– Это кто тебе сказал? – повернулся к нему Мишка. – Торгат меня охотиться учил, вы от смерти спасли. Женщины ваши мне одежду шьют. Так чем вы мне не семья? Отец твой, братья, ну и остальные все, – закруглился Мишка, не желая вдаваться в подробности. – Ладно, хватит языками чесать. Пошли париться. – Что? Еще раз? – охнул Илкен. – Еще два раза, – безжалостно усмехнулся Мишка. От бани до дома Илкен плелся на подгибающихся ногах с блаженной улыбкой на губах. Увидев Мишку сидящим на лавке у бани с вещами в руках, Глафира подхватила уже приготовленные мыльно-рыльные принадлежности и понеслась на смену мужикам. Сидевший на лавочке Мишка, который после парной едва мог пошевелиться, увидев тетку, одобрительно кивнул и, едва ворочая языком, посоветовал: – Мама Глаша, ты, прежде чем на каменку подкидывать, попробуй сначала. Я там под себя натопил. – Разберусь, Мишенька. А ты в дом ступай. Я там тебе пива принесла. После баньки самое оно станет. – Цены тебе нет, мама Глаша, – рассмеялся Мишка и, воспрянув, как та птица, поспешил в дом. На столе, в большом запотевшем кувшине и вправду было настоящее домашнее пиво. Не бог весть что, но в данной ситуации это был напиток богов. Приложившись к кувшину, Мишка долгими глотками проглотил едва не треть содержимого и, оторвавшись, простонал, утирая губы: – Живой. Вот ей-богу, живой. Пиво разбудило зверский аппетит, и парень, решив не дожидаться тетки, принялся совать нос во все горшки и чугунки. Найдя большой чугунок с кашей, он нарезал толстыми ломтями свежий хлеб и, навалив себе полную миску, повернулся к Илкену, чтобы уточнить, как он насчет поесть. Но как оказалось, все было напрасно. Паренек, свернувшись клубочком на лавке и подсунув под голову кулак, сладко спал. Покачав головой, Мишка снял с гвоздя свой кожушок и, осторожно накрыв его, вернулся к столу. Расправившись с кашей, он вспомнил про вяленую рыбу и, порывшись в одном из мешков, вернулся к питию пива. Вернувшаяся из бани Глафира, застав эту картину, с загадочной улыбкой достала с полки чашку и, скромно поставив ее перед Мишкой, тихо сказала: – Ты пей, пей. У меня еще есть. – Ну, мама Глаша, удивила, – тихо рассмеялся Мишка, наливая ей пива. – Думал, решишь квасом это дело закончить. – Я, сынок, не всегда старой была, – рассмеялась в ответ женщина. – Да и муж мой непутевый тоже не всегда пьяницей горьким был. Было время, и в баню вместе ходили, и выпивали на праздники. Да только он меры не знал. Вот и вышло, как вышло. – Бог ему судья, – отмахнулся Мишка, подвигая ей уже очищенную рыбку. – А ты у меня, мама Глаша, еще очень даже ничего. Одни глазища чего стоят. Озера. – Скажешь тоже, – отмахнулась Глафира, слегка розовея от незамысловатого комплимента. – Как есть, так и говорю. Красавица у меня мамка, – глотнув пива, отрезал Мишка. – Ты мне вот что скажи, что нам с торга домой надо? – Муки если только, – чуть подумав, пожала женщина плечами. – Огород мы с Марфой вскладчину вскопали. И нам, и ей. Солонина есть еще. Ты вон рыбы привез всякой. Черемша уже пошла. Так что хорошо все, Мишенька. – А у Марфы с мукой как? – спросил Мишка, понимая, что про подругу тетка вспомнила не просто так. – Плохо, – тихо вздохнула женщина. – Тебе спасибо, не голодают, но и сытыми бывают редко. – Я им там два бочонка рыбы соленой отдал из свежего улова. Скажи ей, если пустые бочонки есть, пусть с мальчишками передаст. Все равно еще ловить и солить буду. Так и нам и ей насолю. – Спаси тебя Христос, сынок, – вздохнула Глафира, погладив его по руке. – Давай спать ложиться, мама Глаша, – улыбнулся ей Мишка, допивая пиво. – Завтра дел много. На торг ехать надо. – Ты заимку-то поставил? – вдруг спросила тетка. – Поставил. Шесть шагов на девять. Из лиственницы. И печка есть. Не такая, как в избе, но тоже греет хорошо. И коптильня есть. Так что, как сезон начнется, можно будет не только солониной разжиться, но и копчениями всякими. – Неужто и золото нашел? – еле слышно ахнула Глафира. – Т-с-с, забудь это слово, – цыкнул Мишка усмехнувшись. – Потом. – Как скажешь, сынок, – понятливо закивала женщина. Мишка