– Почему я не родилась мальчиком, – вздохнула Елизавета. – Хотя в таком случае меня, скорее всего, уже не было бы в живых. В конце октября леди Маргарет, одетая в пурпурное платье с горностаевой отделкой, отправилась на коронацию сына. – Среди всего этого триумфа и славы я просто плакала, настолько меня переполняли чувства, – рассказывала она через два дня по возвращении от двора. – Это была самая трогательная и поднимающая дух церемония, которую меня благословил увидеть Господь. Елизавета слушала детальное описание самой коронации, банкета и торжеств, которые последовали вслед за этим, и ее не покидала мысль: «Я должна была присутствовать там. Весь этот триумф причитался и мне тоже». Но ничего уже не изменить. Момент ее славы скоро наступит, если Господь захочет. И парламент соберется на этой неделе. Лорд Стэнли получил в награду от своего благодарного суверена графство Дерби, а также должности констебля Англии и главного управляющего герцогством Ланкастер; он стал одним из самых важных людей в королевстве, ежедневно посещал заседания парламента и по вечерам за ужином потчевал домашних рассказами о происходящем там. Сессия парламента открылась со всеми положенными церемониями. – Его милость восхваляли как второго Иошуа[26], спасшего своих людей от тирании. Его верховная власть была подтверждена как принадлежащая ему не под одним, но под многими титулами; он правит англичанами законно не столько по кровному праву, сколько по завоеванному. Сам король заявил, что в его победе при Босворте воистину проявилась Божья воля; рассудив так, Господь даровал ему корону, и она принадлежит ему по праву божественному. Елизавета втянула в себя воздух. Вот, значит, как он определяет свой титул. О ней ни слова! Она не смела встретиться взглядом с матерью. – Акт, которым был возведен на трон Узурпатор, аннулирован, и законнорожденность вашей милости подтверждена, – продолжил Дерби (так теперь следовало называть лорда Стэнли), и у Елизаветы увлажнились глаза. – Значит, мой брак с Эдуардом был законным и все мои дети тоже, – с чувством произнесла мать. – Именно так, мадам. Король приказал отменить акт, чтобы не осталось и следа от лживых обвинений в незаконном рождении. Должен сказать вам, что судьи посчитали слишком скандальным зачитывать его в парламенте, дабы содержащаяся в нем постыдная ложь не была увековечена. Его милость заявил, что этот документ достоин полного забвения, и велел, чтобы палач сжег парламентский свиток, на котором он написан. Все его копии должны быть переданы лорд-канцлеру до Пасхи под страхом заключения в тюрьму или большого штрафа. – Какое облегчение слышать это, – сказала мать. – А Ричард был лишен прав и состояния как изменник. – За убийство моих сыновей? – резко спросила мать. – За захват не принадлежавшего ему по праву трона, – ответил Дерби. – Принцы особо не упомянуты в Акте о лишении прав и состояния Ричарда, но там есть обвинения в убийствах и пролитии крови детей. – Это очень странно, – промолвила королева, и краска сошла с ее лица. – Учитывая, что мои дети вновь объявлены законными, можно было бы ожидать от парламента публичного объявления об их смерти для исключения всяких сомнений в том, что Елизавета – истинная наследница Йорков. Последовала долгая пауза. – Мадам, – сказала леди Маргарет, – нет доказательств того, что они убиты, и, пока не появятся подтверждения, лучше не привлекать внимания к исчезновению принцев. Вы же понимаете это? – Тогда где они?! – вскричала мать. – Король пытается это выяснить, – спокойно произнесла Маргарет. – По его приказу весь Тауэр обыскали. Принцев там нет. Мы полагаем, что Бекингем, а не Ричард похитил их и убил. Мать выглядела крайне расстроенной: – Король не прекратит розыски? – Нет. Это близко касается всех. – Значит, они могут быть еще живы? – Я бы не стала разжигать в вас надежды, – мягко сказала Маргарет и положила ладонь на руку королевы. Елизавета опустила глаза. Мать Генриха была еще одним человеком, помимо него самого, кому не хотелось бы, чтобы принцев нашли. – Я вам говорила! – сказала