Характер, мораль и искусство демократии Существует старый термин для обозначения комплекса умений и навыков, представляемых эмоциональным интеллектом – «характер». Так вот, характер, как определяет Амитай Этциони, социолог-теоретик из Университета Джорджа Вашингтона, есть «психологическая сила, необходимая для нравственного поведения». По мнению философа Джона Дьюи, нравственное воспитание оказывается наиболее эффективным, когда уроки преподаются детям в обстановке реальных событий, а не просто как абстрактные знания, то есть в режиме эмоциональной грамотности. Принимая как факт, что совершенствование характера служит фундаментом демократических обществ, рассмотрим, какими способами эмоциональный интеллект укрепляет фундамент. Базис характера составляет самодисциплина. Добродетельная жизнь, как заметили философы еще во времена Аристотеля, основана на самоконтроле. Краеугольный камень характера – способность находить для себя мотивы и управлять самим собой в чем угодно, будь то выполнение домашнего задания, завершение работы или подъем утром с постели. Способность отсрочивать удовольствие, а также контролировать и направлять в нужное русло побуждения к действию и составляет основное эмоциональное умение, которое в прежние времена называлось волей. «Мы должны себя контролировать – свои потребности и страсти, – чтобы со всеми поступать справедливо, – замечает Томас Ликона, рассуждая о воспитании характера. – Требуется воля, чтобы держать эмоции под контролем разума». Способность думать не только о себе и своих побуждениях приносит пользу обществу и готовит почву для эмпатии, умения по-настоящему слушать и принимать точку зрения другого человека. Эмпатия, как мы уже говорили, служит источником заботливости, альтруизма и сострадания. Взгляд на вещи с позиции другого помогает сломать необъективные стереотипы и тем самым приучает быть терпимым и принимать различия. Такие способности особенно востребованы в нашем обществе, которое становится все более многонациональным: они позволяют людям вести совместную жизнь в обоюдном уважении и создают возможность продуктивного общественного диалога. В этом и заключается главное искусство демократии. Школы, как отмечает Этциони, играют главную роль в формировании характера путем прививания детям самодисциплины и эмпатии. А они, в свою очередь, обеспечивают истинную приверженность гражданским и моральным ценностям. Недостаточно читать детям лекции о подобных ценностях; они должны применять их на практике, что и происходит, когда дети усваивают необходимые эмоциональные и социальные навыки и умения. Эмоциональная грамотность шагает рука об руку с нравственным развитием, воспитанием характера и гражданственности. Заключение Когда я заканчивал эту книгу, мне на глаза попались несколько тревожных газетных статей. В одной объявлялось, что огнестрельное оружие стало главной причиной смертности в Америке, потеснив автокатастрофы. Вторая сообщала, что в прошлом году количество тяжких убийств возросло на 3 процента. Особенно встревожил сделанный во второй статье прогноз криминолога о том, что мы переживаем временное затишье перед «взрывом преступности», ожидаемым в ближайшее десятилетие. Основания, которые он привел, сводятся к тому, что постоянно растет количество тяжких убийств, совершаемых четырнадцати-пятнадцатилетними подростками, а эта возрастная группа представляет пик мини-бума рождаемости. В следующем десятилетии эта группа перейдет в возрастную категорию от восемнадцати до двадцати четырех лет, то есть достигнет возраста, на который приходится максимум преступлений. На горизонте уже появились предвестники: в третьей статье говорилось, что за четыре года – между 1988 и 1992 годами, – по данным Министерства юстиции, произошел скачок на 68 процентов в числе несовершеннолетних, осужденных за убийство, нападения при отягчающих обстоятельствах, разбой и изнасилование с применением физической силы. Только количество нападений при отягчающих обстоятельствах возросло на 80 процентов. Эти подростки принадлежат к первому поколению, вооруженному не просто огнестрельным, а легкодоступным автоматическим оружием. Точно так же поколение их родителей было первым получившим широкий доступ к наркотикам. Ношение подростками огнестрельного оружия означает, что разногласия, которые в прежние времена решались бы в кулачной драке, теперь могут легко привести к перестрелке. А как подчеркнул еще один эксперт, нынешние подростки «просто