Мистера Вудхауса отличала довольно-таки своеобразная общительность. Он любил визиты друзей и, к своему удовольствию, мог часто ими наслаждаться, чему способствовал целый ряд причин: продолжительность его проживания в Хартфилде, добродушный нрав, немалый достаток, отличный дом и прелестная дочь. С людьми, не входившими в тесный дружеский кружок, мистер Вудхаус дела имел мало, поскольку боязнь поздних выездов и многолюдных торжеств делала старого джентльмена пригодным для дружбы лишь с теми, кто готов был посещать его в удобные ему часы. По счастью, Хайбери и Рэндалс, а также аббатство Донуэлл (вотчина мистера Найтли, принадлежащая соседнему приходу) поставляли мистеру Вудхаусу немало вполне подходящих знакомых. Изредка, поддавшись уговорам Эммы, старик приглашал избранных отобедать в Хартфилде, однако простое тихое времяпрепровождение было ему более по нраву. Если только отец не мнил себя больным, Эмма почти что каждый вечер звала к нему тех, с кем он мог сыграть партийку. Уэстонов и мистера Найтли приводила к Вудхаусам подлинная старинная дружба. Что до мистера Элтона, молодого человека, жившего в одиночестве и отнюдь им не наслаждавшегося, то он никогда не упускал случая скоротать время в элегантной хартфилдской гостиной, где собиралось небольшое общество, душою которого была очаровательная хозяйка. После вышеупомянутых наиболее частыми гостями Хартфилда следует назвать миссис и мисс Бейтс, а также миссис Годдард — трех леди, почти всегда готовых явиться на зов. Поскольку Джеймсу приходилось привозить или отвозить их едва ли не ежедневно, мистер Вудхаус, привыкший к этому, отнюдь не боялся перегрузить его или лошадей. Между тем, если бы леди приезжали раз в год, те же самые хлопоты казались бы старику ужасно обременительными. Миссис Бейтс, вдова прежнего викария Хайбери, ввиду своей старости не годилась ни для чего, кроме чаепития и игры в кадриль. Весьма стесненная в средствах, она жила с незамужней дочерью и встречала со стороны соседей такое участие и уважение, какое только может внушать к себе безобидная бедная старушка. Что до мисс Бейтс, то для старой девы, не блещущей ни красотою, ни богатством, она имела исключительно обширный круг знакомств. Ее обстоятельства, на первый взгляд, как нельзя менее располагали к популярности. Мисс Бейтс не обладала таким умом, который, будь это необходимо, позволил бы ей оградить себя от колкостей и принудить окружающих к соблюдению хотя бы внешней почтительности. Имея заурядную внешность и посредственные способности, она прожила молодые годы, не будучи никем замечена, а зрелость ее протекала в заботах о дряхлеющей матери и отчаянных попытках обеспечить их маленькому семейству скромный доход. И все же мисс Бейтс была счастливой женщиной — женщиной, о которой никто не мог отозваться дурно. И причиной тому служило ее собственное всеобъемлющее доброжелательство: она любила каждого, каждому от души желала счастья, в каждом охотно видела достоинства. Себя самое мисс Бейтс считала удачливейшим созданием, поскольку имела превосходную мать, много добрых друзей и соседей, а также дом, в котором всего довольно. Простота и веселость нрава, умение радоваться малому и быть благодарной снискали мисс Бейтс всеобщее расположение и явились основой ее счастья. А склонность много говорить о малозначительных предметах объясняла особое расположение к ней со стороны мистера Вудхауса, который и сам любил посудачить о мелочах и безобидно посплетничать. Миссис Годдард содержала школу. Заведение, ею руководимое, было именно школой, а не благородным пансионом или институтом, где языки и искусства преподаются совместно с утонченной моралью на основании всевозможных новомодных принципов, облеченных в бессмысленные витиеватые фразы, а родители вносят огромную плату за то, чтобы из их дочерей делали барышень слабого здоровья, однако весьма сильно развитого тщеславия. Нет, миссис Годдард возглавляла простую старомодную школу, в которой можно было приобрести умеренные знания по умеренной цене и куда родители отправляли дочерей, чтобы те не мешались понапрасну дома, а хотя бы с грехом пополам получили образованьеце, не рискуя