– Уорбек должен согласиться на предложение Генриха, – сказала Маргарет, когда они ехали к Уолсингему. – У него действительно нет выбора, – отозвалась Елизавета, – если только он не хочет провести в святилище остаток дней. В Больё это возможно, так как у аббатства широкие права на предоставление убежища. Помните, там некоторое время скрывалась графиня Уорик. – Еще бы! – подтвердила Маргарет. – Мне хотелось бы встретиться с самозванцем, – сказала Елизавета. – Это неизбежно, – ответила свекровь, искоса глядя на нее. – Я тоже хотела бы высказать ему все, что о нем думаю после стольких неприятностей, которые он причинил нам. Только они успели вернуться из святилища Богоматери Уолсингемской, как прискакал королевский гонец с сообщением, что Уорбек сдался. Вестник протянул Елизавете письмо от Генриха, который писал: Его привели ко мне здесь, в Тонтоне, и он имел наглость предстать передо мной в золотой парче! Но когда я приступил к нему с лордами, которые знали вашего брата Йорка, ему пришлось сказать, что он не узнает ни одного из них, они тоже его не признали. В конце концов он встал передо мной на колени, покаялся, что он не Йорк, и молил меня о прощении. Я заставил его написать свое признание, прикажу напечатать его и вывесить в церквах по всему королевству. Сейчас я везу его в Эксетер, где намерен отпраздновать победу. Мстительным я не буду. Я намерен повесить только нескольких самых отчаянных личностей, а к остальным проявлю милосердие. Моя любимая супруга, пусть Ваш разум успокоится: Уорбек попросил разрешения написать своей матери в Турне. Елизавета была уже на пути назад, в Лондон, когда ее догнало очередное послание короля. Он сообщал, что к нему доставили из монастыря на горе Святого Михаила жену Уорбека, леди Кэтрин Гордон. Мне сказали, что она в трауре, так как недавно умер ее ребенок, поэтому я послал ей черную одежду, приличествующую ее рангу, и теперь она здесь. Это молодая женщина большой красоты и добродетели. Похоже, Уорбек сильно любил ее, но, разумеется, не может быть и речи о том, чтобы они снова стали жить вместе, так как я не хочу, чтобы она родила еще одного самозванца. Я отправлю эту леди в Лондон, если Вы согласитесь принять ее при своем дворе, так как она хорошего рода и связана узами родства с королевской семьей. – Разумеется, я приму ее, – сказала Елизавета, показывая письмо Маргарет, и высунулась из окна носилок предостеречь Гарри, чтобы тот не уезжал далеко. – Мне жаль эту женщину. Не ее вина, что она оказалась замужем за дураком. Теперь Елизавета была почти уверена, что Уорбек – мошенник. Генрих был готов позволить жене этого негодяя оказаться рядом со своей королевой, этот факт доказывал, что сам король не сомневался в том, кто такой Уорбек, но, судя по всему, имел намерение держать Кэтрин под наблюдением. Ясным октябрьским днем лорд-мэр встречал Елизавету и ее свиту в Лондоне у Епископских ворот. Вместе с ехавшими верхом олдерменами он проводил ее к Королевской гардеробной, находившейся рядом с замком Байнардс. Вдоль улиц выстроились представители городских гильдий в лучших одеждах. Гарри ехал на коне рядом с матерью и, подняв руку, приветствовал людей, отвечая на их радостные возгласы. Елизавета была тронута людским признанием. На следующий день она отправилась в Шин. Три дня спустя к ней привели Кэтрин Гордон в сопровождении герольда из Виндзора и нескольких придворных дам. Когда эта молодая женщина поднялась из реверанса, Елизавета увидела, что она поразительно красива: у нее были безупречные черты лица, зеленые глаза и черные волосы. Елизавета протянула ей руку для поцелуя: – Добро пожаловать ко двору, леди Кэтрин. – Это большая честь для меня, ваша милость, – ответила она с милым шотландским акцентом. – Я знаю, что милорд король назначил вам пенсион. Елизавета считала, что в сложившихся обстоятельствах Генрих проявил невероятную щедрость, но напомнила