мать позже. – Он не собирается носить корону по праву своей жены. Его вполне устраивает ее узурпация! – Ш-ш-ш, матушка! Это измена! – И кто здесь настоящий изменник? Елизавета покачала головой: – Прошу вас, не осложняйте ситуацию. Однако никакие ее слова не могли унять гнев королевы, и, по правде говоря, Елизавета была согласна с нею. Но что тут поделаешь? Однажды вечером на той же неделе Дерби подал Елизавете знак, чтобы та задержалась, когда все встали из-за стола и начали расходиться по своим комнатам. – Пожалуй, я останусь и немного почитаю, – сказала она. – Я еще не устала. – А я немного выпью на ночь, – промолвил лорд Дерби. – Вы не против, если я посижу с вами? – Он поцеловал Маргарет на сон грядущий и закрыл за нею дверь. – Мне хотелось обратить ваше внимание на параграф в акте, который аннулирует титул Ричарда, – приступил к делу Дерби, садясь у очага напротив Елизаветы. – Он устанавливает, что никакие обстоятельства не могут отменить действие акта, которым утверждается власть короля и передача ее его прямым наследникам. – Что это значит? – недоуменно спросила Елизавета. – Даже если ваши братья обнаружатся живыми, они не смогут оспаривать ваше право на корону. Елизавету осенило: Генрих устранял все возможные препятствия, а следовательно, он действительно не знал доподлинно, мертвы принцы или нет. – Спасибо, что сообщили мне это, – сказала Елизавета; у нее гора свалилась с плеч, ей не придется выходить замуж за убийцу своих братьев. – Хотя, если Нэд жив, для него будет очень печально лишиться по праву принадлежащей ему короны. Дерби кивнул: – Стране нужна стабильность, Бесси. Кроме того, вы должны понять: короля беспокоит отсутствие ясности в вопросе, что случилось с принцами и живы ли они. Эта неопределенность делает шатким и ваше положение. Его милость просил меня передать вам, что именно поэтому парламент утвердил его в качестве короля по праву завоевания. Слова Дерби звучали весьма убедительно, и тем не менее Елизавета разозлилась из-за того, что Генрих заявил права завоевателя на трон, который, вообще-то, принадлежал ей. Она всегда была законной королевой. Будь она мужчиной, он не сделал бы этого. Дерби задумчиво смотрел на нее. – Заключив брак, вы укрепите и подтвердите титул короля, – сказал он, и Елизавета поняла, что он желает ее утешить. – Его милость знает, что многие считают: он должен так поступить, дабы узаконить свои притязания. Именно поэтому он постарался сделать все для устранения любых сомнений по поводу законности ваших прав на престол. – Я не стану ни в чем противоречить человеку, который станет моим супругом, – ответила Елизавета. – Ваши слова о многом говорят, – улыбнулся Дерби. – Я понимаю. Но вам нужно знать кое-что еще. Сразу после Босворта его милость приказал арестовать епископа Стиллингтона, и того заключили в тюрьму. Тем не менее на заседании парламента, принимая во внимание возраст и немощь епископа, король даровал ему прощение за все ужасные и гнусные преступления, нанесенные им его милости. Думаю, мы оба понимаем, что это за преступления. – Ложь о том, что мой отец был женат на Элеоноре Батлер, – едко проговорила Елизавета, – и помощь Ричарду в захвате трона. Кстати, он так и не предъявил мне обещанных доказательств. – Потому что их не существует, – сказал Дерби. – Если бы они имелись, к чему их скрывать? – Ричард сказал, что епископ держит бумаги у себя. – Удобная отговорка. – Лорд зевнул. – Я пойду спать, Бесси. Не тревожьтесь ни о чем. Все окончится хорошо. Елизавета знала, что улаживание вопросов с законом и получение разрешений требует времени, но проходили недели, и у нее сложилось впечатление – верное ли, ошибочное? – что Генрих не спешит жениться на ней. Не помогла и его тайная встреча с матерью, леди Маргарет. Сестра Елизаветы Анна наткнулась на них, беседующих в библиотеке. Сделав быстрый реверанс, она вышла, но любопытство жгло ее, и, оставшись за дверью, принцесса услышала, как мать короля заявила: «Никто не должен говорить, что вы обязаны своей короной королеве». – И тогда король