— Катюша, матрикул — это вообще другое, это старое название студенческой зачетки, нечего щеголять словами, которых не знаешь. — Ну мать, включила училку. Ну свидетельство твое зачем? — Понятия не имею. «Все страньше и страньше» — как говаривала Алиса в стране чудес. Но зато мы можем не торопиться. Вернее, я могу не спешить, а ты займись своими делами, еще в какой-нибудь музей сходи, раз уж приехала в Питер. — Нет, матушка, я тебя в этой стране Чудес должна страховать, я пойду с тобой! — Еще чего не хватало, тебя кстати в гости и не звали! — Ну хорошо, провожу тебя до подъезда и буду где-нибудь поблизости пастись, а ты обещай мне, что, если что, — сразу позвонишь. — Если что, например? — Ну мало ли что…. В шпионы тебя вербовать начнут… — Умная ты у меня девка, но дура редкостная. Какой от меня прок, где я шпионить буду, в студенческом буфете что ли? — Ну ладно, мама, я просто за тебя волнуюсь, как-то все вокруг тебя турбулентно. Они неспешно позавтракали, долго пили кофе, смотря в окно на темную улицу в желтом сиротском свете фонарей. Ноябрьский мрак, сырость и слякоть навевали какую-то беспробудную печаль. Ксения Петровна вдруг пожалела, что сменила рингтон. Все же оптимистический пионерский голос, который призывал «Встань пораньше, встань пораньше, встань пораньше, только утро замаячит у ворот, ты увидишь, ты увидишь, как веселый барабанщик в руки палочки кленовые берет!» — как-то побуждал жить, действовать и внушал оптимизм. А теперь будет печальный Окуджава петь про то, как в теплую землю зароет косточку. Меланхоличненько, как сказала Катя. Ксения Петровна оторвала взгляд от окна и заметила, что из дальнего угла зала на нее пристально смотрит прилично одетый, привлекательный молодой человек. Смотрит и взгляда не отводит. «Манеры так себе, — решила Ксения Петровна, — значит не маньяк, можно не беспокоится». В номере она молча сидела и смотрела, как Катя причесывается, наводит марафет, выбирает одежду, потом долго разговаривает по телефону с Васькой. Ксении было слышно, как на длинные материнские тирады, внук отвечает короткими «ну», «ладно», «само собой», «оки». Единственный вопрос, который задал сам Васька был о маньяке-геронтофиле, нашли ли его уже и не съел ли он до этого нашу бабушку. Катя сообщила, что бабушка жива, относительна здорова и даже может с ним сейчас поговорить. Но Васька решил, что утренних уроков жизни с него хватит и ограничился передачей пламенного привета бабуле. Катерина попросила передать трубку отцу и все повторилось по новой: длинные рассказы и наставления Катерины и лаконичные мужские ответы: «угу», «так точно», «ладненько». «Когда ты приедешь? — удалось изобрести вопрос и Игорю. «Не знаю, может, еще на пару дней задержусь. Сам видишь, тут все как-то непросто». «Ну ладно, пламенный привет теще», — закруглил разговор Игорь. Ксения Петровна подумала, что после пожара в Горелово, пламенные приветы звучат немного двусмысленно. За всей этой суетой незаметно пролетело время. Они доехали на метро до Балтийской, Катерина проводила мать до подъезда Галининого дома, поцеловала ее и еще раз наказала, если что, звонить незамедлительно. Немного подумала, и неумело перекрестила Ксению Петровну. Ну ты с ума сошла, Катерина. Прямо как в бой провожаешь или на казнь. Иди гуляй с богом, ничего со мной не случится. Глава двадцать седьмая Галина усадила ее в то же уютное кресло, что и в прошлый раз, и предложила чаю или кофе. Денисова еще не было. Ксения не стала приставать к Галине с расспросами, ведь та же ясно дала понять по телефону, что только выполняет поручение своего американского приятеля. Они пили кофе, ругая ноябрьскую погоду, бездарные реформы