не умеют избегать ссор». Одна из причин, почему люди так плохо владеют главным умением жить, заключается в том, что мы, как общество, не позаботились обеспечить обучение каждого ребенка необходимым навыкам справляться с гневом или конструктивно разрешать конфликты. Одновременно мы и не дали себе труда научить их проявлять сочувствие, контролировать побуждения, не познакомили с основными принципами эмоциональной компетентности. Оставляя эмоциональное воспитание детей на волю случая, мы сильно рискуем зря потерять время и не использовать «окно возможностей», предоставленное природой в период медленного развития головного мозга, чтобы помочь детям сформировать здоровый эмоциональный репертуар. Хотя проблема эмоциональной грамотности вызывает большой интерес у некоторых преподавателей, курсы обучения встречаются еще довольно редко. Большинство учителей, директоров школ и родителей просто не знают, куда обратиться. Кстати сказать, лучшие модели как-то выпадают из главного направления в деле образования, находя применение в отдельных частных школах и нескольких сотнях бесплатных средних школ. Конечно, никакая программа, включая данную, не решит всех проблем. Но, принимая во внимание тот кризис, с которым столкнулись мы и наши дети, и ту, пусть небольшую, надежду, что вселяют в нас программы эмоциональной грамотности, мы должны задать себе вопрос: «А не следует ли нам обучить каждого ребенка этим наиважнейшим для всей его последующей жизни навыкам, причем сейчас более чем когда-либо?» И если не сейчас, то когда? Приложения Приложение А Что такое эмоция? Несколько слов о том, что я подразумеваю под эмоцией. По поводу точного значения термина психологи и философы не могли договориться на протяжении более чем ста лет. В самом буквальном смысле «Оксфордский словарь английского языка» определяет эмоцию как «любое возбуждение или нарушение равновесия ума, чувства, нейтрального состояния; любое неистовое или взволнованное состояние психики». Я пользуюсь термином «эмоция» применительно к чувству и характерным для него мыслям, психологическому и биологическому состояниям и диапазону побуждений к действию. Существуют сотни эмоций, дополняемые сочетаниями, вариациями, мутациями и нюансами. В самом деле оттенков эмоций гораздо больше, чем слов для их обозначения. Исследователи продолжают спорить о том, какие именно эмоции можно считать первичными – своего рода синим, красным и желтым цветами[64] чувства, из которых получаются все комбинации, – и даже о том, существуют ли вообще такие первичные эмоции. Некоторые теоретики предлагают основные семейства, хотя далеко не все соглашаются. Вот главные кандидаты и некоторые члены их семейств. • Гнев: неистовство, грубый произвол, негодование, ярость, озлобление, возмущение, досада, ехидство, злоба, недовольство, раздражительность, враждебное отношение и, возможно как крайность, патологическая ненависть и бешенство. • Печаль: горе, грусть, уныние, удрученность, меланхолия, жалость к себе, тоска одиночества, подавленность, отчаяние и (в патологической форме) – тяжелая депрессия. • Страх: тревога, дурное предчувствие, нервозность, беспокойство, оцепенение, опасение, настороженность, тягостное чувство, волнение, боязливость, испуг, ужас; а как психопатология – фобия и паническое состояние. • Наслаждение: счастье, радость, облегчение, довольство, блаженство, восхищение, приятное изумление, ликование, чувственное удовольствие, глубокое волнение, восторг, удовольствие, удовлетворенность, эйфория, каприз, экстаз и (как крайность) мания. • Любовь: приятие, дружелюбие, доверие, доброта, симпатия, преданность, обожание, страстная влюбленность, агапé – деятельная, одаряющая любовь. • Удивление: шок, потрясение, изумление, удивление, смешанное с восторгом. • Отвращение: презрение, надменность, пренебрежение, омерзение, антипатия, неприязнь, неприятие. • Стыд: чувство вины, смущение, досада, угрызения совести, унижение, сожаление, чувство обиды и искреннее раскаяние. Разумеется, список не дает ответа на любой вопрос относительно того, как классифицировать эмоции. Как, к примеру, насчет комбинаций, таких как ревность – разновидность гнева, которая к тому же объединяется с печалью и страхом? И что сказать о достоинствах, таких как надежда и вера, мужество и способность прощать, уверенность и самообладание? Или о некоторых классических пороках, таких чувствах, как сомнение, самодовольство, леность или апатия – или скука? Четких ответов не существует; научный спор на тему классификации эмоций продолжается. Довод в пользу небольшого числа основных эмоций до некоторой степени опирается на открытие Пола Экмана из Университета штата Калифорния в Сан-Франциско. Он выяснил, что выражения лица, соответствующие четырем эмоциям (страху, гневу, печали, наслаждению), являются общими для людей, принадлежащих к различным культурам по всему миру, включая дописьменные народы, не испорченные влиянием кино или телевидения. Значит, основные эмоции универсальны. Экман показывал фотографии лиц, технически точно воспроизводящих данные выражения, представителям таких далеких культур, как, например, в западной части Новой Гвинеи. Там обитает изолированное племя, принадлежащее к каменному веку, живущее далеко в горах. Экман обнаружил, что повсюду люди узнают одни и те же основные эмоции. Эту универсальность выражений лиц, соответствующих определенным эмоциям, впервые подметил, вероятно, Дарвин, видевший в ней доказательство того, что силы эволюции запечатлели эти сигналы в нашей центральной нервной системе. Пытаясь найти основные принципы, я следую примеру Экмана и его единомышленников, рассматривая эмоции в аспекте семейств или характеристик. Я беру главные семейства (гнев, печаль, страх, наслаждение, любовь, стыд и так далее) как относящиеся к делу, чтобы показать бесконечные нюансы нашей эмоциональной жизни. Каждое из этих семейств несет в своей основе ядро, из которого волнами расходятся бесчисленные мутации родственных форм эмоций. Дальше от ядра пульсируют настроения, которые, говоря техническим языком, более приглушены и длятся дольше эмоции (хотя человеку случается относительно редко, к примеру, целый день пылать гневом, он не так уж редко пребывает в сердитом, раздраженном настроении, в котором легко возникают более короткие вспышки гнева). За настроениями следуют темпераменты – готовность вызвать обусловленную эмоцию или настроение, делающие людей подавленными, застенчивыми или оживленными. А еще дальше этих эмоциональных диспозиций помещаются настоящие расстройства, такие как клиническая депрессия или непрерывное состояние тревоги, в которых человек чувствует себя постоянно втянутым в токсическое состояние. Приложение Б Признаки эмоционального ума Лишь в последние годы появилась научная модель эмоционального ума, объясняющая, каким образом очень многое из того, что мы делаем, может делаться под влиянием эмоций. Как мы можем быть такими разумными в какой-то один момент и такими неразумными в следующий? Как могут эмоции обладать собственным здравым смыслом и собственной же логикой?.. Пожалуй, две лучшие оценки эмоционального мозга предложены независимо друг от друга Полом Экманом, руководителем лаборатории по изучению взаимодействия людей в Университете штата Калифорния в Сан-Франциско, и Сеймуром Эпштейном, психологом из Университета штата Массачусетс. Хотя и Экман, и Эпштейн тщательно рассматривали различные научные факты, оба они предлагают базовый список качеств, которые выделяют эмоции из остальной ментальной жизни. Быстрая, но неточная ответная реакция Эмоциональный ум гораздо быстрее, чем рациональный, бросается действовать, не мешкая ни секунды и не останавливаясь, чтобы подумать, что он, собственно, делает. Его проворство мешает неторопливому аналитическому размышлению, являющемуся признаком мыслящего ума. В процессе эволюции эта быстрота, скорее всего, касалась самого главного решения – на что обратить внимание, что должно сразу насторожить, скажем, если вы столкнулись с другим животным и мгновенно приняли решение вроде «Я его съем или оно сожрет меня». Тем организмам, которым нужно было слишком долго размышлять над ответами, вряд ли было суждено иметь многочисленное потомство, которому они передали бы свои медлительные гены. Поступки, продиктованные эмоциональным умом, отмечены особенно сильным чувством уверенности – таков побочный результат отлаженного упрощенного способа смотреть на вещи, который может приводить в полнейшее недоумение рациональный ум. Когда страсти улягутся (или даже во время ответной реакции), мы ловим себя на мысли: «Зачем я это сделал?». Проявляется признак пробуждения рационального ума, правда, не такого быстрого, как эмоциональный. Поскольку интервал между возникновением того, что запускает эмоцию, и ее вспышкой может длиться фактически мгновение, постольку аппарат, производящий оценку восприятия, должен обладать высоким быстродействием даже с точки зрения времени «срабатывания» мозга, исчисляемого тысячными долями секунды. Оценка необходимости действовать должна производиться автоматически и так быстро, чтобы никогда не перейти на уровень сознаваемой осведомленности. Множество наспех «сварганенных» эмоциональных реакций охватывает нас фактически до того, как мы полностью поймем, что происходит. Скоростной режим восприятия жертвует точностью ради быстроты, полагаясь на первые впечатления, реагируя на общую картину или на самые впечатляющие аспекты. Таким образом вещи воспринимаются сразу как целое, а реакция не требует времени для вдумчивого анализа. Яркие элементы могут определить впечатление за счет тщательной оценки деталей. Огромное преимущество заключается в том, что эмоциональный ум считывает эмоциональную реальность («он сердится на меня»; «она лжет»; «он огорчился») в одно мгновение, вынося простые интуитивные суждения, которые подсказывают нам, к кому надо относиться настороженно, кому верить, кто страдает. Эмоциональный ум – наш радар для обнаружения опасности; если бы мы (или наши предки в процессе эволюции) стали дожидаться, чтобы рациональный ум вынес кое-какие из этих суждений, мы не только ошиблись бы – мы могли бы стать покойниками. Обратной стороной медали является то, что впечатления и интуитивные суждения в силу того, что они выносятся в мгновение ока, могут оказаться ошибочными или вводить в заблуждение. Пол Экман полагает: быстрота, с которой эмоциям удается овладеть нами, прежде чем мы полностью осознаем, что они уже пришли в действие, необходима для обеспечения их высокой адаптивности. Они мобилизуют нас для реагирования на события, требующие ответных действий, без потери времени на обдумывание – надо ли реагировать, и если да, то как. С помощью разработанной Экманом системы обнаружения эмоций по едва уловимым изменениям выражения лица можно прослеживать микрореакции, мелькающие на лице менее чем за полсекунды. Экман и его сотрудники установили: внешние проявления эмоций начинают обнаруживать себя изменениями в мимической мускулатуре в течение нескольких тысячных долей секунды после события, запускающего реакцию. Физиологические изменения, типичные для данной эмоции, например резкий отток крови и учащенное сердцебиение, также занимают всего лишь доли секунды. Такая быстрота особенно оправданна при сильной эмоции (страх или внезапный испуг). Экман утверждает, что, формально говоря, полный разгар эмоций занимает очень короткое время, продолжается всего лишь секунды, а не минуты, часы или дни. Он рассуждает так: если бы какая-то эмоция надолго завладевала мозгом и телом независимо от изменения обстоятельств, то речь уже шла бы о плохой адаптации. Если эмоции, вызванные одним-единственным событием, неизменно продолжали бы владеть нами и после того, как событие миновало, и независимо от того, что дальше происходит вокруг нас, то чувства служили бы нам плохими советчиками. Чтобы эмоции дольше сохранялись, пусковой механизм должен срабатывать непрерывно, фактически снова и снова вызывая эмоцию, как, например, потеря любимого человека заставляет нас все время горевать. Если чувства упорно нас не покидают, как правило, это настроения, приглушенная форма эмоций. Настроения определяют аффективный тон, но они в меньшей степени формируют наше восприятие и поведение, чем накал эмоций. Сначала чувства, потом мысли Поскольку регистрация и ответная реакция у рационального ума занимает чуть больше времени, чем у эмоционального, то «первое побуждение» в ситуации, возбуждающей сильные эмоции, исходит не от головы, а от сердца. К тому же существует и второй вид эмоциональной реакции, более медленной, чем живой отклик: она сначала «закипает» и «варится» в наших мыслях и только потом приводит к переживанию. Второй путь к запуску эмоций оказывается более осмысленным: мы, как правило, вполне отдаем себе отчет в мыслях, которые к нему ведут. В таком виде эмоциональной реакции задействована более длительная оценка. Наши мысли, или познавательная способность, играют ключевую роль в решении, какие эмоции будут возбуждены. Стоит только произвести оценку («Этот водитель такси обманывает меня» или «Этот ребенок просто прелесть»), как тут же следует подходящая эмоциональная реакция. При более медленной последовательности процессов чувству предшествует более полно сформулированная мысль. Эмоции посложнее, вроде смятения или опасения по поводу приближающегося экзамена, следуют длительным