себе, что стоявшая перед нею молодая женщина ни в чем не повинна и благодаря своему благородному происхождению заслуживает высокого положения. Кэтрин Гордон в любом случае подходила на роль придворной дамы, тем более что сестры Елизаветы больше не жили при дворе. В течение следующих нескольких недель королева обнаружила, что ей приятно общество Кэтрин, отрадно было видеть, сколько сердец завоевала при дворе эта молодая женщина. Уорбека Генрих под стражей отправил в Лондон, где того провели по улицам, заполненным людьми, сбежавшимися поглазеть на самозванца, после чего заключили в Тауэр. – Теперь мы наконец можем быть уверены, что трон моего сына будет стоять прочно, так как не осталось никого, кто стремился бы занять его, – заявила в тот вечер леди Маргарет. – Какое облегчение, что этот негодяй наконец посажен под замок. – Она поднялась с кресла и стала греть руки у очага. – Генрих скоро вернется, – сказала Елизавета. Она считала дни, оставшиеся до встречи. – Тогда мы уедем в Виндзор. Король присоединился к ним в конце ноября. К тому времени письменное признание Уорбека было распространено по всему королевству, и самозванец лично зачитал его перед комиссией лордов, которые посетили его в Тауэре. Генрих дал Елизавете копию. Самозванец заявил, что он – сын Джона Уорбека, мытаря из Турне, и его против воли втянули в этот обман. – Он иностранец, Бесси, то есть не мой подданный, – сказал Генрих, сидевший напротив жены у очага и глядевший на нее, пока она читала признание. – Это значит, что его нельзя обвинить в государственной измене. – Так что вы предлагаете сделать с ним? – спросила Елизавета, откладывая в сторону бумагу. – Держать под надзором! Я выпущу его из Тауэра и приведу ко двору. Елизавета разинула рот, потом воскликнула: – Поразительная снисходительность! Этот человек шесть лет представлял серьезную угрозу для вашего королевства. Генрих пожал плечами: – Все это я прекрасно понимаю, Бесси. Но парень просто оказался орудием в руках других людей и покаялся в своем обмане, так что он больше для меня не опасен. Я уверен, что он не попытается сбежать. За ним будут тенью ходить двое стражников, и ему не позволено будет покидать пределы дворца. Помните Ламберта Симнела? Он хорошо проявил себя на моей кухне, и теперь я одобрил его повышение до сокольничего. Елизавета кивнула, но все равно терпимость Генриха казалась ей невероятной. Он, похоже, собирался обходиться с Уорбеком как с принцем, которым тот называл себя. Другие короли вздернули бы его на виселице! Она не могла решить, глупость это или высшая мудрость управления государством. И еще она снова задумалась, не может ли быть, что в глубине души Генрих до сих пор опасается: а вдруг Уорбек действительно ее брат? – Есть и более радостная новость. Я хотел сообщить вам, что работаю над договором о вечном мире с Шотландией, – произнес Генрих, нарушая тишину. – По его условиям Маргарет выйдет замуж за Якова, как я и рассчитывал. Елизавета слушала в смятении. Она мечтала, что в один прекрасный день Маргарет станет супругой какого-нибудь могущественного принца, но пока не была готова расставаться с нею. Ее прекрасная своенравная дочь еще так юна, и мысль, что она отправится в это дикое северное королевство с вечно буйствующей знатью и двуличным королем, была невыносима. – Это великолепная партия для нее, – мягко сказал Генрих, – и она, если Господь захочет, положит конец столетиям войн между нашими королевствами. – Если Господь захочет, – эхом отозвалась Елизавета, думая про себя, что для этого понадобится нечто большее, чем брак. – Но ей всего восемь, а ему сколько? Двадцать пять? Разница в возрасте слишком велика. И девочка слаба здоровьем. – Маргарет пока не поедет в Шотландию, Бесси. И возраст не главное в этом союзе. Многие браки складываются удачно, несмотря на разницу в годах супругов. – Да, я знаю, но я слышала о Якове такие