Все посмотрели на высокого, глупо улыбающегося юношу в зеленовато-голубом балахоне. Его звали Эйден, и он окончил Академию искусства в Эстрамнадоне меньше десяти лет назад. Арион преподавала ему созвучия повышенной сложности. Талантливый мальчик. Оглядев его друзей, она узнала и некоторых из них тоже. Самые младшие все еще учились в Академии. Эйден примирительно поднял руки. – Послушайте, мы все вместе решили, что в праздничную ночь воде вряд найдется лучшее применение, чем изваять из нее статую фэйна Лотиана! Разве нет? – Он усмехнулся своим сообщникам. Некоторые улыбнулись в ответ и сдавленно захихикали. – Ну не пить же ее было? Эйден пошатнулся, остальные засмеялись. – Ты пьян! – воскликнула Арион. – Я-то не виноват. – Эйден указал на Макарету, тоже бывшую ученицу Арион (робкая как мышка, интроверт с удивительным даром скульптора). – Она слишком долго возилась с чертами лица. Она у нас перфекционистка, знаете ли. Макарета поморщилась и покраснела одновременно. Пьяны были они все. – Вы решили изваять скульптуру из реки Шинары? – спросила Арион. – Прямо здесь, на площади?! – Разве я не гений? Мы хотели, чтобы статуя улыбалась и подмигивала проходящим мимо людям! Позади них пожилая фрэя с кашлем поднялась на ноги. Она пыталась убрать с лица слипшиеся волосы и озиралась по сторонам. – Моя лавка! Ее больше нет! – Видите, что вы наделали? – спросила Арион. – Не будь меня, не вмешайся я вовремя, она могла утонуть! Эйден посмотрел на старушку и пожал плечами. – Ну и что? Она же не из миралиитов. Лотиан убедительно доказал, насколько никчемны остальные сословия. Если они не в силах позаботиться о себе сами, то не заслуживают того, чтобы жить! Макарета отшатнулась. Вероятно, выпила меньше остальных, а кроме того, успела хорошо изучить свою наставницу. Арион зашипела, сжала руку в кулак, призывая огонь, и обратила Эйдена в живой факел. Он пронзительно закричал, и площадь ярко осветилась скользящими по телу заводилы языками пламени. Остальные бросились удирать со всех ног. Оглядываясь, они морщились при виде сгорающего заживо приятеля. В ужас пришла даже пожилая ремесленница из сословия нилинд. Она испуганно закрылась рукой и глядела на юношу вытаращенными глазами. Арион быстро дунула, будто тушила свечу. Пожиравший Эйдена огонь исчез. Бывший студент дрожал, но с виду был цел. – Иллюзия! – прошептала Макарета. Арион шагнула к Эйдену. – Теперь ты куда трезвее! – Она окинула его яростным взглядом, и когда заговорила снова, тон ее был сух. – Беда с вами, молодыми, вот в чем: вы считаете себя неуязвимыми. Закон Феррола мешает мне тебя убить, однако это вовсе не значит, что ты невосприимчив к травмам. – Она шагнула ближе. – Как думаешь, насколько больно прожить тысячу лет без кожи? Могу устроить. Если услышу от тебя подобные речи, то так и сделаю! Это всех вас касается! Любого из вас! Ведь все мы фрэи. Поняли? Все кивнули, причем энергичнее всех Эйден. – Теперь уберите хлам и возместите ущерб за все, что нельзя починить, иначе клянусь Ферролом, я вас… Они бросились исполнять, не дожидаясь окончания фразы. Арион успела поймать Макарету прежде, чем она присоединилась к друзьям. – От тебя я такого не ожидала! Мне казалось, ты умнее. Занимайся лучше своими скульптурами и картинами. Они прекрасны, а нашему миру красота очень нужна. Слишком много уродства вокруг! Посмотреть ей в глаза Макарета не осмелилась. – Мне хочется думать, что Искусство нужно для вещей более существенных, чем красивые картины и резьба. Арион кивнула. – Возможно, только вовсе не для вещей, бессмысленных до такой степени. – Она обернулась к гробнице Фенелии. – Вырезанное из камня – это красота и истина, живущая вечно. * * * На следующее утро стало немного спокойнее. Участники празднества спали, и Арион с нетерпением ждала своего первого дня в качестве наставницы принца. Проходя через Сад Эстрамнадона, на скамье перед Дверью она заметила свою мать. Арион не видела Нирею по крайней мере пять сотен лет, однако та ничуть не изменилась. Все то же облако длинных белоснежных волос, все та же прямая спина и, пожалуй, та же белая ассика, в которой она была во время их последней встречи. Нирея куталась в складки однотонного шелка. Старшая фрэя казалась настолько древней, будто пережила все цвета. – Здравствуй, мама. – А, это ты, – равнодушно проговорила Нирея, не скрывая разочарования. Арион ожидала другой реакции – более язвительной, но мать продолжала сидеть, сложив руки на коленях, глядя мимо дочери на заветную Дверь. – И все? – спросила Арион. – Мы не виделись половину тысячелетия, и это все, что ты можешь мне сказать? Нирея повернулась к ней лицом, склонила голову набок и прищурилась, изучая дочь. – С бритой головой ты выглядишь нелепо. Еще ты слишком худая и бледная. Думаю, тебя редко выпускают на воздух, раз уж ты стала такой знаменитой чародейкой. – Мама, я Мастер Искусства! Миралииты не чародеи, а Мастера Искусства. Чародеи показывают фокусы, используя ловкость рук. Мастера Искусства поднимают горы, управляют погодой и меняют направления рек. – Ты используешь чары. Значит, чародейка. – Нирея снова перевела взгляд на Дверь. «Прежней осталась не только ассика», – подумала Арион. Она опустилась рядом с матерью. Несмотря на избыток места, та поморщилась и отодвинулась подальше. Арион тоже непроизвольно выпрямилась и расправила складки, сожалея, что утром надела ярко-желтую ассику с изысканной голубой окантовкой. Они сидели молча, слушая певчих птиц на деревьях, журчание ручьев и миниатюрных водопадов, которые искусные мастера совершенствовали на протяжении многих веков. Арион посмотрела на Дверь по другую сторону дорожки. Многократно выкрашенная в белый цвет Дверь была едва различима в сплошной стене, сверху ее венчал купол. Плющ и цветущие лозы винограда заплели строение много веков назад, однако поверхности Двери не касался ни один побег. Перед ней стояли скамьи для посетителей, чтобы они могли сидеть и созерцать простой белый вход. – Хорошо выглядишь, – рискнула начать Арион. – Мне нравится твоя ассика. Новая? – Нет. Арион подождала. Нирея хранила молчание. – Как там Иэра? – Не знаю. Я не разговаривала с твоим отцом несколько веков. – О, я не знала. – Арион убрала тоненькую кайму из виду. – Селеста больше не со мной. Так что я снова живу одна в своем маленьком домике. – Наверняка он сбежал от грязи. – Она, мама, не он. Селеста была… Впрочем, неважно. Арион поймала себя на том, что сутулится, и снова выпрямилась. «Почему я позволяю ей так со мной обращаться? Я ведь больше не дитя, проживающее свой первый век. И я вовсе не никто, теперь я…» – Меня назначили наставницей принца, – сказала Арион. – Насколько я понимаю, учить его ты будешь отнюдь не вере в господа нашего Феррола, – заметила мать, не отрывая глаз от Двери. – Разумеется нет, мама. Я – миралиит. Причем уже почти тысячу лет. – А, ну да, – без тени удивления проговорила Нирея. Ее слова будто пропитались бесцветным, лишенным запаха ядом. – Знаешь, многие матери гордились бы дочерью, занявшей такое высокое положение при дворе фэйна. Нирея издала носом звук, недостаточно громкий для фырканья и слишком громкий для вдоха, но явно неодобрительный. – Будь наш фэйн преданным умалином, а не миралиитом-безбожником, я бы с тобой согласилась. – Мама, мы не безбожники. По крайней мере, не больше других. – Да что ты? Я слышала иное. Миралииты утверждают, что Искусство возвысило их над всеми остальными. Некоторые даже объявили себя богами. Ни разу ни один из представителей других сословий не делал столь кощунственных заявлений! – Рхуны считают богами инстарья. Почему ты на них не в претензии? – Это совсем другое. Рхуны – не фрэи. Они лишь на одну ступень выше кроликов. Боги им видятся повсюду. Инстарья – единственные фрэи, которых они встречали, и я не слышала, чтобы кто-нибудь из них объявлял себя богом. Про миралиитов такого сказать не могу. К тому же то, что себе напридумывали рхуны, не имеет ровным счетом никакого значения. Наверняка муравьи считают богами мышей. Феррола подобные убеждения ничуть не принижают. – Если бы ты нашла время поговорить с самими миралиитами и не основывала свои предположения на слухах, то обнаружила бы, что идею божественности разделяет отнюдь не большинство из нас. – И ты в их числе? – спросила Нирея. – Нет. Нирея разгладила несуществующие складки на своей ассике.