От мысли, что парень может видеть меня в совсем ином свете, сердце начинает гулко биться в груди. Как простого парня, а не его друга. Если бы мы были незнакомы и он бы не знал, что я натурал, то что бы он обо мне думал? Я бы показался ему горячим? Почему я вообще об этом думаю? После того, как я обработал фотографию, я подписываю ее: «Ха-ха, нет. Только что проснулся». Отправляю. Рубен читает сообщение и начинает печатать. Потом бегающие точки пропадают. Я заметил, что Рубен часто так делает. Как будто он не доверяет первым пришедшим в голову мыслям. Еще одно уведомление. Рубен: Ой, привет. Ты не спишь. Зак: Ага! Рубен: Это значит, что настало подходящее время для… Я понимаю, что улыбаюсь. Зак: Подходящее время для чего? Рубен: Для того, чтобы ты рассказал мне о своих впечатлениях от «В этом доме». ПОДРОБНО, Зак. Я смеюсь. Возможно, мой обнаженный торс не произвел на него должного впечатления, но это? Это мне нравится. Зак: Я же уже сказал тебе, что мне очень понравилось. Нажимаю кнопку «Отправить», а затем откидываю голову на подушку в ожидании ответа. Я открываю Instagram и мельком прокручиваю ленту, затем возвращаюсь к сообщениям Рубена. Бегающих точек пока что нет. Снова открываю его фотографию. Он без рубашки, но я вижу только верхнюю часть его обнаженных плеч, и от этого у меня сводит живот. В голове всплывает лицо Ли из средней школы, с ямочкой. Я часто открывал его фотографию, где он напряженно смотрит в камеру, и изучал ее, гадая, где именно появится ямочка, если он улыбнется. Я уже почти забыл это чувство, но сейчас оно снова так знакомо. Даже пугающе знакомо. Я закрываю фотографию Рубена. Мое сердце колотится. Ли и его ямочка ничего не значат. И Рубен тоже. По крайней мере, не в таком ключе. То, что я так внимательно рассматриваю фотографии, ничего не значит. Это нормально, когда тебе нравится смотреть на фото того, кто тебе дорог. Почему я всегда так заморачиваюсь? К тому же я устал, поэтому вполне логично, что мои эмоции не соответствуют действительности. Приходит уведомление, которое заставляет меня вздрогнуть. Рубен: Разве слово «понравилось» наполнено подробностями? Какие чувства вызвали у тебя песни? Какие понравились больше всего? О чем ты думал? РАССКАЖИ МНЕ ХОТЬ ЧТО-НИБУДЬ. Я улыбаюсь и начинаю обдумывать ответ. Знаю, что должен спать, но это может подождать. Разве наступит конец света, если завтра я буду немного уставшим? Глава 5 Рубен Я в Париже, самом красивом городе, который когда-либо видел в жизни. И все, на чем я могу сейчас сосредоточиться, – голод. Сегодня утром на рассвете мы покинули Лондон, съев лишь по парочке тостов в буфете, и отправились в Париж. К тому моменту, как язык на указателях сменился с английского на французский, я уже мечтал о кофе, багетах и воздушной выпечке. К сожалению, моим мечтам не суждено было сбыться. Мы ни разу не зашли в кафе, не посмотрели ни одной достопримечательности, чтобы проникнуться духом Парижа. Париж! Единственную возможность познакомиться с городом мы получили, когда нас высадили на красивую улочку с ничем не примечательными домами с балконами и односторонним движением. Нас провели в одно из зданий, которое можно было отличить от других лишь по гладким черным вращающимся дверям на входе. Мы дали интервью, а затем у нас была фотосессия для журнала. Время обеда уже прошло, а мы так ничего и не ели с тех самых тостов. Мы сидим в микроавтобусе – он стоит отдельно от туристических автобусов и больше подходит для поездок по городу – вместе с Эрин, Пенни (которая должна поправлять наши прически всякий раз, когда поблизости появляются камеры) и нашими охранниками. У компании Tungsten Security, с которой сотрудничает Chorus, есть несколько международных филиалов. Киган и Полин, наши постоянные