маршрутом, на развертывание которого уходят минуты, – те эмоции, которые проистекают из мыслей. В противоположность при последовательности процессов быстрого реагирования чувствование, видимо, предшествует мысли или возникает одновременно с нею. Скоропалительная эмоциональная реакция торжествует в ситуациях, связанных с необходимостью примитивного выживания. Положительная сторона быстрых решений заключается в том, что они в мгновение ока мобилизуют нас, чтобы мы могли справиться с чрезвычайными обстоятельствами. Наши самые сильные чувства представляют собой непроизвольные реакции, и мы не можем знать, когда они прорвутся. «Любовь, – писал Стендаль, – подобна лихорадке, которая возникает и исчезает независимо от воли». Не только любовь, но и все наши раздражения и страхи, охватывающие нас, вовсе не выбраны нами. Поэтому они могут послужить нам неким алиби. «Дело в том, что мы не выбираем эмоции, которые у нас возникают», – замечает Экман. Это позволяет людям оправдывать свои поступки тем, что они находились во власти эмоций. Точно так же, как есть два пути возникновения эмоций – быстрый и медленный, один через непосредственное восприятие, другой через осмысление, – существуют еще и эмоции, возникающие по требованию. Примером служат актерские приемы с намеренным вызыванием слез, которые наворачиваются на глаза, когда на помощь приходят печальные воспоминания. Однако актеры просто больше, чем остальные люди, поднаторели в умышленном использовании второго пути к эмоциям – чувствования через размышления. Хотя мы не можем выбрать, какие именно эмоции запустит та или иная мысль, мы очень часто можем выбрать, и действительно выбираем, о чем нам думать. Так же, как какая-нибудь сексуальная фантазия может привести к переживанию сексуальных чувств, так и счастливые воспоминания приводят нас в хорошее настроение, а грустные мысли погружают в задумчивость. Но рациональный ум зачастую не решает, какие эмоции мы «должны» испытывать. Чувства, как правило, приходят к нам как fait accompli[65]. Рациональный ум обычно контролирует протекание этих реакций. За несколькими исключениями мы не решаем, когда нам впадать в ярость, печалиться и т. д. Условная, детски невинная реальность Эмоциональному уму свойственна ассоциативная логика; он воспринимает элементы, которые символизируют реальность или вызывают воспоминание о ней, чтобы быть таким же, как эта реальность. Вот почему сравнения, метафоры и образы обращаются непосредственно к эмоциональному уму, точно так же, как и искусство – романы, фильмы, поэзия, песни, театр, опера. Великие духовные учителя, такие как Будда и Иисус Христос, трогали сердца своих учеников, говоря на языке эмоций, обучая их с помощью притч, преданий и сказок. И в самом деле, религиозные символ и ритуал не имеют почти никакого смысла с рациональной точки зрения; они выражают себя на языке сердца. Логика сердца – эмоционального ума – хорошо изложена Фрейдом в его концепции мышления по типу «первичного процесса»[66]. Это логика религии и поэзии, психоза и детей, сна и мифа (как сформулировал Джозеф Кемпбелл, «сновидения – личные мифы; мифы – разделенные сновидения»). Первичный процесс – ключ к пониманию смысла таких произведений, как «Улисс» Джеймса Джойса: при мышлении типа первичного процесса свободные ассоциации определяют течение повествования; один объект символизирует другой; одно чувство вытесняет другое и представляет его; целое конденсируется в частях. Времени не существует, нет никаких законов причины и следствия. В первичном процессе нет даже такого понятия, как «нет»; возможно все. Отчасти психоаналитический метод представляет собой искусство расшифровывать и разгадывать смысл ассоциаций. Если эмоциональный ум следует этой логике и ее правилам, заменяя один элемент другим, то вовсе не обязательно определять вещи с помощью их объективных особенностей. То, как они воспринимаются, не имеет никакого значения. Вещи таковы, какими кажутся. То, что напоминает нам что-то еще, может оказаться гораздо более важным, чем то, что «есть на самом деле». В эмоциональной жизни отличительные черты фактически могут походить на голограмму в том смысле, что одна-единственная деталь заставляет вспомнить целое. Как указывал Сеймур Эпштейн, в то время как рациональный ум устанавливает логические связи между причинами и следствиями, эмоциональный ум не проводит различий, соединяя вещи, которые просто-напросто имеют сходные, привлекающие внимание черты.