поднялся и, помыв руки под рукомойником, завалился на свою лежанку, уснув едва ли не раньше, чем уронил на подушку голову. А вот проснуться ему пришлось с первым светом. Все тот же неугомонный петух принялся орать под окном, вырвав парня из сладкого забытья. Усевшись, Мишка тряхнул головой, отгоняя сонную одурь, и, глянув на лавку, где оставил гостя, удивленно проворчал: – Еще один неугомонный на мою голову. И когда вскочить успел? Умывшись и посетив знаменитый скворечник, он нашел оставленный теткой горшок с молоком и, привычно позавтракав, принялся сортировать пушнину. Перед продажей неплохо было бы знать, сколько и чего есть в наличии. Расправляя и разглаживая роскошные меха, Мишка мысленно прикидывал, сколько бы все это стоило в его время. Даже по самым скромным оценкам тут было пушнины примерно на пять миллионов рублей. Одних соболей было десять связок по пять шкур. Черно-бурые лисы, песцы, куница, обычная лиса. Мишка так увлекся, что вздрогнул, когда в дом вошел Илкен. – Тебя где носило? – поинтересовался Мишка, укладывая пушнину в мешки. – На берег ходил. Лодки смотрел. Старик сказал, туда важный господин приходил, тебя искал. – Урядник, что ли? – не понял Мишка. – Нет. Сторож сказал, из депо. – А, инженер, – кивнул Мишка. – После торга к нему схожу. А ты пока тут посиди. – Скучно, – скривился Илкен. – Скучно, в сенях топор возьми и дров наколи. Тетке нужно будет для нас обед готовить. Вот и поможешь. – Сделаю, – легко согласился паренек. Хлопнув его по плечу, Мишка затянул ремень с кобурой и, накинув нечто среднее между армяком и пиджаком, отправился на рынок. Но стоило только ему выйти на площадь, как он нос к носу столкнулся с урядником. Завидев парня, толстяк приосанился и, расправив усы, кивнул: – Ну, здравствуй, Михаил. – И вам здоровья, Николай Аристархович. Как служба? – Слава богу, Миша. Да только человечек у нас пропал. – Как пропал? – удивился парень. – На службе расчет взял, вещи собрал и как в воду канул. – Так, может, уехал куда? – предположил Мишка, уже понимая, о ком пойдет речь. – Некуда ему ехать, Миша. Под запретом он, – вздохнул урядник. – А за кого речь, Николай Аристархович? – спросил Мишка. – Савва-грек. Слышал про такого? – И даже видел, – кивнул Мишка. – Он вон в той лавке сторожем был. Странно, что уйти решил. Место вроде хлебное. Хозяин не особо вредный. – Вот и я удивился. В тайге не сталкивались часом? – Да Бог с вами, дядя Николай, – рассмеялся Мишка. – Куда сторожу в тайгу? Да и я не пешком ходил. Вельботом против течения. Туда на веслах грести замучаешься. – Бог с ним, – кивнул урядник. – А ты-то как сам? – Заимку поставил, дядя Николай, – с гордостью усмехнулся парень. – Я там вам привез кое-чего. Да и дело к вам есть. – Тут Мишка подмигнул толстяку, давая понять, что дело непростое. – Вы вечером в участке будете? – Ну а как же. Опять отчет писать стану, – удрученно вздохнул урядник, для которого составление бумаг было казнью египетской. – Ну так я дела сделаю да забегу. А сейчас, прощенья прошу, по купцам пробежаться надо. – Никак для хантов чего прикупить решил? – догадался толстяк. – Вас не обманешь, – усмехнулся Мишка кивая. – Пушнины на продажу дали. – К Ефрему зайди, – тихо посоветовал урядник. – У него, окромя солонины, еще много чего найдется. Скажешь, я послал. – Благодарствую, дядя Николай. А вы вечером меня дождитесь. Потолкуем, – напомнил Мишка, разворачиваясь в нужную сторону. * * * – Вот, значит, как, – задумчиво поворчал урядник, пальцем перекатывая лежащий перед ним холщовый мешочек. – Думаешь, если у них хорошие винтовки будут, так и хунхузы нас обойти не смогут? – Ну, в верховья, к каменной голове, точно не пройдут, – решительно кивнул Мишка. – Ханты с ними не связываются, потому, как вооружены слабо. Это охотники, им все эти разборки и даром не нужны. Но если бандюки к их реликвиям полезут, кровью умоются. – Как ты сказал? Разборки? – удивился толстяк. – Ну, ссыльные так свои споры называли, а я услышал, – тут же выкрутился Мишка. – Считаешь, «Арисаки» им в самый раз станут? – продолжал допытываться урядник.