высшей школы, вопиющую безграмотность блогеров, — перескакивая с одной темы на другую. Ксения видела, что Галину, как и ее самое, уже начало утомлять это старушечье брюзжание, в котором они барахтались, как мухи в паутине. Наконец, минут через двадцать раздался звонок и в комнату вслед за хозяйкой вошел запыхавшийся Эндрю Денисов. Он долго и церемонно извинялся за опоздание, сославшись на то, что ему пришлось ждать одной важной информации, без которой сегодняшний разговор был бы невозможен. Человек, который ею располагал, задержался и вот… Галина в это время заварила на кухне кофе и поставила чашку и сахарницу изящной формы перед американским гостем. Дорогая Ксения Петровна, — как-то торжественно начал Денисов, не притронувшись к кофе. Я вам сейчас буду предлагать некоторых странных вопросов, не удивляйтесь и ответьте, если Вам это возможно. Ксения заметила, что, наверное, от волнения, акцент в речи Эндрю-Андрея стал слышнее и с грамматикой…Впрочем, о чем она, дура, думает. Какие еще странные вопросы. Все страньше и страньше, все чудесатее и чудесатее.. — Хорошо, я попробую. А в чем собственно дело? — С Вами в последнее время не произошло ничего необычного? — В последнее время необычного-то хоть попой ешь, — подумала Ксения, — а вслух спросила: что Вы имеете в виду, что значит «необычного»? — Какие-то странные события, эксцессы.. — Был такой эксцесс на днях, Вы, кажется, о нем уже знаете — сгорела дача, вернее коттедж в пригороде, в Горелово, где я жила. Вместе с моим чемоданом. — А почему Вы там жили? — Меня одна знакомая пригласила туда пожить, это дача ее родственников. — Хорошая знакомая? Давно знакомая? — Нет, недавняя знакомая. А почему Вас, собственно, интересуют подробности? — А где сейчас эта Ваша знакомая? Как ее имя? — Понятия не имею, где она сейчас. Зачем Вам ее имя? Что это за допрос, я ничего не пойму. — Дача сгорела, и Вас чуть не раздавила машина. — Чуть не задавила, — механически поправила Ксения. — Да-да, едва не задавила, я в этом был свидетель. — Ну и что из этого следует, я ничего не понимаю. — Ладно, оставим пока это. Теперь другой странный вопрос. Можно посмотреть Вашу метрику? — Метрику? == Свидетельство о рождении. Галина попросила Вас иметь его с собой? — Да, вот оно. А зачем? — недоумение Ксении Петровны росло в геометрической прогрессии. — Денисов раскрыл свидетельство о рождении — Значит, Вы родились 2 февраля 1959 года. — Ну да и что из этого следует? — И Ваши родители Морозов Петр Николаевич и Морозова Надежда Викторовна? — И это там написано черным по белому. Господин Денисов, я не понимаю, в чем дело, Ксения начала уже терять терпение. — А вы прочитали тот номер журнала «Ledies and gentlemen» (в денисовской англоязычной версии название журнала сильно похорошело), что был рекомендован? — американец снова резко перескочил на другую тему. Ксения Петровна уже не на шутку рассердилась и забыла о правилах хорошего тона — Послушайте, господин Денисов, мне эти загадочные расспросы и допросы порядком надоели. Я не понимаю, какое право Вы имеете пытать меня этими вашими многозначительными вопрошаниями. Не могли бы Вы сразу и прямо сказать, в чем собственно дело. В противном случае, спасибо за кофе и за прелестную компанию, и разрешите откланяться. Ксения засунула свидетельство о рождении в сумку и начала вставать с кресла. — Ксения Петровна, дорогая, не торопитесь, пожалуйста, сядьте, — мягко проговорила Галина. — Ситуация действительно странная и запутанная, и я понимаю Эндрю, который не знает с чего начать. И все его вопросы взаимосвязаны и не случайны. Пожалуйста, выслушайте спокойно, это очень важно прежде всего для Вас. Ксения опустилась