Эрин едва не рассмеялась. – Думаю, мы стали неисправимыми пессимистами. – Но надо же сохранить хоть немного веры в правительство, – сказал Барнс. – Мы тупо суемся в те страны, где ни черта не понимаем, мы сидим сложа руки, когда на наши города обрушивается стихия, и мы позволяем нашим школам превращаться в дерьмо. Несмотря на все это, есть одна вещь, в которой мы действительно хороши, – находить людей, которые не хотят быть найденными. Глава 07 Кевин Мур был одним из многих. Таких, как он, здесь было еще одиннадцать человек: каждому около двадцати, каждый окончил колледж и полон революционного пыла. Всю группу временно поселили в ветхом двухэтажном доме, неподалеку от подножия Черной горы в Вайоминге. Они вместе готовили, ели и мыли посуду. У них даже были одинаковые псевдонимы – всех парней звали Джорджами, а девушек – Мэри. В самом начале, когда им это сказали, одна из девушек подняла руку. – А если мы – трансгендеры?[18] – Тогда вам самим решать, – сказала высокая зеленоглазая Мэри, которая до этого открыла дверь и приветствовала Кевина и Трейси в «антифашистской зоне». Мур сначала не понял, в чем задумка с одинаковыми именами – как они могли контактировать между собой, если в помещении находилось более двух человек? Но через несколько дней до него все-таки дошло: при общении в группах люди были вынуждены смотреть друг на друга, встречаться взглядами. Конкретный «Джордж» идентифицировался не по имени, а по направлению, в котором смотрел говорящий, по тому, чье лицо говорящий хотел бы увидеть. И все эти пристальные взгляды постепенно сблизили их. Кевин не раз представлял себе, что произойдет после того, как он окажется в подпольной организации. Он предполагал нечто более схожее с его воинской службой или с палестинскими тренировочными лагерями, которые он помнил по старым кинофильмам. Там занимались усиленной строевой подготовкой, преодолевали бесчисленные препятствия и стреляли по мишеням в пустыне. Но здесь, хотя учебная стрельба тоже являлась составной частью их режима, она казалась не такой важной, как те слова и речи, которые заполнили все дни пребывания на новом месте. Они читали книги. Дом был битком забит беллетристикой и книгами по политологии и истории, и днем они садились в круг по шесть-семь человек и горячо обсуждали пороки и беды современного общества. Это называлось «Тайным семинаром». Как сказал Муру как-то Джордж, застреливший женщину в «Форде», у каждого человека свои собственные счеты с действительностью. Джордж из Огайо рассказал о старшем брате, славном худощавом юноше, который за пять лет превратился в безработного, ожиревшего, больного диабетом неудачника. А все потому, что закрылся завод, где он работал, а обществу было наплевать на то, что с ним произошло. – Сочувствие, – сказал он членам группы. – Цивилизация без сочувствия не стоит того, чтобы ее поддерживать. Мэри из Луизианы – именно она спрашивала о трансгендерах – с головой ушла в детали гендерной политики и даже в одежде американского потребителя увидела репрессии общества и склонение к издевательству над собой. – Если мы не соответствуем определенному набору качеств, нас просто игнорируют. От такой пустой траты времени выть хочется. В гендерном вопросе Трейси не выражала ни малейшей дву-смысленности. Она утверждала, что цивилизация родилась с фатальной болезнью: патриархатом. Хотя бывшая официантка называла это по-другому: «Всем заправляют мужики». Всю свою юность Трейси работала на мужчин и больше не могла выносить их физическое и экономическое господство. На третьем «Тайном семинаре» она рассказала, как ее первый босс в ресторане в Восточном Сакраменто убеждал ее, что минет существенно поможет ее карьерным перспективам. Живя от зарплаты до зарплаты, девушка сдалась – и через полгода, когда начальник переехал в Санта-Круз, была уволена. – Больше всего я ненавижу себя, – сказала она, – но ненавижу и его – за то, что он вызвал у меня такие чувства. Мэри из Луизианы сочувственно похлопала ее по спине. Пожав плечами, Трейси продолжила: – Знаете, люди говорят, что террористы ненавидят Запад за наши беспилотники и комиксы про Мухаммеда. Или, может быть, за нашу свободу. Но дело не в том. Они ненавидят нас из-за наших женщин. Это страх. Страх, что их женщины наконец отомстят им за все столетия унижений. В глазах сердитых и решительных западных женщин они видят зловещее предзнаменование. Они могут вытеснить христиан, евреев и индусов с их земель, но никогда не смогут прожить без женщин, и в любой момент эти женщины могут воткнуть им нож в спину. Поэтому они закутывают женщин в паранджу, отрезают им клиторы, всячески