обременить свои умы излишней ученостью. Заведение миссис Годдард ценилось высоко и заслуженно отчасти потому, что воздух Хайбери считался отменно здоровым. Школа располагалась в просторном доме с садом, детям давали вдоволь полезной пищи, летом они бегали на приволье, а зимой, если кому случалось обморозиться, начальница собственными руками перевязывала их покрасневшие ручонки. При такой материнской заботе о воспитанницах не следовало удивляться тому, что в церковь следом за миссис Годдард тянулись вереницей двадцать пар девочек. Эта простая добрая женщина, проведшая юность в упорном труде, заслужила право время от времени порадовать себя чаепитием в кругу друзей, а поскольку в прежние годы она была многим обязана мистеру Вудхаусу, то почитала своим долгом при всякой возможности покидать маленькую аккуратненькую гостиную, увешанную образчиками девичьего рукоделия, чтобы выиграть или проиграть несколько шестипенсовых монеток у хартфилдского камина. Заботясь о времяпрепровождении своего папеньки, Эмма не могла не радоваться почти неизменной готовности трех вышеназванных дам составить ему компанию, однако для нее самой их общество отнюдь не восполняло отсутствия миссис Уэстон. Видя, что отец приятно проводит время в кружке созванных ею гостей, Эмма радовалась за него и гордилась собою, однако, слушая скучную болтовню трех добрых женщин, она безо всякого удовольствия думала о том, сколь долгая череда таких нескончаемых вечеров ждет ее впереди. Утром одного из дней, обещавших завершиться вышеописанным образом, мисс Вудхаус получила от миссис Годдард записку, в которой та почтительно испрашивала разрешения привести с собою мисс Смит — девицу семнадцати лет. Эмма знала ее в лицо и, высоко ценя за красоту, давно желала с нею познакомиться, а потому ответила на записку сердечным приглашением и стала ждать вечера с гораздо большей радостью, нежели обыкновенно. Харриет Смит была внебрачной дочерью неизвестного в Хартфилде родителя. Несколько лет назад он поместил ее в школу миссис Годдард, а по окончании курса обучения оставил в доме означенной дамы на правах квартирантки. Такова была общеизвестная история этой девушки. На днях она воротилась от школьных подруг, надолго приглашавших ее к себе в деревню. Друзей, помимо приобретенных в Хайбери, она как будто бы не имела. Наружность Харриет очень приходилась по вкусу Эмме. Невысокая и пухленькая, мисс Смит была белолица, светловолоса и голубоглаза. Правильное личико с нежным румянцем производило впечатление удивительной миловидности. Поскольку манеры девушки также отличались приятностью, хозяйка Хартфилда, прежде чем вечер подошел к концу, исполнилась твердого намерения продолжать знакомство. Ничто в речах мисс Смит не поразило Эмму особенным остроумием, и все-таки беседа с нею показалась ей в целом прекрасным провождением времени. Харриет держалась с застенчивостью, не создававшей неловкости, говорила охотно, но не назойливо, выказывала надлежащую почтительность к хозяевам и трогательную благодарность им за то, что она допущена в дом, где все внушает ей неподдельное восхищение, ибо не идет ни в какое сравнение с той скромной обстановкой, к которой она привыкла. Такая милая разумная девушка, несомненно, заслуживала поощрения. Не следовало допускать, чтобы эта природная грация и эти ласковые голубые глаза оказались достоянием низших сфер хайберийского общества. Знакомства, сделанные мисс Смит прежде, были для нее неподходящи. Друзья, с которыми она недавно рассталась, даже будучи в своем роде очень славными людьми, только вредили ей. Эмма хорошо их знала: они, Мартины, жили в приходе Донуэлл, где арендовали большую ферму у мистера Найтли, и тот прекрасно о них отзывался. Однако, при всем трудолюбии и благонравии, Мартины оставались неотесанными невеждами, а посему не могли быть подходящей компанией для девушки, которой следовало приобрести лишь еще немного знаний и утонченности, чтобы явить собою образец совершенства. Эмма приблизит Харриет к себе, отполирует, оградит от нежелательных знакомств и введет в хорошее общество, станет влиять на ее мнения и манеры. То будет интереснейшее и