назад в кресло и поставила на колени сумку, демонстрируя своей позой, что она пошла на компромисс, но остается в предстартовой позиции. Эндрю — Андрей сделал большой глоток кофе, вздохнул и сказал: «Ну что ж, скажу прямо и главное. Вы Ксения Петровна — не Морозова, ваши родители не Петр Николаевич и не Надежда Викторовна, хотя родились вы 2 февраля 1959 года. — ЧТОООО? Что Вы несете господин Денисов, это какой-то идиотский розыгрыш что ли? Психологический эксперимент? Галина, а Вам не стыдно принимать участие в таких экзерсисах? Вы замеряете мою реакцию для какой-то статьи что ли? — Ну вот, потому я и не хотел сразу все выложить прямо, — удрученно сказал Эндрю. — Но я Вас и дальше буду фраппировать. Мы с вами в некотором роде родственники. Ксения уже ничего не могла выговорить и только открывала рот, как задыхающаяся в полиэтиленовом пакете свежепойманная рыбешка. — И вы имеете еще родственников в United States, точнее имели. Айрин Митчелл, чей перевод интервью напечатал журнал «Ledies and gentlemen», — Ваша сестра Ирина, родная сестра and my cousin, не совсем родная cousin. Эндрю от волнения начал временами переходить на английский и оглянулся на Галину, прося ее помощи. Галина с несколько виноватой улыбкой обратилась к Ксении: «Ксения Петровна, должна перед Вами покаяться. Я немного привирала, когда говорила, что я ни о чем не знаю и только связная, передающая просьбы Эндрю. На самом деле на днях Андрей Павлович посвятил меня в перипетии этой сложной и действительно странной истории. Я могу попробовать сейчас ее связно пересказать, а Эндрю меня поправит, если что-то подзабуду или перевру. Рассказ будет длинным и местами, почти неправдоподобным, но тем не менее он правдив, и практически все факты проверены и подтверждены документально. Тут на господина Денисова работала целая команда. Но об этом он Вам сам расскажет попозже, если Вас это заинтересует, а пока нам тут предстоит в некотором роде пересказ индийского фильма о разлученных сестрах. В этот момент неожиданно откуда-то, как показалось Ксении, из ее живота, раздался хрипловатый голос Булата Окуджавы: «Виноградную косточку в теплую землю зарою»… Ксения подумала, что она окончательно сошла с ума или попала на какой-то немыслимый перформанс с сеансами чревовещания и раздачей слонов. — Это, наверное, Ваш телефон, Ксения Петровна, — кивнула на сумку, которую Ксения все еще судорожно прижимала к себе, Галина. Звонила, конечно, Катерина, чтобы справиться все ли у матери в порядке. — Да все… все совсем не в порядке, Катя. Твоя мать в полном шоке и ауте. Катя тревожно закудахтала в трубке, а Галина, переглянувшись с Эндрю, сказала: «А Вы зовите свою дочь сюда, ее эта история тоже непосредственно касается. Можно я ей сообщу адрес?». Галина мягко взяла из рук все еще пребывающей в ступоре Ксении мобильник и пригласила Катю прийти, назвав номер дома и квартиры и сообщив, что здесь идет очень важный для Ксении Петровны и всей ее семьи разговор, и Катя может и даже должна на нем тоже присутствовать. Катерина появилась буквально через семь минут, наверное, караулила у подъезда. Во время недолгой церемонии знакомства, усаживания Кати на принесенный из кухни стул, приготовления для всех кофе Ксения Петровна сидела в своем уютном кресле как на электрическом стуле, ожидая чего-то жуткого, но неизбежного, и не могла понять, хочет ли она оттянуть момент «истины» или уж перед смертью не надышишься.. Галина, взглянув еще раз на Денисова, кивнувшего ей с облегчением и одобрением, начала свой рассказ, который действительно чем-то напоминал сюжет индийского фильма, только в советских декорациях, без песен и танцев. Глава двадцать седьмая