вещи, которые беспокоят меня. У него плохая репутация в отношениях с женщинами. Он уже имеет много внебрачных детей. – Как и ваш отец, уж позвольте мне напомнить об этом. – Генрих улыбнулся. – Тем не менее он был великим королем. У Якова много прекрасных качеств и талантов, и я уверен, когда придет время, с Маргарет он будет обращаться хорошо. В дверь постучали, и вошла Кэтрин Гордон с шелком для вышивания, который два дня назад заказала Елизавета. Увидев короля, она быстро присела в грациозном реверансе. И когда Генрих улыбнулся ей, у Елизаветы создалось очень неприятное впечатление. Она увидела, что ее супруг не может отвести глаз от Кэтрин, которая вся зарделась под его пристальным взглядом. В Елизавете вспыхнуло подозрение. Она боялась, что теперь понимает, почему он так по-доброму обошелся с этой женщиной и подарил ей прекрасную одежду, соответствующую ее рангу. Елизавета видела счета, в которых Генрих лично перечислил каждую деталь одежды, которую заказал для Кэтрин, вплоть до чулок, и в тот момент не подумала ничего дурного. Сегодня Кэтрин была в одном из новых платьев, очень изящном, из черного бархата с отделкой мехом норки, оно подчеркивало ее изысканную красоту. Елизавета пыталась убедить себя, что, одев Кэтрин так роскошно, Генрих хотел умаслить ее родственника, короля Якова, с которым собирался заключить мирный договор, скрепленный рукой Маргарет. Однако тихий предательский голосок в голове нашептывал ей, что Генриху, без сомнения, было приятно делать красивые подарки миловидной Кэтрин или он даже мечтал о теле, которое так великолепно одел. Кэтрин вновь сделала реверанс и вышла, а Елизавета следила за лицом супруга. Его глаза провожали молодую женщину, пока та шла по комнате, – казалось, король зачарован ею. – Генрих… – произнесла Елизавета, и он вздрогнул. – О чем вы задумались? Вы совсем далеко отсюда. Он пожал плечами: – Я подумал, что будет трудно удержать Уорбека от попыток увидеться с женой, так как она очень хороша. Разве стал бы он так откровенничать с нею, если втайне вожделел Кэтрин? Она напрасно дала разгуляться своему воображению? – Кэтрин очень скромна, – продолжил Генрих, – но это необыкновенно привлекательная женщина и, хотя она родила Уорбеку сына, выглядит совсем свежей и нетронутой. Елизавета ничего не сказала. Замечание Генриха казалось не вполне уместным, но, может быть, он просто объяснял с точки зрения мужчины, почему Уорбек любил Кэтрин. Или предавался собственным фантазиям. Но опять же едва ли он стал бы открывать их своей жене. – Я оказал супруге самозванца почести, так как на ней нет вины, – говорил меж тем Генрих. – Уорбек ее недостоин. Когда в Эксетере я заставил его повторить свое признание для нее, она заплакала и набросилась на него с упреками за то, что он солгал ей и королю Якову. Ее происхождение, красота и достоинство требуют мужчины гораздо более высокого положения. Я заверил ее, что в будущем перед нею откроется много возможностей, а я буду относиться к ней как к сестре. – Она стала пешкой в этой игре, – сказала Елизавета. – Мне нравится Кэтрин, она заслуживает лучшего. Елизавета взялась за вышивку, ум ее был взбудоражен, она не знала, что и думать. Вот если бы ей был двадцать один год, а не тридцать один и она не располнела бы… До рождения детей она была такой стройной, но пять беременностей изменили ее когда-то изящную фигуру, и она не могла не вспоминать, что отец ее раздался вширь после тридцати. Нужно будет последить за своей диетой. Неужели глаза обманули ее? Они с Генрихом были женаты уже двенадцать лет и до сих пор оставались близки, любили друг друга. Он регулярно приходил к ней в постель. У нее не было причин подозревать, что он хоть раз изменил ей. К тому же верилось с трудом, что Генрих воспользовался бы слабостью скорбящей матери, которая оказалась в столь трудной ситуации. Может быть, это тот случай, когда рыцарственный