благороднейшее занятие, как нельзя лучше отвечающее положению, склонностям и способностям Эммы Вудхаус. Хозяйка дома так любовалась гостьей, так увлеченно говорила и слушала, одновременно строя планы, что время пролетело на удивление быстро, и она даже не заметила, как стол для ужина, обыкновенно завершавшего вечер, накрыли и придвинули к камину, хотя прежде ей приходилось ждать этого момента долго и томительно. Привыкшая все делать на совесть и потому всегда усердно исполнявшая свои хозяйские обязанности, сегодня она, воодушевленная новыми идеями, принялась потчевать собравшихся цыплячьими биточками и запеченными устрицами с особенным радушием, перед которым, как было ей известно, гости не могли устоять. В минуты таких застолий ум мистера Вудхауса охватывало смятение. С одной стороны, ему нравилось щедро угощать друзей по обычаю своих молодых лет, с другой же — он считал привычку ужинать крайне вредной для пищеварения. Движимый гостеприимством, старый джентльмен не скупился на яства, но, заботясь о здоровье визитеров, сокрушался при виде того, как эти яства поглощаются. Ничего сверх тарелочки жиденькой кашицы вроде той, что стояла перед ним самим, он не мог предложить своим друзьям со спокойной душой. И все же, пока дамы с аппетитом поедали блюда более сытные, он принуждал себя говорить: «Не отважитесь ли вы, миссис Бейтс, отведать одно из тех яичек? Яйцо, ежели сварить его всмятку, вреда не причинит. Мой повар, как никто, знает толк в варке яиц. Я не советовал бы вам кушать яйцо, сваренное кем-нибудь другим. Но не нужно бояться: взгляните, как наши яйца малы! Одно такое маленькое яичко вам не повредит. Мисс Бейтс, позвольте Эмме положить вам кусочек пирожка — совсем-совсем небольшой. У нас пекут пироги исключительно с яблоками. Не беспокойтесь, в них нет ничего нездорового. А вот от заварного крема лучше воздержаться. Миссис Годдард, не желаете ли полбокальчика винца? Ежели влить полбокальчика винца в бокал воды, ничего дурного, я думаю, не случится». Не препятствуя отцу высказываться в таком духе, дочь обыкновенно потчевала гостей куда сытнее. Сегодня же ей особенно хотелось, чтобы они разъехались по домам довольными. И та радость, которую испытала мисс Смит, вполне соответствовала замыслу хозяйки. Эмма занимала в хайберийском обществе положение столь высокое, что перспектива быть ей представленной поначалу внушала Харриет более страха, нежели удовольствия, однако по завершении вечера благодарное сердце скромной девушки переполнял восторг, вызванный тем неизменно любезным обращением, которого удостоила ее мисс Вудхаус, на прощание даже пожавшая ей руку! Глава 4 Харриет Смит стала в Хартфилде частой гостьей. Привыкшая действовать быстро и решительно, Эмма безотлагательно принялась поощрять ее к тому, чтобы бывать в поместье запросто. К обоюдному удовольствию обеих барышень их знакомство переросло в дружбу. Как Эмма и ожидала, Харриет оказалась вполне подходящей компаньонкой для прогулок. Прежде эту роль исполняла миссис Уэстон, чье отсутствие было весьма ощутимо для Эммы: мистер Вудхаус никогда не удалялся за пределы кустарниковой аллеи, хождением вдоль которой, долгим или недолгим, смотря по погоде, ограничивался его собственный моцион, а большей частью и моцион его дочери. После замужества гувернантки она решилась было раз прогуляться до Рэндалса одна, однако прогулка не доставила ей удовольствия, а посему следовало найти приятельницу, в любое время готовую ее сопровождать. Узнав Харриет ближе, Эмма нашла свой выбор вполне удачным и утвердилась в желании облагодетельствовать девушку. Харриет была, конечно, не очень умна, зато мила, покладиста, щедра на признательность и чужда самодовольства. Руководство всякого, кто стоял выше ее, принималось ею с охотой. Она скоро привязалась к Эмме, тем самым проявив стремление к хорошему обществу, а также умение отличить ум и элегантность, свидетельствовавшее пусть не о развитости суждений, но по меньшей мере о развитости вкуса. Одним словом, Харриет Смит была именно тем, чего недоставало Хартфилду и его хозяйке. О втором таком друге, как миссис Уэстон, Эмма не мечтала, ибо не следует желать