В этот момент он словно очнулся. – Нет-нет! Я из Швейцарии. Работаю на одну фармацевтическую компанию из Берна. – Ну и отлично, – сказала женщина и протянула руку: – Рейчел Прю. – Джеймс Салливан. Теперь, заполучив его имя, она могла немного расслабиться. Они говорили о Европе и Америке. И о путешествиях. Он был умен, да и внешне вполне привлекателен. И хотя он ни разу не упоминал про жену или детей, Рейчел заметила белую полоску вокруг загорелого безымянного пальца его левой руки. Мужчина, который, будучи в отпуске или в командировке, снимает обручальное кольцо, заходя в бар… Для того чтобы разобраться, зачем он это делает, не нужен спецагент ФБР. – Ну а вы чем промышляете? – спросил Джеймс. – Писатель. Ну, пытаюсь им стать. – Вы пишете? Вот оно что! И что вас подвигло на это? У Прю была в запасе одна история, довольно близкая к истине, – о разводе, после которого остались сбережения и желание повторно утвердиться в новой для себя жизни. Но она постеснялась использовать это теперь – правда, сама не поняла почему. Прежде чем она успела придумать что-нибудь новое, ее новый знакомый поднял левую руку и показал на бледный след на пальце. – Вот почему я сейчас чертов турист. Три недели уже. Вот и причина. Сам все объяснил. Рейчел расслабилась. – Ничего, со временем станет легче. Довольно скоро, – пообещала она. Ее собеседник приподнял бровь. – А сколько это длилось у вас? – Восемь месяцев. – Ах, – сказал он, а потом допил свой мартини и махнул бармену, чтобы тот налил еще. И многозначительно посмотрел на Рейчел. – А вы? – Почему бы нет? Спасибо, мистер Салливан. Когда прибыли новые порции напитков, Джеймс спросил, как долго она была замужем. Ей даже не захотелось врать. – Шесть лет. А вы? – Восемь. – Он взял с тарелочки маслину. – Насколько я понимаю, он у вас проштрафился. – Конечно. – Завел роман на стороне? – уточнил мужчина, а потом поднял руку: – Простите, теперь я вмешиваюсь не в свое дело. Но Прю даже сама удивилась, когда сказала правду: – Он ударил меня. Джеймс опустил руку, и его мрачное лицо настолько исказилось от боли, что ей даже захотелось погладить его по руке и сказать, что все в порядке. Но она сдержалась. Наконец он произнес глубоким и холодным голосом: – Ну что же, надеюсь, он получил лишь единственный шанс сделать это. – Конечно, – солгала Рейчел, не решившись открыть всю правду. На самом деле понадобилось четыре года из шести – четыре года бесконечной наивности и веры в то, что человек, который выражает собственное разочарование кулаками, может чудесным образом измениться. Вспоминая себя в те годы – а это ведь было не так давно, – она тяжело вздохнула. После следующего глотка она сменила тему беседы. В сторону политики. В начале года Америка привела к присяге своего первого афроамериканского президента, и в стране, особенно среди левых, царил оптимизм. Прю даже замечала этот оптимизм среди знакомых радикалов, хотя их энтузиазм шел бок о бок с выжиданием. Ведь независимо от цвета кожи человек, избранный главой государства, был все-таки, прежде всего, политиком. Джеймс отнюдь не смутился такой переменой темы, и Рейчел спросила, что он думает о Мартине Бишопе. Он поставил свой бокал и уклончиво покачал головой. – Трудно что-либо сказать на основании одной-единственной лекции. Прю была разочарована тем, что он не признался, что знаком с Бишопом. А ей так хотелось знать, что собой представляет Мартин Бишоп, этот подающий надежды политический агитатор, и какой у него интерес к фармацевтической отрасли. – Он прирожденный оратор, – заметила она. – Таких много, – сказал Джеймс, – особенно в Америке. Нас растят торговцами – мы сами себя продаем. Таких парней, как Бишоп – и столь же умных, – хоть пруд пруди. И нет никаких оснований думать, что именно он свернет горы. – У меня сложилось впечатление, что вы с ним знакомы. – Да нет, что вы, – ответил Салливан, нахмурившись. – Я просто считаю, что парень вроде него… Это просто мошка перед лицом глобальной власти корпораций. Рейчел сдержала инстинктивный смех, но ее собеседник заметил с трудом подавленную улыбку и пожал плечами. Потом загудел его телефон. Он вытащил его и прочитал сообщение. На его лице появилось разочарование. – Вот черт! Опаздываю на встречу, – сказал он, слезая с табурета. – Встреча в отпуске? – Таких вещей, как отпуск, вообще не существует. – Джеймс помахал своим телефоном. – Только не в этом деле. – Что ж, жаль. – Я бы с удовольствием встретился с вами еще, но вечером у меня самолет. Нет даже минуты свободного времени. – Ну тогда как-нибудь в другой раз. Мужчина протянул руку, но рукопожатие показалось его новой знакомой немного формальным жестом. Хотя чего она хотела? Дружеского