подавляют их. Буквально на днях они похитили сто двадцать девочек в Нигерии, потому что те просто получали гребаное образование. Наступила тишина. Такое переключение на международную сферу оказалось слишком резким, и Трейси отчетливо увидела это в глазах остальных. – Таково мое наблюдение, – добавила она. – Я лишь хочу сказать, что ублюдки, которые отрезают головы и забивают женщин камнями до смерти, – это такой же враг, как и американское правительство. Проблема лишь в том, что они вне нашей досягаемости. Пока мы не можем их достать. Но после того, как мы изменим Америку, мы перенесем революцию на другие континенты и доберемся до них. Когда настала его очередь, Кевин заговорил о том, каково быть чернокожим в расистском обществе – о неестественном почтении, которое он якобы должен демонстрировать полиции, о собеседованиях при приеме на работу, которая по умолчанию достанется белому кандидату. – Белому мужчине, – заметила Трейси, и Мур кивнул, признав, что она права. – Но расизм касается не только рас, – продолжал он. – Это то, что выдумали богатые люди, чтобы рабы, получающие зарплату, чувствовали себя получше. «Радуйся, что не родился черномазым! Злишься, что нет работы? Ну не стоит обвинять в этом меня – просто тот мексиканец согласен работать за половину твоего жалованья!» Они никогда не говорят, что, типа, «Я плачу ему половину того, сколько я плачу тебе». Нет, это, видите ли, мексиканец виноват в том, что доведен до полного отчаяния и вынужден работать за гроши. – Молодой человек покачал головой. – Богатые умны. Вот почему и нам не мешало бы тоже поумнеть. Во время этих дискуссий, когда каждый рассказывал о чем-то своем, Кевин заметил, что все разделяют единственную нужду, которую никак не удовлетворяла жизнь в Америке: востребованность. Все эти Мэри и Джорджи чувствовали себя подобно иностранцам в их собственной стране, отделенным от господствующей тенденции американских убеждений. Поэтому они покинули свои дома в поисках новой, лучшей семьи, с которой могли бы наконец ощутить настоящий комфорт. И тесное пространство, в котором они сейчас находились, вовсе их не смущало. Во время этих семинаров всплыл один важный вопрос: сколько же их таких набралось? Не только тех, кто сбежал в безопасное место, чтобы скрыться от преследования правоохранительных органов, начавшегося с попытки ареста Бишопа и Миттага в Нью-Джерси. Как насчет тех, кто еще никуда не уехал? Насколько глубокие корни могла пустить в американском обществе их группа? Какой процент американцев чувствует себя отчужденными от Америки? Пять процентов? Пятнадцать? Сорок пять? Один из Джорджей радостно заметил, что когда в России произошла большевистская революция, число коммунистов было просто ничтожным. Оружие хранилось в подвале, в ящиках. Коктейль из полуавтоматических и охотничьих винтовок, пистолетов и шестизарядных револьверов, собранных на оружейных выставках, на чердаках у родителей, украденных из шкафов и сейфов у друзей. Каждый день они разбирали оружие и поднимались на гору, где стреляли по сосновым шишкам, на которые приклеивали разрисованные смайликами липкие бумажки. Иногда на деревьях висело по десять или двадцать сосновых шишек, на всех были листочки со смайликами, и лишь на одном листке было написано слово «СВИНЬЯ». Задача заключалась в том, чтобы поразить именно свинью-копа и больше никого не задеть. – Так в этом и состоит наш план? – спросил Джордж из Висконсина. – То есть однажды мы все выйдем из подполья и начнем мочить копов по всей Америке? Зеленоглазая Мэри покачала головой. – Думаешь, они не станут в тебя стрелять? Научись сперва защищаться, уважаемый. Я же, со своей стороны, не хочу стать мученицей. По крайней мере, пока… Кевин со своей военной подготовкой показал отличные результаты в стрельбе, заслужив уважительные взгляды и одобрительные оклики товарищей. Он заметил, что днем они теперь слушали его намного внимательнее, как будто его навыки в обращении с оружием являлись отражением более здравого рассудка. Когда зеленоглазая Мэри спрашивала, что он думает по тому или иному вопросу, головы всех присутствующих поворачивались к нему в ожидании ответа. Правда, сам он не был уверен, нравится ему это или нет… Глава 08 Лу Барнс предоставил Рейчел кабинет, комнату пятнадцать на двадцать футов, без окон, в которой, как и в старом конференц-зале, можно было оглохнуть даже от звука работающего кондиционера. Полсон также приказал выделить значительный бюджет из подконтрольного фонда. И хотя, по сути, это были гроши, но все же лучше, чем ничего. Прю пыталась сохранять оптимизм. Сотрудников для нее