– Звучит неплохо. – Хорошо. До тех пор мы можем объявить перемирие? Ты ведешь себя слишком очевидно. – Это я веду себя очевидно? Ты заставляешь меня фотографироваться с тобой, чтобы доказать свою точку зрения! – Я не пытаюсь доказать свою точку зрения, я пытаюсь показать, что у нас все в порядке, – шепчу я, хотя, возможно, подразумеваю и то, и другое. – Не все из нас провели годы в театре, Рубен. Я не умею врать. К тому же, если бы ты действительно хотел, чтобы это выглядело не так очевидно, ты бы держался на расстоянии, чтобы нам не пришлось притворяться. – Прости, я не знал, что тебе так трудно делать вид, будто я тебе нравлюсь. – Ты можешь перестать принимать в штыки все, что я говорю? Я не это имел в виду, просто это странно, и ты прекрасно меня понимаешь. – Он вздыхает. – Я пытаюсь… Рубен, хорошо? Если бы я знал, что все так испортится, я бы никогда… Он останавливается, видимо, вспомнив, что мы на публике. И в глубине души я истекаю кровью… снова и снова. Все повторяется как с Кристофером. Но бесконечно хуже. Мой голос источает яд. – Ладно, хорошо, для меня это тоже странно. Прости, если мое сердце не разрывается от того, что тебе один-единственный раз приходится вести себя на публике совсем не так, как ты себя чувствуешь на самом деле. Я прохожу через это каждый день. Если я могу это сделать, то и ты сможешь. Так что, пожалуйста… Люди смотрят на нас. Я снова натягиваю улыбку. – Просто веди себя нормально в следующие тридцать минут. – Я буду в порядке, если ты просто оставишь меня в покое. Господи. – Как скажешь, Зак. Мы расходимся и направляемся в разные стороны комнаты. Я чувствую на себе взгляды, быстро осматриваю комнату, чтобы найти Эрин, которая смотрит на меня, сжав губы в жесткую линию. Если я не возьму все под контроль сейчас, то в любую минуту у нас возникнут проблемы с Джеффом. И кто знает, что тогда произойдет. Лично мне не хочется этого знать. Несмотря на то что Зак по-прежнему не сидит со мной в автобусе, когда мы возвращаемся в отель, я впервые за последние дни чувствую надежду. Тот факт, что он готов к разговору, означает, что наша дружба не списана со счетов, верно? Всю дорогу я сижу на заднем ряду, подтянув ноги к груди, и прокручиваю в голове различные сценарии. Зак говорит, что теперь ненавидит меня, но готов работать вместе, чтобы сохранить мир (не мой любимый вариант). Зак говорит, что он не может меня ненавидеть, и ему очень жаль за те обидные слова, он просто чувствовал себя неловко и смущенно из-за того, что мы сделали. (Этот вариант кажется наиболее вероятным из всех, и я решил, что приму его и извинюсь в ответ, если это произойдет. Мне просто важно услышать признание в том, что комментарий о моей внешности был необоснованным. Вот и все.) Зак говорит, что он безумно влюблен в меня, и это было странно, потому что он не знал, как признаться в этом (этого не произойдет, но все равно приятно представить). Зак говорит, что у него нет чувств ко мне, но предлагает соглашение «друзья с привилегиями». (Хочу сказать, что в ту ночь он был очень увлечен поцелуем. Моя реакция на эту фантазию варьируется от «нет, черт возьми» до «ну, может быть».) Джон высовывает голову из-за спинки своего сиденья, чтобы улыбнуться мне. – Ты в порядке? – спрашивает он низким голосом. – Да. Просто устал. – Я знаю, что ты имеешь в виду. Такое ощущение, что здесь мы работаем намного больше, хотя у нас такой же распорядок дня, как и дома, верно? – Джетлаг?