы, когда посчитала, что снесла достаточно материнского утешения. Элис Фицльюис смотрела на нее с пониманием, а леди Стэнли, когда Елизавета утерла глаза, мягко сказала: – Все это пройдет, леди Бесси. Господь, вероятно, приготовил для вас что-нибудь получше. – По крайней мере, вам не придется иметь свекром этого Вселенского паука и недоростка-идиота мужем, – язвительно произнесла мать. Елизавета уставилась на нее. Всего неделю назад королева превозносила добродетели дофина. Значит, это правда. Дофин действительно отвратительный и умственно отсталый. Неужели отца обманули? Он должен был знать или озаботиться тем, чтобы узнать о дофине все. Однако хороший пенсион и французская корона для дочери, вероятно, перевешивали недостатки жениха, с его точки зрения. Елизавета постаралась не впустить в свое сердце чувство горечи и обиды. Леди Стэнли улыбнулась ей: – Это не конец света, дитя. Помолвки расторгаются постоянно. Вам повезло, что в семнадцать лет вы остаетесь под родительским крылом. Меня выдали замуж в двенадцать за моего первого мужа, Эдмунда Тюдора. Он умер от чумы на следующий год, оставив меня беременной. Я родила своего любимого сына тринадцатилетней, и это мне дорого обошлось. Так что видите, леди Бесси, в жизни случаются вещи и похуже, чем расторгнутая помолвка. – Да, я это понимаю, – сказала Елизавета. Не нужно впадать в крайности. Дядя Риверс и лорд Стэнли присоединились к дамам у камина. – Мы зададим этим бесчестным французам хорошую трепку, – заявил Риверс. – Им не сойдет с рук такое обращение с нашей Бесси. – Он похлопал принцессу по плечу. Лорд Стэнли остановил на ней взгляд заботливого дядюшки и сказал: – Если я когда-нибудь смогу быть чем-то вам полезен, леди Бесси, обращайтесь ко мне без колебаний. Мать выглядела раздраженной. Елизавета отнесла это на счет ее недовольства Людовиком, но позже, лежа в постели, она задумалась: не ведут ли Стэнли дело к помолвке с нею своего сына Ричмонда? Не втираются ли они в доверие к королеве? Мать этого не одобрит. Она хотела, чтобы отец не имел ничего общего с Ричмондом. Говорила, мол, тот не сто́ит ни одной из их дочерей, полагала, что он вполне может рассматривать брак с принцессой как способ получения короны. Ричмонд был честолюбив, и его мать тоже имела амбиции в отношении сына. По словам королевы, леди Стэнли теряла свою обычную рассудительность, когда речь заходила о нем. – Я знаю, что такое – любить своих детей, – говорила мать, – но эта женщина просто одержима. Считает Ричмонда истинным наследником Ланкастеров. И это его-то, появившегося на свет в результате двойного адюльтера Джона Гонта и Екатерины Суинфорд! Такие бредни опасны, Бесси. Они угрожают нашему дому. Меньше всего нам нужно возобновление войны между Ланкастерами и Йорками. Мы должны быть настороже, когда у кого-то появляются подобные амбиции. Елизавета считала, что брак между Ричмондом и одной из ее сестер немало поспособствует тому, чтобы связать Ланкастеров и Йорков. Но свои мысли она держала при себе. В феврале отец вызвал старшую дочь в свой кабинет, поцеловал ее и предложил сесть. – Вы, кажется, в последнее время повеселели, Бесси, – заметил он. – Я чувствую себя лучше, – ответила Елизавета. – Мне помогает сознание того, что все королевство на моей стороне. – Действительно, так и есть! – отозвался король. – Парламент осудил короля Людовика. Скоро мы начнем вооружаться, чтобы идти на него войной. Знаете, я думаю, старый паук побуждает шотландцев тоже разорвать помолвку Сесилии. – Это ужасно. – Ничего, скоро мы преподадим ему урок. Но я пригласил вас сюда не для того, чтобы беседовать о Людовике. Я хотел бы поговорить о вашем браке.