невозможного. То чувство, совершенно особенное по характеру, основывалось на уважении и благодарности. Для бывшей своей воспитательницы Эмма ничего не могла сделать, поскольку та ни в чем не нуждалась, зато для Харриет могла сделать все, и именно этим мисс Смит была ей мила. Ее попытки быть полезной начались с того, что она постаралась дознаться, кто родители девушки. Та, готовая отвечать на любые другие вопросы, на этот ответить не смогла, предоставив своей покровительнице простор для фантазии. Будь на месте Харриет сама Эмма, она непременно доискалась бы правды. Мисс Смит же, по-видимому, вполне удовлетворялась тем, что слышала от школьной начальницы, и дальнейших справок не наводила. Миссис Годдард, учительницы, одноклассницы, дела школы — таков был круг предметов, о которых Харриет рассуждала, ежели не считать Мартинов, подолгу занимавших ее мысли. Проведя на их ферме два счастливейших месяца, она любила рассказывать об удобствах и прелестях тамошней жизни. Эмма, поощрявшая в своей протеже разговорчивость, с охотой воображала себе быт и нравы чуждого сословия, изумляясь простодушному восхищению, с каким девушка говорила о том, что у миссис Мартин две гостиные, «обе очень хорошие, одна так прямо не меньше гостиной миссис Годдард», что старшая горничная служит в доме уже двадцать пять лет и что в хозяйстве восемь коров, в числе которых пара олдернейских и одна валлийская, «небольшая и такая миленькая». Видя, как последняя приглянулась гостье, миссис Мартин даже сказала: «Теперь станем звать ее коровкой мисс Смит». А в саду у Мартинов чудесная беседка, где в следующем году они все вместе непременно выпьют чаю — «прекрасная беседка, которая вместит целую дюжину человек». Подобные разговоры забавляли мисс Вудхаус до тех пор, пока она не разгадала истинной причины восторга, владевшего новой компаньонкой. Эмма ошибочно полагала, будто семейство состоит из матери, дочери и сына с женою. Мистер Мартин, о котором Харриет отзывалась с неизменною похвалой, был не женат, а посему в глазах Эммы его гостеприимство и доброта стали являть собою угрозу для бедной маленькой мисс Смит, которая при отсутствии должной дружеской заботы могла непоправимо запутаться в расставленных для нее силках. Подстрекаемая этой тревожной мыслью, Эмма принялась настойчивее расспрашивать Харриет о фермере, и та охотно поведала своей покровительнице, как он присоединялся к барышням во время веселых вечерних игр и прогулок при луне, как приятно и услужливо держался. Однажды, когда она случайно обмолвилась, что любит грецкие орехи, он принес их ей, исходив три мили вокруг. Да и в остальном мистер Мартин всячески угождал молоденькой гостье. Как-то раз нарочно привел в дом пастушонка, чтобы тот для нее спел, ведь она обожает пение. Он и сам немного поет. А человек он умный, во всем смыслит. И стадо у него отличное: покуда Харриет гостила на ферме, никому другому в целой округе не давали такой хорошей цены за шерсть. Ни от кого не слыхала она дурного слова о мистере Мартине. Матушка и сестрицы души в нем не чают. Миссис Мартин однажды сказала (говоря об этом, Харриет покраснела), что лучшего сына и желать нельзя, а потому и муж из него, верно, выйдет превосходный. Не то чтобы она хотела поскорее его женить — спешка в таком деле ни к чему. «Да вы, миссис Мартин, ловки! — подумала Эмма. — Знаете, как добиться своего». — А когда я уехала, они любезно послали миссис Годдард отличного гуся — прежде миссис Годдард никогда таких не видала. Она велела зажарить его в воскресенье и пригласила всех трех учительниц: мисс Нэш, мисс Принс и мисс Ричардсон — отужинать с нею. — Полагаю, мистер Мартин не обладает обширными познаниями за пределами своих фермерских занятий. Он, наверное, ничего не читает? — Ах нет! То есть да… То есть… не знаю. По-моему, читает он много, только не то, что вы бы одобрили. Он выписывает агрономический журнал, да еще кое-какие книги лежат у него возле окна. Большей частью мистер Мартин читает про себя. Но вечерами, прежде чем садиться играть в карты, он порой читал нам вслух что-нибудь занимательное из «Изящных извлечений». А еще он, я знаю, читал голдсмитова «Векфилдского священника». О «Романе в лесу»[2] или «Детях аббатства»[3] он не слыхал, но, как только я о них упомянула, решил непременно прочитать. — А хорош ли мистер Мартин собой? — Сперва мне показалось, что он чересчур прост, однако теперь как будто уже не кажется. К человеку, знаете ли, всегда привыкаешь со временем. Только неужто вы ни разу его не видали? Он каждую неделю непременно проезжает мимо Хайбери по пути в Кингстон. Думаю, вы часто могли видеть его близ Хартфилда. — Быть может, я видела его полсотни раз, однако не знала, кто он таков. Молодые фермеры, верховые или пешие, отнюдь не вызывают у меня любопытства. Йомены — люди совсем не того сорта, чтобы я имела с ними дело. Бедняки, ежели их наружность внушает доверие, легче привлекают к себе мое внимание, поскольку они, вероятно, нуждаются в помощи. Но фермеру я ничем помочь не могу. — Ах да, конечно. Едва ли вы знаете мистера Мартина. А вот он знает вас очень хорошо — только в лицо, хочу я сказать. — Не сомневаюсь, что мистер Мартин очень достойный молодой человек. Я даже уверена в этом и желаю ему добра. Каков, по-вашему, его возраст? — В июне, восьмого числа, ему минуло двадцать четыре, а мое рождение двадцать третьего — всего лишь на две недели и один день позднее. До чего удивительно! — Только двадцать четыре? Он слишком молод, чтобы обзаводиться семейством. Верно говорит его матушка: торопиться ему не следует. Они и так, насколько я понимаю, живут в довольстве, а ежели поспешить с женитьбой, то можно и пожалеть. Вот если лет этак через шесть он повстречает хорошую девушку своего сословия с небольшим приданым, это, пожалуй, будет очень хорошо. — Шесть лет!.. Дорогая мисс Вудхаус, ему же будет тридцать! — Именно в этом возрасте обыкновенно и позволяют себе жениться мужчины, которые не родились богатыми. Мистеру Мартину, я полагаю, только предстоит еще обеспечить себе состояние. Едва ли у него есть средства. Сколько бы он ни унаследовал от отца и какова бы ни была его доля семейного имущества, все, наверное, пущено в дело — на покупку стада и так далее. При усердии и везении он, возможно, разбогатеет когда-нибудь, но сейчас у него, вернее всего, ничего нет. — О, конечно, однако живут они очень хорошо. Мужской прислуги, правда, в доме не держат, однако более ни в чем не нуждаются. К тому же миссис Мартин поговаривает о том, чтобы нанять мальчика в будущем году. — Как бы вы не совершили ошибку, Харриет, если он вздумает жениться. Я имею в виду, что вам не следует знакомиться с его женой. В вашей дружбе с девицами Мартин, пожалуй, нет ничего очень уж дурного, ведь они получили образование, но та, на ком он женится, может оказаться вовсе не подходящей для вас компанией. Имея в виду несчастливые обстоятельства вашего рождения, вы должны выбирать друзей с особенной осторожностью. Вне всякого сомнения, вы дочь джентльмена. Доказывайте это всеми доступными вам средствами, иначе вы доставите многим людям удовольствие вас унизить. — Да-да, конечно. Только пока я здесь, в Хартфилде, и вы так добры ко мне, мисс Вудхаус, я совсем никого не боюсь. — Вы верно понимаете, Харриет, как много значит протекция, однако можете так укрепиться в хорошем обществе, что не будете зависеть даже от Хартфилда и мисс Вудхаус. Я очень хочу, чтобы вы приобрели прочные связи, а для этого важно не иметь неподобающих знакомств. Посему, если ко времени женитьбы мистера Мартина вы будете в этих краях, не следует допускать, чтобы ваша дружба с его сестрами сблизила вас еще и с его женою, которая, вероятно, окажется простой фермерской дочерью безо всякого образования. — Конечно. Правда, мне думается, что мистер Мартин подыщет себе образованную девушку. И хорошо воспитанную. Хотя с вашим мнением я не спорю и, конечно же, не стану знакомиться с ней. Я очень уважаю обеих мисс Мартин, особенно Элизабет, и мне будет жаль с ними расстаться: ведь они образованны не хуже моего, — но ежели мистер Мартин женится на невежественной вульгарной женщине, то я, само собой, лучше не стану ее посещать без большой необходимости. Наблюдая за своей протеже в минуту произнесения этой извилистой речи, Эмма не усмотрела тревожных