телохранители, приехали с нами из США, чтобы один из них мог постоянно находиться рядом и руководить теми охранниками, которых Tungsten нанимает в той или иной стране. Так мы можем постоянно работать со знакомыми охранниками и в то же время пользоваться преимуществами сотрудников службы безопасности, которые знают город, его опасности и пути отхода. Сегодня мы едем с Киганом и тремя французскими охранниками, так как Полин всю неделю работает в ночную смену. Мы на пути к Эйфелевой башне. Не ради личного удовольствия, а чтобы сделать фотографию, которую выставят в Instagram группы. Я прислоняюсь к окну в дальней части автобуса, тоскливо разглядывая те немногие достопримечательности, которые нам удастся увидеть. Энджел отстегивает ремень безопасности и смотрит через подголовник своего сиденья. – Итак, – шепчет он, – сегодня вечером в мой номер кое-кто заглянет. – Кое-кто? – одновременно подаем голос мы с Заком. – Угу. Келлин в городе, и он хочет привести потусоваться Эллу и Теда. Парень говорит о Келлине Уайте, Элле Пламмет и Теде Мейсоне – известнейших британских певцах. У Эллы и Теда дурная слава, за последний год они оба были замешаны в нескольких скандалах. Британские таблоиды их обожают – они дают им массу материала: «Элла Пламмет и Надя Айуб подрались на королевской свадьбе», «Тед Мейсон арестован за хранение кокаина», «Элла и Тед: правдивы ли слухе об их романе?». – Таблоиды были бы в восторге, – сухо произношу я. – Я могу дружить с кем захочу, – отвечает Энджел. – Это совсем не значит, что я занимаюсь чем-то дурным. – Тогда почему ты говоришь это шепотом? – спрашиваю я, и Зак ухмыляется. Его колено касается моего, когда автобус проезжает по выбоине. – Рубен, ты просто… – Энджел проводит рукой в воздухе. – Просто успокойся, ладно? Внезапно Зак приподнимается на колени с телефоном наперевес. – Погоди-ка, позволь мне сфотографировать, – говорит он. Зак опирается на мое бедро твердой ладонью, пока фотографирует пейзаж. Судя по всему, он хочет, чтобы я сгорел здесь заживо от смущения. Я силюсь думать о чем угодно, только не о том, как его вес давит на мое тело. В конце концов, мне остается лишь смотреть в окно и тщетно пытаться отвлечься. Мы проезжаем через жилой район из десятков кремовых многоквартирных домов. В первую очередь мое внимание привлекают окна: высокие старинные рамы и кованые балконы, украшенные цветами. На каждом окне клумбы, и еще больше цветов висит под каждым фонарем. Я пытаюсь считать клумбы, потому что Зак все еще опирается на меня, и тепло его кожи просачивается сквозь джинсы, и… Пять, шесть, семь, восемь, девять… – Мальчики, у меня хорошие новости! – Эрин встает и, пошатываясь, идет к нам по проходу. Зак слезает с меня, чтобы сесть на место, и я не знаю, что мне чувствовать – облегчение или отчаяние. – Во-первых, вот что. В честь приезда в Париж чудесные дамы из журнала подарили нам угощение. Она достает из черной картонной коробки горсть конфет в обертке. – Это соленая карамель от Maison Le Roux. Надеюсь, они помогут вам продержаться до обеда. Спасибо, господи, за еду. Каждый из нас запихивает в рот по карамельке, и я с трудом заставляю себя смаковать сладость, вместо того чтобы тут же проглотить. Это не похоже ни на одну конфету, которую я когда-либо пробовал: идеальный баланс сладости и соли, густая вязкая текстура, которая обволакивает рот подобно сливкам. – О да, – произносит Джон низким голосом, разворачивая очередную конфету, – мне нравится Париж. Зак откидывает голову на сиденье и закрывает глаза, на его лице появляется еле заметная улыбка. Когда он так выглядит, у меня в груди все сжимается. В моем распоряжении было достаточно времени, чтобы обдумать, не пытается ли Эрин задобрить нас этими сладостями, но она делает объявление: