— По-вашему, истории Доннер и Беккера как-то связаны? — поинтересовалась Тарджен. — Какие-либо выводы делать пока рано, — ответил Сидовски. — Если сегодня ничего не произойдет, — сказала Тилли, — Беккеры огласят призыв о розыске Дэнни на завтрашней пресс-конференции. Мэрия сейчас рассматривает вопрос о вознаграждении. То же самое фирма Натана. Мы покажем телезрителям последнюю домашнюю видеозапись с Дэнни. Может, это что-то нам даст. Приехал художник по фотороботам. Микелсон и Сидовски проводили его в небольшой кабинет, где дожидался Натан. Сидовски присел на край дубового стола, на котором в золоченой рамке стояла небольшая фотография Дэнни: он сидит на руках у матери, оба улыбаются. Рамку Сидовски мягким движением отодвинул в сторонку и посмотрел на часы. Больше часа Натан с художником бились над составлением эскиза похитителя Дэнни, но пока безуспешно. Натан уже начинал выходить из себя. — Постарайтесь расслабиться, мистер Беккер, — посоветовал Микелсон. Было такое множество лиц, и все они сливались. Помимо бороды, Натан помнил лишь некоторые детали. На БАРТе этого человека вообще никто толком не зафиксировал. По всей видимости, похититель знал о тамошних камерах наблюдения и прилежно их избегал. Не исключено, что это был преследователь, неотвязно карауливший свой золотой шанс. Но почему Дэнни Беккер? Из рассказа Натана Беккера напрашивался вывод, что похищение сына перед его глазами длилось не больше полсекунды. Фактически иголка в стоге сена. Натана распирало гневливое отчаяние. И тут в кабинете зазвонил телефон. — Мистер Беккер, а ну-ка! Все устремились в гостиную. Здесь уже были установлены дополнительные телефонные линии — еще два добавочных номера. В считаные секунды «Пасифик Белл» зафиксирует адрес звонящего. Зуммер раздался снова. — Ноб-Хилл! — выкрикнул кто-то адрес, с которого делался звонок. Включились на запись диктофоны, полицейский переговорщик по заложникам надел наушники, готовясь слушать. В руках у него были планшет и ручка, строчить по ходу инструкции Натану. В комнате повисла тишина. Натан глянул на переговорщика. Тот кивнул, и Натан на третьем звонке взял трубку. — Алло. — Он сухо сглотнул. — А, здравствуйте, мистер Брукер. — Натан качнул над трубкой головой (мол, не то). Сидовски подошел к стойке с аппаратурой, нацепил наушники и стал слушать разговор. Офицер на прослушке уже записал в блокнот имя звонящего: «Элрой Брукер, “Нортек”, исп. директор». — Натан, я только что услышал о происшедшем. От меня только что отъехали двое агентов ФБР. Я очень, очень сочувствую. Как вы там с Мэгги держитесь? — Возносим молитвы. — Натан шмыгнул носом. — Мужайтесь, Натан. И никогда не теряйте надежды. — Агенты вам что-нибудь говорили? — Закидывали удочки насчет тебя и нашего проекта. Склонен ли ты к азартным играм, не скопилось ли у тебя неоплаченных долгов, способен ли ты приторговывать инсайдерской информацией. — Вот как? Голос Натана балансировал между гневом и неверием. — Я послал их к чертям и велел заниматься поисками твоего мальчика. Ты один из наших лучших людей. Выдающийся во всех отношениях. Натан считал Брукера неуклюжим старым бесхребетником. — Послушай, Натан. Не буду загружать тебя разговорами. Сейчас я позвоню в правление. Думаю, мы сможем выделить тридцать, а то и пятьдесят тысяч с нашего корпоративного счета пожертвований. Они будут в твоем распоряжении. Пусть это будет награда, выкуп, все, что угодно, лишь бы ваш сын возвратился к вам в целости и сохранности. Как ты знаешь, у нас с Рут у самих девять внуков. И сейчас мы молимся за Дэнни, Мэгги и за тебя. — Спасибо вам, мистер Брукер, — сказал Натан перед тем, как повесить трубку. И уткнулся лицом в ладони. — Мистер Беккер, нам надо продолжить работу над фотороботом, — напомнил Микелсон. Глядя в свои пустые ладони, Натан тяжело шевельнул челюстью. — Это я во всем виноват. Я один. Мне надо было за ним следить. Наш малыш. Ему столько же лет, сколько той убитой девчурке. Что, если… если… О боже! Что я тут делаю? Я же должен идти искать своего сына! Натан, как зомби, двинулся к двери. Дитмайр ухватил его возле порога. На помощь ему пришел Сидовски, и они вместе удерживали Натана, пока тот наконец не сломался и не зарыдал сухо, страшно, без слез. Ночью в доме Беккеров воцарилась гнетущая тишина. Под диваном Сидовски заприметил какой-то предмет, вытащил — оказалась детская бейсболка с логотипом «Джайантс»[16]. По всей видимости, Дэнни. В ткани кое-где застряли светлые шелковистые волосики. В викторианской Европе родители состригали и бережно хранили локоны своих мертвых детей, для памяти. Зазвонил один из полицейских телефонов. Трубку схватил Дитмайр, послушал, отрывисто сказал «Секунду!» и передал ее Сидовски. Это был лейтенант Лео Гонсалес. — Дай мне расклад, Уолт. Сидовски доложил обстановку, глядя через занавески гостиной на полдюжины полицейских машин, фургон наблюдения без опознавательных знаков и репортерские машины у въезда. — Как насчет Доннер, Уолт? Можно вести речь о серийном убийце? — Пока рановато, Лео. — Пожалуй. Отец может опознать плохого парня? — Не знаю. Сейчас составляем фоторобот. — У нас тут люди всю ночь будут искать концы в Бальбоа и Джордан-парке, — сказал Лео. — На помощь бросим отдел нравов и убойников. Прошерстим реестр, посмотрим, что выплывет. Проверяем также тюрьмы и психушки на предмет побегов, уходов, недавних выписок и жалоб соседей. Окрестные дома тоже. Гонсалес обещал к рассвету прочесать весь парк и пройтись с рейдами по барам, борделям и стрип-клубам. — Мэр связывался с шефом. Такая поддержка нам на руку. — Ты говоришь очевидные вещи, Лео. — Извини за твоего нового напарника. В понедельник это должно было официально состояться в отделе. Честь по чести. А тут… — Все нормалек, Лео. — Я тоже тебя люблю, дорогуша. До связи. Позже Дитмайр ушел в кабинет к Натану и художнику. Тарджен находилась наверху с Мэгги. Раст просматривал отчеты. Сидовски одолжил его сотовый телефон. От прессы снаружи мобильник защищали шифрованные частоты. Стремясь улучить минуту уединения, Сидовски прошел на кухню. Там он бродил и оглядывал черно-белый кафельный пол, витражные окна, кружевные занавески, сводчатые двери, ведущие во внутренний дворик. Стол был, похоже, из клена. К дверце холодильника на уровне глаз была магнитом пришпилена газетная вырезка с советами, как себя вести при землетрясении. А при похищениях? Ниже магнитики с утенком Дональдом и Микки-Маусом держали детскую раскраску с накорябанной внизу буквой «Д». Рядом висел календарь со смурфиками[17]. В нем на пятницу, в два часа дня, Дэнни была назначена встреча с врачом. Сидовски набрал номер своего старика в Пасифике. — Але? — Привет, пап. Домой нормально добрался? — спросил Сидовски на польском. — Да хорошо, без проблем. Шестьдесят долларов за такси — ты представляешь? Раньше за такие деньги дом можно было купить. Я вот помню. — Так кто там нынче выиграл? — «Атлетикс», десять — восемь. — Разыгрались, стало быть, с моим уходом? — Ты всю ночь будешь со своим делом работать? Я тут смотрел по телевизору. Худо дело. Аж сердце ноет. — Да, пап. У меня всегда сердце ноет, когда в центре этого оказываются дети. — И что этих сволочуг на такое тянет? Чего им неймется? Безумие, просто безумие. Я б того мерзавца своими руками застрелил. — Пап. Мне с этим делом работы предстоит по горло, но я, как смогу, все равно к тебе вырвусь. — Да уж само собой. — Чем завтра думаешь заниматься? — Надо съездить Джона подстричь. Помнишь Большого Джона? — Отставного водителя автобуса? — Его. Надо ему стрижку сделать. — Вот правильно. Молодец. Ну ладно, пап, мне работать пора. — Конечно. Давай, сынок, лови того гада. И пристрели. — Постараюсь, пап. Ну, пока. Спокойной ночи. Чувствовалось, как тело пробирает усталость. Сидовски сел, налил себе кофе и взял магазинный сэндвич с пастромой.