На работу Гусев опоздал. Он чувствовал себя совершенно разбитым. «Может, обознался, — мучительно раздумывал он, машинально доставая из ящика стола бумаги. — Ведь не первый раз мне этот милиционер чудится. Черт меня дернул в эту машину лезть...» Вскоре Гусева позвали к директору. «Вот оно», — подумал он и на ватных ногах вышел из комнаты. Предчувствие не обмануло его. В кабинете директора сидел хмурый усатый милиционер. Он сурово взглянул на вошедшего. — Вас вызывают в милицию, — сказал директор. — Сейчас. — Зачем? — независимо спросил Гусев и почувствовал, как по спине поползли мурашки. — Там узнаете, — пояснил милиционер. — Вот повестка. К следователю Рудневу. Прошу. «Значит, не обознался, — с тоской подумал Гусев, подходя к зданию горотдела. — Тот был милиционер. Откуда он только взялся? Дьявол...» Он шел как в тумане. Не помнил, как очутился в кабинете Руднева, сел на стул, машинально отвечал на первые общие вопросы. Страх заволакивал сознание. — Подпишитесь. В соответствии со статьями 181 и 182 Уголовного кодекса РСФСР вы предупреждаетесь об ответственности за отказ или уклонение от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний. Гусев потянулся к столу, приподнявшись над стулом, взял ручку. «Если продашь, из-под земли достану, — снова услышал он хриплый голос Зурина, дрожащей рукой выводя фамилию. — Смотри, сволочь...» — Догадываетесь, зачем вызваны? Руднев внимательно смотрел на обвислые, как у мопса, щеки Гусева, на посеревшее от напряжения лицо. На розовой лысине дрожал солнечный зайчик. — Нет... Положив ручку, Гусев опустился на стул. Солнечный зайчик спрыгнул с головы на пол. — Вам знакома фамилия Зурин? — Нет. — А что вы делали в воскресенье? — Был за городом. Весь день. — Понятно... — Руднев вспомнил разговор с Макеевым и усмехнулся: «Какая уж тут очная ставка, если он его не знает? И все воскресенье был за городом?». — И сержанта не узнали? — с иронией спросил Руднев. — Нет. Гусев не понимал иронии. Логика его позиции диктовала ему нелепые ответы, выдававшие его с головой. Но это его не беспокоило: он знал, что ему не верят. Знал, что раз его нашли и он очутился здесь, то у следователя есть и другие, помимо показаний сержанта, доказательства пребывания его в машине Зурина. Но сам он ничего не скажет. Он будет все отрицать. Вопреки логике и смыслу. Потому что ему страшен не уголовный кодекс, а Зурин, его дружки, которым ничего не стоит ради любопытства воткнуть ему «перо» в спину. Руднев вздохнул, закурил. Все ясно. Дальше можно не продолжать. Начинался «диалог со стенкой» — так Руднев называл допрос, когда свидетель все механически отрицал или замыкался в себе. Чтобы двинуться дальше, нужно обязательно установить причину такого поведения и устранить помехи. То есть переключиться на родственников, друзей, знакомых, воздействуя уже через них. А это время... — Глупо ведете себя, Гусев, — покачал он головой, — очень глупо. Для начала придется вызвать мать. Может, она знает Зурина. Сказав это, Руднев и не подозревал, что нечаянно угодил в самую точку. Гусев побледнел. Да, мать видела в тот день их втроем: его, Зурина и Веронику. Она не будет скрывать, она скажет все. И тогда ему конец. Все равно конец. — Я, действительно, знаю Зурина, — глухо произнес он. — Немного. — Давно бы так, — заметил Руднев. — Но я ничего не помню. Я был сильно пьян. Я не помню, как очутился дома. — Это беспредметный разговор, — Руднев интуитивно почувствовал, что нащупал вдруг слабое место Гусева. — Ну что же, тогда спросим мать и выясним, насколько вы были пьяны. И все остальное. — Не надо, — попросил Гусев. — Она очень больна. Я расскажу. Только без протокола. Можно? Мать не переживет, если со мной что-нибудь случится. Вы не знаете Зурина. Я боюсь его... Руднев помолчал, неопределенно пожал плечами. — Я ничего не могу обещать вам заранее. Возможно, мы и учтем ваше заявление. Не в ущерб интересам следствия, разумеется. Гусев благодарно закивал. Перед ним снова забрезжила хоть какая-то надежда. — Так ваша мать знает Зурина? — Руднев хотел проверить свою догадку о причине неожиданного поворота в поведении Гусева. — Да. — Он что, переодевался у вас? — Нет. Просто она видела его утром. — Ау кого он переоделся? — У Куркиной. Руднев разложил перед Гусевым пачку фотографий, изъятых при обыске у Зурина. — Здесь ее нет? — Вот она, — Гусев показал на фото блондинки в пляжном костюме. — Как ее зовут, адрес, где работает? — Вероника. Отчества не знаю. Живет на Строительной, дом 7. Работает в парикмахерской на Гоголевской. — Кто-нибудь еще видел вас у Куркиной? — Утром, когда мы приехали на машине, видела соседка. Ее дом рядом. А потом, когда Зурин переоделся, никто не видел. Руднев позвонил Макееву и сообщил только что полученные данные. — Понятно, выезжаю. Руднев положил трубку и посмотрел на Гусева. — Так как это произошло? Расскажите по порядку. Гусев сосредоточенно наморщил лоб. — Я зашел к нему утром, часов в десять. Мы немного посидели, выпили. Потом сели в машину и поехали в клуб швейников, купили билеты в кино. Зурин позвонил своей бывшей жене, позвал ее. Она отказалась. И тут мы встретили Веронику. Денег уже не было. Зашли ко мне. Я взял деньги у матери. Мы купили водки и поехали к Веронике. Выпили. Зурину показалось мало. Он решил съездить еще. Тут как раз подошла соседка. Потом мы поехали и на скорости завернули в переулок... Когда сержант взял документы и ушел куда-то, мы убежали. На откосе я поскользнулся и разбил очки. Бежал вслепую. Потом Зурин нашел меня, и мы лесом вышли к дому Куркиной. Почистились. Вероника дала Зурину одежду мужа. — А муж ее где? — В тюрьме. Зурин сказал, что нам крупно повезло, в смысле алиби. Он решил пойти к жене и показать ей билеты в кино. Будто он пришел из клуба. Вроде, чтобы получить свидетеля. А утром пойти в милицию и разыграть там потерпевшего, у которого угнали машину с документами. Тут он пригрозил мне, что если не буду молчать... — Разговор шел при Куркиной? — Да. Вошел Макеев. — Куркину привез. — Хорошо, — поблагодарил Руднев. — Я скоро. Как Зурин был одет, когда сидел за рулем? — снова спросил он Гусева. — Фиолетовый костюм, штиблеты. — Где сейчас его одежда? — Была в сарае у Куркиной. Теперь уничтожена. — Кем? — Куркиной. Зурин велел сжечь все. Зазвонил телефон. Руднев снял трубку. — Давай-давай! Молодец! — Повесив трубку, он взглянул на Макеева: — Стогов. Везет старушку. Проводи его, — кивнул он на Гусева. — Чтобы Куркина не видела. — Понятно. А ее — сюда? — Нет, подождем старушку. Куркину в коридоре усади. Пусть на старушку посмотрит, подумает. Стогов появился вскоре. Рядом с ним семенила миниатюрная старушка в белом платочке. — Правильная бабушка, товарищ майор, — шепнул Стогов. — Пенсионерка, врать не будет. Зять — летчик, дочь — инженер. Зовут Марфа Петровна Шутова.