поцелуя? – Очень приятно было познакомиться с вами, Рейчел Прю. Продолжайте писать. Уверен, у вас все получится, – сказал Салливан. – Лучше, чем у Мартина Бишопа? Джеймс усмехнулся. – В этом я не сомневаюсь. Позже Рейчел передала куда нужно свои фотографии с лекции и попросила коллег в Вашингтоне дать информацию на Джеймса Салливана, сотрудника швейцарской фармацевтической компании. Она почти не удивилась, когда получила ответ: никакого Джеймса Салливана, который работает на какую-либо международную компанию, зарегистрированную в Швейцарии, не существует. Такого имени не значилось на этой неделе ни в списках гостиниц в Районе Залива, ни в полетных листах всех рейсов, запланированных на вечер двадцать пятого сентября… Глава 04 Родители Ибрагима Ансари приехали в США из Пакистана по студенческим визам еще тридцать лет назад. Мариам работала врачом-педиатром, а Файзаль – преподавателем политологии в университете Мэриленда. Сейчас оба сидели вместе с Рейчел в приемном отделении больницы «Маунт Синай». Она сообщила им, что их сын не арестован, однако ситуация очень серьезная. Он вступил в подрывную организацию, «и если бы не его нынешнее состояние здоровья, то находился бы сейчас в бегах». Восемнадцатого июня во время поездки на автобусе «Грейхаунд» из Балтимора в Ричмонд двадцатичетырехлетнего Ибрагима свалила аневризма мозга. Он находился в коме шесть часов и вышел из нее лишь ранним утром понедельника. Теперь был вторник, и Прю заехала сюда, в местное отделение на Федерал-Плаза, по дороге на Манхэттен. И еще захватила с собой Тэда Пирса, молодого агента, которому предстояло выступить в качестве свидетеля. Ансари перевезли из отделения интенсивной терапии в отдельную палату. Его голова была плотно обернута в бандаж и забинтована, чтобы закрыть ту часть черепа, которая была удалена хирургом, чтобы добраться до мозга. – Я знаю, что творят ваши люди, – раздраженно повторяла Мариам. – Нет у вас ничего на этого Мартина Бишопа. Ровным счетом ничего! И чтобы не потерять лицо, вы ловите подростков, совсем еще детей, которые не могут постоять за себя. И все для того, чтобы, когда Конгресс спросит, куда потрачены деньги налогоплательщиков, вы перечислили бы им этих детей в больницах. – Мариам! – укоризненно проговорил Файзаль. – Что Мариам? – огрызнулась его жена. – Я осмотрела комнату сына. Он даже не упаковал сумку. Как он собирался исчезнуть, не взяв с собой никаких вещей? Даже чтобы переодеться? Скажите мне это, женщина! – Лорен Харрисон, – начала перечислять Рейчел, – Фрэнк Селлерс, Лора Нелл, Сун-И-Ко, Кайл Вандербильт, Даниела Пиотровски. Вот уже шестеро, кого я вспомнила навскидку. И кто исчез точно таким же образом. Один отправился в бакалейную лавку и не вернулся. Двое выбрались из окон своих спален. Остальные пропали по пути на работу. Ни один из них не захватил сменную одежду. И все оставили свои сотовые телефоны. – Ты еще слушаешь? – Мариам гневно посмотрела на мужа. – Она говорит нам, что они не оставили пояснений, просто исчезли. Наш сын тоже не оставил – значит, он, должно быть, пытался стать террористом! – Повернувшись к Рейчел, она бросила: – А вам не мешало бы пройти курс логики! Для того чтобы поговорить с Ибрагимом, Прю не нуждалась в согласии его родителей. Она знала, что так будет, и Пирс даже предлагал вообще пропустить эту перепалку с ними. Но Рейчел знала, как трудно придется ФБР, если родители поднимут шумиху позже, так что вызвала их заранее и напросилась на эту беседу. Она достала из портфеля тонкую манильскую папку и сказала: – Хорошо понимаю ваши чувства. – Едва ли! – огрызнулась мать Ибрагима. – Дай же ей сказать, – попросил Файзаль. – За истекшие сорок восемь часов, – сказала Рейчел, – Бюро едва не захлебнулось от потока сообщений о без вести пропавших. И все это – молодые люди, в возрасте от восемнадцати до тридцати двух, и значительная часть их – студенты колледжа вроде вашего сына. Они все исчезли в воскресенье, в тот же день, что и Бишоп. Конкретно из этой группы найдены лишь двое. – Сколько их? – спросила Мариам. – Сколько их, чтобы вот так травить моего сына? – Сто двенадцать, – продолжала Прю. – По всей стране. И это число растет с каждым часом. Беседа застопорилась – родители Ибрагима молча уставились друг на друга. – Эти люди никак не намекнули на то, что собираются исчезнуть, но при этом почти все они были связаны с группой Мартина Бишопа. Электронные письма, дискуссионные группы, комментарии. Вот. – Рейчел передала Файзалю папку. Он открыл ее, и Мариам, устав сверлить агента ФБР своим сердитым взглядом, заглянула мужу через плечо и тоже принялась читать. – Где вы раздобыли это? – не поднимая головы, спросил мистер Ансари.