отбирали из других отделов. Четыре аналитика, отвечавших за один из национальных регионов – Запад, Средний Запад, Юг и Северо-Восток, – делили между собой три стола, в то время как у двери стоял еще один – для Рейчел. Эшли, тот самый «первоклассный бухгалтер», о котором на совещании говорила Эрин Линч, пришла в сопровождении рабочего, который катил на тележке ее компьютер. Для Дага, сотрудника, которого Прю выклянчила себе из киберотдела, места не нашлось, но он мог вполне обойтись и так. Она привлекла двух специальных агентов. Оба в течение прошлого года работали под прикрытием внутри «Бригады». Вообще, из шести агентов ФБР, которые просочились в эту группировку, лишь один, Освальд, восемнадцатого июня получил команду перейти на нелегальное положение. Другой тайный агент – женщина, следившая за одной из новообращенных по имени Трейси Хилл, – была найдена застреленной в собственной машине посреди пустыни в штате Невада. Несмотря на подозрения, прямых улик на то, что убийство как-то связано с ее профессиональной деятельностью, все-таки не было… Джанет Фордем, одна из привлеченных спецагентов, оказалась крошечной пятидесятилетней женщиной, которая так разволновалась из-за нехватки сидячих мест в помещении, что Рейчел предложила ей собственный стул. Фордем уселась и потерла угол глаза мизинцем. – Жаль, что пока нет новостей от Освальда, – проговорила она наконец. – Поступило лишь одно-единственное сообщение, после чего он исчез. – Что вы думаете по этому поводу? – спросила Прю. Джанет вздохнула. – Ну он-то в порядке. Освальд год работал под прикрытием в Новом Орлеане. Он не расколется, я точно знаю. Но если он не сможет нам ничего передать, что толку от него? Тогда он бесполезен. – Но ведь это же не просто так? – нахмурилась Рейчел. – Простите, не поняла? – Если он не может ничего вам передать, значит, видимо, их держат в строгой изоляции. И что-то замышляют. Фордем снова потерла глаз. – Не знаю, Рейчел. Мне пока непонятно. Даг был двадцатипятилетним уроженцем Западной Виргинии, и в его речи ощущался сильный «горный» акцент, который не исчез даже после учебы в Йельском университете. Он давно взломал сервер «Министерства пропаганды» и всякий раз определял его местонахождение, когда получал доступ к страничке администратора. Тот, даже с учетом IP-маскировки, всегда выходил в сеть из разных мест: один раз его отследили в Луизиане, другой – на Аляске. По мнению Дага, администрированием сайта занималось много людей, каждый из которых всплывал где-нибудь однажды, а затем, возможно, никогда не возвращался. – Но как они общаются между собой? – спросила Прю. Хакер пожал плечами. – АНБ все время прочесывает мобильные сети. Пока ничего не нарыли. Очевидно, они используют телефоны – здесь другого выбора нет, – но предпочитают одноразовые мобильники. На электронной почте у нас ничего нет. Мы подозреваем, что они используют множество методов. Одноразовые мобильники. Распределенные аккаунты. Временные папки. Газетные объявления. Курьеры. Но прежде всего используется личный контакт. – По-видимому, Бишоп много перенял у нас… – Или из дешевых триллеров, – кивнул Даг. – Прощупайте связи «Аль-Каиды»[19], – предложила Эшли, а потом подошла и вручила ему белый бумажный пакет. Каждый день бухгалтер ходила в «Фого де Шао», бразильский стейк-хаус, на фирменный «обед гаучо». Рейчел испытывала особую нежность к послеобеденной Эшли, хорошо заправленной и пахнущей жареным мясом. Днем они с Дагом пытались решить, как разделить между собой и просмотреть гигабайты онлайн-переписки Мартина Бишопа, недавно полученные по каналам АНБ. Когда в дверь постучали, оба подняли головы: в комнату вошел мужчина лет сорока с короткой стрижкой и лысиной. Протянув руку, он подошел к столу Рейчел. – Мисс Прю? Я Оуэн Джейкс. Очень рад познакомиться. Ваш отчет по Сан-Франциско – просто класс! Рейчел неуверенно пожала ему руку и спросила, откуда он. – Разве вам не сообщили? – удивился Джейкс и закатил вверх глаза. – Почему же я тогда не удивлен? Я только что приехал в город. Меня послал Лу Барнс. – Мне показалось, что, по мнению Лу, мы лишь впустую тратим его деньги. Оуэн подмигнул собеседнице. – Он ведь обычно последним начинает все понимать, не так ли? В том, как уверенно Джейкс вошел в ее кабинет и как он небрежно дразнил своего босса, ощущался скорее неуклюжий флирт. Рейчел посмотрела на Дага, который, по-видимому, решил не выдавать свое мнение на этот счет. – Что же, присаживайтесь, – ответила она. – Давайте выясним сначала, зачем он вас сюда послал. – Да, конечно, – сказал вновь прибывший, а потом взглянул на хакера. – А вы кто, простите?