симптомов любви. Фермер всего-навсего первый обожатель Харриет, а кроме того, ничто ее к нему не привлекает. Следовательно, она не станет противиться тем знакомствам, которые мисс Вудхаус для нее устроит. На следующий день они повстречали мистера Мартина на дороге, ведущей в Донуэлл, — он шел пешком. Очень почтительно взглянув на молодую госпожу, он с самым неподдельным удовольствием посмотрел на ее спутницу. Эмма рада была, что представилась возможность его увидеть. Пока беседовали молодые люди, она, пройдя несколько ярдов вперед, успела неплохо изучить мистера Роберта Мартина. Вид он имел очень аккуратный и казался разумным молодым человеком, но более никаких достоинств не обнаруживал. В сравнении с мужчинами высшего сословия он, несомненно, должен был утратить для мисс Смит всякую привлекательность, ведь Харриет умела ценить светское обхождение. Не случайно же она, не будучи никем понуждаема, с восхищением и даже изумлением отметила благородные манеры мистера Вудхауса. Ну а мистер Мартин, ежели судить по наружности, вовсе не знал, как следует держаться в обществе. Не желая заставлять мисс Вудхаус ждать, Харриет побеседовала с ним каких-нибудь несколько минут, после чего подбежала к своей покровительнице с улыбкой, выдававшей радостное волнение, которое, как та надеялась, должно было скоро пройти. — Кто бы мог подумать, что мы его повстречаем! До чего удивительно! Он только случайно не пошел в обход через Рэндалс и совсем не ожидал нас здесь увидеть. Думал, мы чаще ходим той дорогой, которая ведет на Рэндалс. «Роман в лесу» он еще не достал. В прошлый раз, когда был в Кингстоне, совсем захлопотался и забыл, но завтра пойдет туда опять. Ну до чего же все-таки удивительно, что мы его повстречали! А как он вам показался, мисс Вудхаус? Таков он, каким вы его себе представляли? Очень он, по-вашему, прост? — Да, наружность у него, несомненно, самая заурядная. Однако хуже то, что он совершенно чужд всякой элегантности. От него нельзя было многого ожидать, и все же я несколько удивилась, увидев в нем такую неуклюжесть. Он напрочь лишен манер. Признаться, я думала, он окажется на ступеньку-две поближе к высшему сословию. — Ах да, конечно, — откликнулась мисс Смит подавленно, — манеры у него не такие, как у настоящего джентльмена. — Полагаю, Харриет, с тех пор как стали бывать у нас, вы достаточно повидали истинно образованных и элегантных мужчин, чтобы различия между ними и мистером Мартином бросились вам в глаза. У нас в Хартфилде вы видели джентльменов наилучшего воспитания, и я даже удивлюсь, если теперь вы сможете продолжать это ваше прежнее знакомство, не глядя на мистера Мартина как на существо низшее и не спрашивая себя с недоумением, чем же он привлекал вас до сих пор. Разве ваши мысли не таковы? Разве при этой встрече вы не были неприятно поражены? Неужели вас не повергла в недоумение его неловкость, отрывистость его речей, грубость голоса? Стоя здесь, я слышала, что он говорит так, будто пилит одну и ту же струну. — О, разумеется, он не чета мистеру Найтли. У мистера Найтли такая поступь, такая изысканная манера держаться!.. Я отчетливо вижу различия. Но очень уж необыкновенный мужчина мистер Найтли! — Мистер Найтли таков, что сравнивать мистера Мартина с ним было бы даже несправедливо. Не в каждой сотне джентльменов найдется один, чье благородство так же очевидно, как у мистера Найтли. Однако в нашем доме вы познакомились не только с ним. Что бы вы сказали о мистере Уэстоне или мистере Элтоне? Сравните мистера Мартина с любым из них. Приглядитесь к их манерам: держаться, ходить, разговаривать, молчать, — и непременно увидите разницу. — О да! Она огромна! Но мистер Уэстон уже почти старый: ему ведь, наверное, лет сорок, а то и все пятьдесят. — И от этого его хорошие манеры особенно ценны. Чем старше мужчина становится, Харриет, тем для него важнее не быть неотесанным, тем отвратительнее выглядит грубость, громогласность, неуклюжесть. Что еще терпимо в человеке, пока он молод, с годами становится невыносимым. Если мистер Мартин уже сейчас неловок и неучтив, то каким же он будет в возрасте мистера Уэстона? — Этого нельзя знать