ответил, что многие будут говорить так, – рассказывала Анна, – а еще он сказал, что не будет распорядителем при своей жене, и если станет полагаться на ваш титул, Бесси, то превратится в короля по милости супруги. Дольше Анна не решилась задерживаться у двери, но переданное ею вызывало тревогу. Теперь Елизавета понимала, что ее собственные опасения и беспокойство матери обоснованны. К тому же ей было ясно, что затягивание с женитьбой выгодно Генриху, но в глазах многих выглядит предательством. Она всего лишь женщина. В Англии, в отличие от Франции, не существовало законов, лишающих ее прав на управление страной, однако Елизавета знала, что это противоречит законам Бога и природы. Женщина не должна обладать властью над мужчинами, вести в бой армию или до тонкостей разбираться в государственных делах. Люди могут возмущаться попранием ее прав, но никто всерьез не подумает брать в руки оружие ради нее, даже если она этого захочет, а она не хотела, – пора покончить с династической враждой, вот для чего нужен ее брак с Генрихом. Дерби с очевидным удовольствием сообщил матери, что парламент аннулировал изданный Узурпатором акт о лишении ее собственности. Мать просияла улыбкой: – Господь наконец услышал мои молитвы. И я глубоко благодарна нашему властелину королю. Скажите, когда мне будет возвращена моя собственность? – Она принадлежала вам, мадам, пока был жив ваш супруг. Теперь вы получите вдовью долю, которую его милость определил для вас, а также все права и привилегии, которыми обычно пользуется вдовствующая королева. К тому же вам даровано положенное femme sole[27], то есть полный контроль над своими землями. Елизавета видела, что мать ведет мысленный подсчет, насколько улучшится или ухудшится ее положение, но было очевидно, что она приобретет состояние, вполне достаточное для обеспечения привычной для нее жизни. К тому же в качестве вдовствующей королевы она будет считаться второй леди в стране после самой Елизаветы и стоять выше леди Маргарет, что ее, без сомнения, радовало, так как всем было очевидно, что Маргарет уже пользуется огромным влиянием и ведет себя как неофициальная вдовствующая королева. Она всегда появлялась на публике в венце графини, что Елизавета считала чрезмерным; даже король с королевой надевали короны только по случаю важных государственных событий. Однако Маргарет нравилась ей, и Елизавета смотрела сквозь пальцы на эти мелкие проявления гордыни и незначительные триумфы. Для любящей матери вполне естественно купаться в отраженных лучах славы обожаемого сына. Маргарет всегда проявляла к ней доброту, и Елизавета понимала: пока она относится к этой пожилой леди уважительно и остается верной сподвижницей Генриха, ей нечего опасаться козней с ее стороны. Итак, парламент сказал свое слово и признал Елизавету законнорожденной. Причин откладывать брак не осталось, теперь нужно было только дождаться разрешения. В ноябре Генрих приехал в Колдхарбор и показал ей только что отчеканенную монету с изображением двойной розы, что символизировало единение Ланкастеров и Йорков. Елизавета пришла в восторг. Едва ли можно было представить лучшее доказательство его твердого намерения заключить брак с нею. Но когда Генрих сообщил, что только на днях обратился за разрешением, Елизавета едва не закричала. Сколько времени его посланцы будут ехать до Рима и обратно, не говоря уже о том, какие проволочки могут ждать их в Ватикане? Казалось, жених вовсе не испытывал нетерпения. За недели, прошедшие с момента их встречи, ее чувства к нему усилились, однако их умеряла досада. Тем не менее Елизавета нутром ощущала, что расцветшее между ними взаимное влечение превратится в настоящую страсть, если у них появится шанс. Приближалось Рождество, но никаких признаков подготовки к свадьбе не было. Тревога Елизаветы росла. Однажды утром мать вошла в ее спальню с расстроенным видом: – Бесси, вы должны это услышать! Лучше я вам скажу, чем кто-то другой. Милорд Дерби говорит, мол, до него дошли слухи, что король раздумывает, не жениться ли ему на герцогине Бретонской.