король проявляет сочувствие и дружбу к даме. Однако, лежа рядом с Генрихом той ночью и слушая его тихое посапывание, Елизавета не переставала думать о том, что могло происходить между ним и Кэтрин на востоке страны, и гадала, заметил ли кто-нибудь еще, как король смотрит на жену Уорбека. Кого она могла спросить, не выдав своих подозрений? Никого. Ей нужно просто перестать думать об этом и признать, что она беспокоилась понапрасну. Елизавета восседала на троне рядом с Генрихом, сердце у нее бешено колотилось. Сегодня Уорбек предстанет перед ними, прежде чем поселится в золотой клетке при дворе. Момент, когда она наконец увидит его, приближался. Через несколько минут ее сомнения, брат он ей или нет, разрешатся. И вот Уорбек вошел, по бокам двое стражников, которым приказано постоянно следовать за ним; высокий, красивый, с выдающимся вперед подбородком, он был поразительно похож на ее отца. Когда Уорбек встал перед ними на колени, Елизавета взглянула на его прекрасное лицо и едва не лишилась чувств. Он был не Йорк, какие бы перемены ни произошли с ее братом с течением времени и по мере взросления; она знала это доподлинно. Елизавета многое поставила бы на кон за то, что Уорбек – один из бастардов ее отца, вероятно зачатый в годы его изгнаннической жизни в Нидерландах. Когда он выражал благодарность королю за снисхождение к нему, Елизавета услышала его голос – низкий, мужественный, с сильным иностранным акцентом. Сердце Елизаветы забилось ровнее, и она сумела милостиво склонить голову, когда Уорбек поклонился ей, после чего был уведен. Однако вдруг в ее сердце взыграла злость – на короля Карла, на Максимилиана, на эрцгерцога Филиппа, на тетку Маргариту и короля Якова, которые использовали этого молодого человека и сотворили гнусный подлог, из-за которого сама она терзалась шесть долгих лет, а Генрих находился под угрозой, – шесть лет мучительных надежд и переживаний. Елизавета винила их и за ощущение жестокого разочарования, которое охватило ее, ведь она питала слабую надежду, что Уорбек может оказаться Йорком. Теперь ей уже никогда не узнать, что случилось с ее братьями. Но нужно смотреть в будущее. В конце концов, с поимкой Уорбека помолвка Артура становилась реальностью. Фердинанд и Изабелла теперь не смогут ссылаться на существующую угрозу трону Генриха. Приложив сверхчеловеческие усилия, Елизавета восстановила душевное равновесие и вернулась к нормальной жизни. Уорбек иногда приходил в ее покои повидаться с Кэтрин Гордон, однажды при их встрече присутствовал Генрих, он обращался с ними обоими очень любезно. Было видно, что молодой человек без ума от своей жены. Однажды Уорбек сел рядом с Елизаветой, и они вместе смотрели, как дамы отрабатывают танцевальные па. Но он не сводил глаз лишь с одной. – Увы, мадам, – сказал Уорбек, – сжальтесь над несчастным человеком. Моя жена прекрасна, как звезды. Кто ее ни увидит, каждый невольно восхищается ею и любит ее. Но мне это запрещено. Он выглядел таким подавленным, Елизавета не нашла в себе сил напомнить ему, что он сам в этом виноват. – Если вы будете вести себя хорошо, господин Уорбек, – сказала она, – и докажете, что больше не представляете угрозы для короля, может быть, со временем он смягчится. Про себя она сомневалась в этом, но надежда поможет Уорбеку не сбиться с пути. Ей было жаль Кэтрин, жену и не жену, не имевшую надежды вновь обрести детей, и все это не по своей вине. Она явно любила своего мужа, хотя и была обижена на него за обман. Все было готово к Рождеству, которое они устраивали в Шине. Подарки приобретены, йольское бревно и вечнозеленые ветки принесут в канун праздника, кухни работали вовсю. Артур ехал из Ладлоу, а остальные дети уже прибыли из Элтема. Елизавета поборола свои страхи относительно фантазий Генриха о Кэтрин Гордон, так как он больше не давал ей поводов сомневаться в нем, и с радостью ждала наступления праздников.