наверняка, — ответила Харриет довольно мрачно. — Зато можно предположить с немалой долей вероятности. Он превратится в грубого толстого фермера, который не уделяет ни малейшего внимания наружности и ни о чем не заботится, кроме прибыли и убытков. — В самом деле? Это будет очень дурно. — Если мистер Мартин позабыл о книге, вами рекомендованной, это само по себе достаточно явственно свидетельствует о том, насколько он поглощен фермерскими делами. Рынок так завладел его умом, что он ни о чем другом более не думает. Для человека, занятого приобретением состояния, это вполне естественно. К чему ему книги? Без сомнения, состояние мистер Мартин наживет и станет со временем очень богатым человеком, посему его грубость и невежество не должны нас заботить. В ответ Харриет сказала только одно: — Для меня удивительно, что он позабыл о книге. Чтобы то неудовольствие, с каким произнесены были эти слова, пустило в душе девушки крепкие корни, Эмма сочла благоразумным немного помолчать, а затем снова взялась за дело: — Вероятно, в одном отношении мистер Элтон превосходит и мистера Найтли, и мистера Уэстона. Его манеры более изысканны, и их смело можно принимать за образец поведения. Мистер Уэстон отличается открытостью и прямотой, доходящей почти до резкости. В нем эти черты приятны, ибо сочетаются с добрейшим нравом, однако подражать ему не следует. Точно то же можно сказать и о мистере Найтли: решительный властный тон очень подходит его лицу и фигуре, а также вполне соответствует положению, но ежели какой-нибудь молодой человек вздумает его копировать, то будет нестерпим. А вот мистер Элтон, напротив, может служить отличным примером для каждого. Он добр, весел, любезен, элегантен. На мой взгляд, в последнее время его манеры сделались особенно хороши. Уж не знаю, Харриет, не хочет ли он добиться расположения одной из нас. Не говорила ли я, как он о вас на днях отозвался? И Эмма повторила похвалу, которую выманила у мистера Элтона с тем, чтобы теперь пустить в ход. Харриет зарделась, заулыбалась и поспешила заверить, что всегда считала его очень приятным джентльменом. Мистер Элтон был именно тем, с чьей помощью мисс Вудхаус вознамерилась вытеснить молодого фермера из головки своей протеже. Партия казалась Эмме отличной — даже чуточку слишком желательной, естественной и возможной, чтобы ей, хозяйке Хартфилда, поставили в заслугу заключение такого союза. Она боялась, что и все окружающие станут прочить мисс Смит в жены мистеру Элтону. Как бы то ни было, она наверняка всех опередит, ведь план созрел у ней в тот самый вечер, когда Харриет впервые переступила порог ее дома, ну а впоследствии, чем долее она думала, тем более утверждалась в своем изначальном намерении. Положение мистера Элтона представлялось ей весьма подходящим: он истинный джентльмен и неподобающих связей не имеет, притом не настолько знатен, чтобы его семья стала противиться браку с Харриет по причине ее незаконнорожденности. Он может предложить будущей жене хороший дом и, судя по всему, немалый достаток: вверенный ему хайберийский приход невелик, однако говорят, будто у него есть кое-какие собственные средства, — словом, добронравный и благонадежный молодой человек, наделенный практическим умом и недурно знающий жизнь. То, что мистер Элтон счел ее подругу красивой, весьма обнадежило мисс Вудхаус. С его стороны, как она полагала, более ничего и не потребуется при условии частых встреч в Хартфилде. Ну а на Харриет должна произвести действенное впечатление сама мысль о том, что он оказал ей предпочтение. Такой приятный молодой человек почти наверняка понравится женщине, если только она не очень придирчива. Все считают мистера Элтона красивым и вообще достойным восхищения, хотя, на собственный вкус Эммы, ему недостает столь важной для нее изысканности черт. Так или иначе, девушка, пришедшая в восторг оттого, что фермер Мартин привез ей грецких орехов, едва ли сможет устоять перед похвалами такого джентльмена, как мистер Элтон. Глава 5 — Не знаю, каково ваше мнение, миссис Уэстон, — сказал мистер Найтли, — но я нахожу, что эта близость между Эммой и Харриет Смит не сулит ничего доброго.