[18] – предположил я. – Может быть. А может, нам просто нужен перерыв. – У нас только что был перерыв, – напоминаю я ему. – Хм, – он поднимает брови, – верно. Но, знаешь ли, у большинства людей перерывы бывают хотя бы раз в неделю. – Я в это не верю. – Клянусь своей жизнью. Я знал одного человека, у которого были выходные каждую субботу и воскресенье. – Не может быть. Как они сохраняют свою продуктивность? – Они говорили, что их ценность как личности не связана с их профессиональной деятельностью. – Странно. – Не то слово. Я пытаюсь поймать взгляд Зака, когда мы выходим из автобуса и заходим в отель, но он определенно избегает меня. Тем не менее я сохраняю надежду до самой двери номера, даже когда мой желудок камнем падает вниз. Как только закрываю дверь, я достаю свой телефон и пишу Заку. Рубен: Я готов, жду тебя. Сердце начинает колотиться, будто я только что взбежал вверх по лестнице, и я стискиваю простыни в кулак, когда появляются три точки. Зак: Мне очень жаль, но я действительно очень устал. Может, попытаемся в другой раз? Прости. Уже почти уснул. Я смотрю на сообщение, пораженный. Почти заснул. Спустя двадцать секунд после того, как он ушел в свою комнату. Ага. Я опускаю руку на колени и смотрю на кремовую стену мутным взглядом. Все не в порядке. Как бы я ни надеялся, что все будет хорошо, это не так. И я не знаю, как это исправить. Может быть, я и вовсе не смогу этого сделать. Я медленно переворачиваюсь на бок и сворачиваюсь в клубок, прижимая колени к груди и касаясь их лбом. Мне кажется, что это тот самый момент, когда я должен заплакать. Но мне никогда не разрешали плакать. Всю жизнь меня учили, что слезы – это пустая трата времени. Не плачь. Исправь это. Разберись с проблемой. Перестань жалеть себя. Но я не могу. И такое чувство, будто что-то внутри меня разрезали надвое и оно хочет вылиться наружу, но ему некуда деться. Вместо этого оно давит в груди, душит, пока я не чувствую, что не могу вдохнуть достаточно воздуха. Тогда я еще сильнее втягиваю голову, пытаясь спрятаться в темноте. Будто, если я достаточно долго буду избегать проблемы, она разрешится сама собой. Подумать только, всего несколько дней назад я держал Зака в руках, вдыхал его запах, пробовал на вкус и на мгновение позволил себе поверить, что чудеса случаются. Глава 8 Зак Я грешен в том, что люблю тебя. Первая строчка припева песни Guilty застряла в голове так, что, куда бы ни пошел, я слышу только ее. Она заставляет меня думать о Рубене и о том дне, когда мы ее записали. В тот день в студии нам было весело как никогда, и казалось, что нас там попросту не должно быть, кто-то совершил ошибку, впустив группу парней. Рубен дал мне несколько действительно хороших советов, научил вокальным разминкам и дыхательным упражнениям. Без его помощи я бы ни за что не исполнил эту песню так хорошо. Кроме того, по моему голосу слышно, как я веселился в тот день, что, опять же, является его заслугой. Это был наш первый сингл, и он занял первое место. Поэтому кто знает, где бы мы сейчас были, если бы тогда Рубен мне не помог. Он всегда был замечательным парнем. Конечно, серьезным, но в то же время таким добрым, любезным и веселым. Он хочет быть суперзвездой, но никогда, в отличие от многих других, не принуждал кого-либо следовать этим путем. Мама всегда говорила, что Saturday столь успешна, потому что мы прекрасная команда и друзья. Сейчас я плохой друг. И не просто плохой, а худший. Я хотел поговорить с Рубеном, когда он прислал мне сообщение. Правда хотел, но пока я готовился к этому, тревога заполнила мой разум, и я понял, что не смогу пойти. У меня еще нет ответов, которых ждет Рубен. Я не уверен, что это полностью моя вина. Я попросил немного личного пространства и времени для размышлений, и мне его не дали. Вместо этого ежесекундно и каждый день я чувствовал, что Рубен смотрит на меня, как будто в ту же секунду, когда я разгребу свои мысли и пойму, в чем дело, я должен незамедлительно сообщить ему, и вся наша дружба зависит от этого ответа. Чувство вины душит, давление огромно. Знаю, что парню больно, и я лишь усугубил ситуацию, но он не выполнил мою просьбу, и, в конце концов, я все еще не знаю, чего хочу.