Данни скользнула взглядом по ее длинным ногтям, покрытым красным лаком, и пожалела, что пришла сюда. Но, не сделай она этого, потом бы горько пожалела, мысленно возразила себе Данни и судорожно сглотнула подступивший к горлу ком. Фов ободряюще улыбнулась: — Не волнуйся, я тебя не тороплю. Ну, рассказывай! И Данни выплеснула все, что ей с утра хотелось рассказать подруге. Как и предупреждала Роза, француженка попросила ее в деталях описать свои переживания, поделиться с ней сокровенными желаниями и планами на будущее. Слова для откровенного ответа нашлись сами собой. — Мне не хочется даже думать, что я должна вернуться к прежнему образу жизни! — в сердцах воскликнула Данни, завершая свой монолог. — Я стала совсем другой, пока жила здесь! Фов долго молчала, уставившись в окно. Данни терпеливо ждала решения своей участи, поглаживая черного лабрадора, положившего голову ей на колени. — А ты понравилась собаке, — сказала Фов и улыбнулась. Данни кивнула, мысленно отметив, что это обстоятельство вряд ли послужит основанием для того, чтобы ее здесь оставили. Тяжело вздохнув, Фов встала и, подойдя к окну, села на подоконник, скрестив на груди руки. На ней были те же джинсы, что и в день приезда сюда Данни. — Не знаю, что и сказать тебе, милочка, — наконец проговорила она. Данни едва не застонала от отчаяния: вот он, роковой отказ, которого она так панически боялась! — Однако, — добавила француженка, улыбнувшись, — мой внутренний голос подсказывает, что торопиться с отказом не стоит. По-моему, все это нужно обсудить с Айвеном. Мне важно услышать его мнение о тебе. — Он еще ничего не знает, — поспешно сказала Данни. — Я решила поговорить сначала с вами. Фов удивленно вскинула брови. — В таком случае я, пожалуй, поговорю с ним сама: в конце концов, мы партнеры. Данни покинула этот кабинет с тем же тревожным чувством, с которым вошла в него. Участь ее так и не была решена. Айвен заметил, что Данни чем-то огорчена, когда они встретились на арене, но, по-видимому, подумал, что она волнуется по поводу предстоящего шоу. — Сегодня мы с тобой тренироваться не станем, — заявил он и увлек ее к выходу с манежа. — Алдоус будет проводить здесь генеральную репетицию перед выступлением. А мы отдохнем и посмотрим фильм. — Фильм? — удивилась Данни. — О чем? — О цирке, разумеется. О чем же еще! — ответил Айвен, обнимая ее за плечи. Впервые за это утро на душе у Данни полегчало. «Ах, если бы все кинотеатры были такими же уютными и удобными!» — подумала она, усаживаясь на диван напротив экрана в гостиной, окна которой были плотно зашторены. Это была единственная комната в доме, где имелся телевизор с видеомагнитофоном. Видеофильм, который они собирались посмотреть, был посвящен истории цирка — от древних времен и до современной эпохи. Создатели фильма включили в его сюжет и бои гладиаторов, и жестокие схватки людей с хищниками на арене, и «Большой цирк компании “Ринглинг-Барнум”» в Америке. Данни узнала, какие цирки-шапито разъезжают по свету, какие оригинальные трюки и фокусы выдумывают актеры в разных странах, какое используется при этом хитроумное оборудование. Немало полезного почерпнула она для себя, внимательно следя за оригинальной техникой работы на трапеции знаменитых артистов. — Восхитительно! Феноменально! — то и дело восклицала она, хлопая в ладоши. Айвен был очень доволен такой ее реакцией. — Я знал, что тебе понравится, — с улыбкой сказал он. Они посмотрели и кадры с бесстрашным Элвином Бейлем, исполнителем трюка на колесе-юле, и головокружительный номер воздушного гимнаста Фатини из Блэкпула, и выступления дрессированных львов и тигров. Когда кино закончилось, Данни позабыла о своих опасениях и тревогах, ее темно-зеленые глаза светились восхищением и восторгом. — Мне хочется сейчас же отправиться в цирк и летать на трапеции под куполом, как птица! — воскликнула она. — Я готова жонглировать и делать сальто до бесконечности, пока хватит сил! — Я в этом и не сомневаюсь, — ответил Айвен. — Ведь у тебя врожденный талант цирковой актрисы. — Ты так считаешь? — опешила Данни. Ей никто раньше такого не говорил, если не считать родителей, полагавших, что у нее природный дар все ломать и крушить. Собравшись с духом, Данни рассказала Айвену о разговоре с Фов. — Теперь понятно, почему она попросила меня пообедать с ней, — сказал Айвен. — Как она отреагировала на просьбу оставить тебя в цирке? — По-моему, без особого энтузиазма, — пожала плечами Данни. Айвен погладил ее по волосам и плечам, словно маленькую, и улыбнулся: — Фов не любит выказывать эмоции. Она предпочитает казаться загадочной дамой, невозмутимой, как китайский мандарин. Но ты произвела на нее хорошее впечатление. — Мне бы очень хотелось здесь остаться, — призналась Данни. — Я нигде еще не встречала таких дружелюбных и милых людей. Здесь я чувствую себя свободной, раскованной. Ты меня понимаешь? — Конечно, малышка! — Айвен поцеловал ее в лоб. — Но тебе пора идти, Данни! Уже одиннадцать часов, тебя ждет на арене Алдоус. А мне еще нужно умаслить этих деревенских идиотов. Нельзя допустить, чтобы они сорвали завтра наше представление! А то еще, чего доброго, устроят здесь пикеты. — Неужели дело может принять такой скверный оборот? Данни не на шутку встревожилась. Ей вовсе не хотелось бы стать участницей шумного скандала или быть застигнутой врасплох фотокорреспондентами бульварного журнала и попасть на страницы «Сан» или «Ньюс» в обнаженном виде. Что скажут родители! Она побледнела как мел. — Может быть, все обойдется, — сказал Айвен. Понимая, что ей самое время уйти, Данни кивнула ему на прощание и побежала в шатер разыскивать Алдоуса. В субботу Данни проснулась с таким странным ощущением, словно наступило рождественское утро или же по крайней мере утро последнего дня летних школьных каникул. Вечером ей предстояло участвовать в большом шоу. Она страшно волновалась. И для этого у нее имелись две веские причины. Во-первых, в цирке ей предстояло выступать впервые. Во-вторых, это первое выступление должно было неминуемо стать и последним. Раздираемая противоречивыми чувствами — радостью и огорчением, — она и отправилась на завтрак. После завтрака Фов предложила всем актерам пройти в гостиную и посмотреть костюмы. Данни ждала, что француженка скажет ей что-то ободряющее. Со вчерашнего утра ни Фов, ни Айвен не обмолвились ни словечком о просьбе оставить ее в цирке. А уж он-то мог хотя бы намекнуть: ведь эту ночь он провел в ее постели. Эта ночь показалась Данни необыкновенной еще и потому, что могла стать последней наедине с возлюбленным. В субботу вечером ей предстояло участвовать в сексуальном шоу для избранных, но она не была уверена, что в нем будет участвовать Айвен. А потому отдавалась ему неистово. Стрелки часов показывали, что до пяти осталось десять минут, когда Фов, идущая впереди Данни по коридору, замерла, прекратив вилять бедрами в обтягивающей черной юбке, и, подбоченившись, окинула взглядом гостиную. Данни заглянула через ее плечо в комнату и обмерла: ее взору открылись десятки рядов вешалок со множеством ярких костюмов. Подобно драгоценным украшениям эти великолепные наряды сверкали и переливались всеми цветами радуги. Здесь были изделия из атласа, шелка, лайкры, газа, в большинстве своем — прозрачные и легкие, как паутина. Бедра миниатюрной француженки снова пришли в движение, и следом за ней артисты вошли в помещение. Выстроившись в ряд, они стали терпеливо ждать, пока Фов отберет для каждого из них наряд: пару гаремных атласных шаровар, полупрозрачную розовую сорочку или трико шута с белыми и черными ромбами. — Это для тебя, — проворковала француженка, протягивая Данни ее костюм. Он был сшит из небесно-голубого шифона и представлял собой короткое воздушное платье, абсолютно прозрачное. Именно последнее обстоятельство омрачило радость Данни, что немедленно заметил Айвен. — Не огорчайся, моя сладенькая! — прошептал он ей на ухо. — Ты будешь выглядеть в нем великолепно! — Но как же я предстану в таком наряде перед незнакомыми людьми? — воскликнула Данни. — Тем более их наберется едва ли не триста человек! — Ты станешь украшением финальной части представления, малышка! — Айвен ободряюще хлопнул ее по круглой попке. — Только помни, что ты обязана обворожить всех своей внешностью и очаровать искусством любви. Фов не дала Данни времени на то, чтобы возразить: она вручила ей нечто, похожее на бикини. Сделанное из черного атласа, изделие имело пикантные особенности. В бюстгальтере имелись прорези, а на трусиках — большой вырез в промежности. Отверстия были обшиты серебристо-белыми блестками, очевидно, чтобы привлечь к ним внимание окружающих. — А это ты накинешь на плечи. — Фов протянула Данни черную пелерину из шифона и тафты с усыпанным блестками воротником и большим капюшоном. — Под капюшоном мне будет легче скрыть краску стыда, — пробормотала Данни, вертя пелерину в руках. Фов и Айвен переглянулись и пристально посмотрели на нее. Француженка положила руку ей на плечо. — Мы решили, что ты можешь остаться в цирке, если не передумала. Смысл этих слов дошел до Данни не сразу. — Это правда? Вы не шутите? Фов и Айвен широко улыбнулись, и француженка чмокнула Данни в обе щеки. — Добро пожаловать в «Эротический цирк», — хрипло сказала она, несколько взволнованная случившимся. Моментально взяв себя в руки, француженка громко хлопнула в ладоши, привлекая к себе внимание присутствующих. Алдоус, Гвидо, Рэнди, Миа и сестры-близнецы, Летти и Роза, обернулись и посмотрели на нее. — Довожу до вашего сведения, — объявила Фов, — что Данни стала постоянным членом нашего маленького, но сплоченного коллектива. Это сообщение было встречено всеобщим ликованием. Айвен откупорил бутылку шампанского и, разлив его по бокалам, стоявшим на подносе на лакированном сервировочном столике, предложил тост: — За Данни! — За Данни! — хором прокричали все, поднимая бокалы. Виновница торжества засветилась от радости. Теперь она действительно почувствовала себя артисткой труппы «Эротического цирка». Спустя некоторое время, разобрав костюмы, все разошлись по комнатам. Данни пригласила Алдоуса, галантно вызвавшегося донести ее наряд, к себе выпить чего-нибудь освежающего: их комнаты находились рядом. — У меня от шампанского пересохло в горле, — рассмеявшись, сказала она. — Странно, правда?