– Знаешь что? Иногда я удивляюсь, что тебя вообще что-то волнует. Он встает со стула и уходит. Он считает, что меня ничего не волнует? Если бы Рубен только знал, что творится внутри моей головы. Это наша последняя ночь в Амстердаме, а я все еще не увидел каналы. Родители обручились здесь, и хотя все закончилось очень плохо, это все равно моя любимая романтическая история. Это было совершенно неожиданно. У отца даже не было кольца. Они были в отпуске, нашли место, которое оба считали самым красивым на земле, и там отец встал на одно колено. Он уже решил, что сделает предложение, как только вернется домой, но потом понял, что ни одно место не сравнится с тем, где они были, поэтому он принял это решение. Мама ответила «да». Она всегда говорила, что каналы сыграли в этом большую роль, так как она была поглощена красотой этого места. Мама никогда не планировала выходить замуж, несмотря на давление общества, а потом это просто случилось. Я всегда хотел увидеть их, и сегодня вечером это мой единственный шанс. К сожалению, нам нельзя покидать отель без присмотра. А это именно то, что я хочу сделать без охранников. Я хочу сделать это как обычный Зак, а не Зак Найт «плохой мальчик из группы Saturday». Раздается стук в дверь. Я вздрагиваю и проверяю телефон на наличие пропущенных сообщений. Там пусто. Поэтому я понятия не имею, кто стучится в мою дверь в столь позднее время. Слегка приоткрываю ее. Это Рубен. Он одет так, как будто собрался выйти в свет. На нем длинное шерстяное пальто коричневого цвета. – Привет, – говорит он. – Привет? – Я хочу извиниться за то, что сказал на интервью. Я пожимаю плечами, затем отхожу в сторону, пропуская его в свою комнату. Я явно не ожидал гостей, поэтому в комнате царит хаос: повсюду разбросана одежда, постельное белье в беспорядке. Подбираю валяющуюся на полу рубашку и бросаю ее в чемодан. – Послушай, – произносит Рубен, – я знаю, что в последнее время все складывалось слишком странно, но это единственное место за все турне, которое ты хотел увидеть. Если мы не пойдем сейчас, то ты упустишь эту возможность. – Но… – Или ты можешь просто сидеть всю ночь в своей комнате в полном одиночестве. Я не собираюсь насильно тащить тебя с собой, – сначала его голос звучит резко, но потом он смягчается. – Я думаю, нам стоит пойти. Может быть, мы сможем попытаться… Я даже не знаю… Разобраться во всем? Я скрещиваю руки на груди, и он торопливо продолжает: – Я знаю, что этого хочет Джефф. Но мне это тоже нужно. Правда. Даже если у нас не получится вернуться к прежним отношениям, то можем ли мы хотя бы попытаться наладить все заново? Сделать так, чтобы все не было столь странно? Я поднимаю очередную рубашку и кручу ее в руках. – Хорошо. – Хорошо – ты хочешь пойти со мной, или хорошо – ты хочешь все выяснить? Вместо ответа я хватаю куртку. Я действительно хочу во всем разобраться. А также жажду увидеть место, которое смогло заставить мою невероятно прагматичную маму принять – как бы она это назвала – предложение на скорую руку. Мне кажется, что я всю свою жизнь мечтал увидеть это место. И вот я здесь. – Это действительно очень не вовремя, – говорю я, натягивая куртку. – Почему? – Если нас поймают, то будут неприятности. – Не поймают. У меня есть способ, как нам улизнуть. Твои отговорки закончились или… Я хмыкаю и надеваю ботинки. Рубен явно не знает, чем себя занять, пока ждет меня. Он задерживается у двери, потирая затылок. А я все еще немного злюсь на него из-за интервью, а страх перед Джеффом все еще кипит в груди. Но это каналы. Это важно. А еще я скучаю по нему и хочу пойти и сделать что-то только вдвоем. Несмотря на все то, что произошло. Надеваю шарф королевско-синего цвета и шапку. Я готов. Готов к побегу. – Итак, каков план? – спрашиваю я, засунув руки под мышки, чтобы согреться. – Киган или Полин будут в холле, верно? Я сомневаюсь, что они выпустят нас так поздно. – На крыше есть пожарная лестница, – говорит Рубен. – Мы спустимся по ней вниз и окажемся на свободе. Как и большинство зданий в городе, отель не слишком высокий. Мы сможем с легкостью пробраться на улицу. Серьезной проблемой остаются Киган и Полин. Они проверяют коридоры по ночам, и если мы столкнемся с ними, ничем хорошим это не кончится. Им придется рассказать руководству, что они видели. Это часть их контракта, и я никогда не смогу попросить их рисковать своей работой ради нас. – Все будет хорошо, – говорит парень. – Просто следуй моим указаниям. Коридор пуст, поэтому мы идем до конца и садимся в лифт. Рубен нажимает на кнопку, ведущую на крышу. Мы едем в тишине, пока двери не открываются, представив взору крышу отеля. Вокруг нас сияют огни Амстердама. Небо искрится звездами. На улице прохладно, но вокруг так невероятно красиво, что мне все равно. – Разве ты не рад, что мы сделали это сейчас? – спрашивает он. – Немного. Рубен пересекает крышу, его ботинки хрустят по гравию. Сбоку к зданию примыкает металлическая лестница. Рубен без страха ступает на нее, а затем перепрыгивает через край крыши. У меня замирает сердце, но он улыбается. Серьезно? Неужели этого мальчика что-то способно напугать? Я спускаюсь вслед за ним. Металл такой холодный, что обжигает пальцы. Когда мы спускаемся до конца, я слышу, как Рубен спрыгивает вниз, тяжело приземлившись на ноги. Черт, это был рискованный прыжок. Я крепко сжимаю металл. – Это легко, – говорит он. Я прыгаю. Спотыкаюсь о тротуар, но Рубен ловит меня. На мгновение он удерживает меня, положив руку на грудь. Интересно, чувствует ли он, как быстро бьется мое сердце? – Ты в порядке? – спрашивает он. Я отстраняюсь от него. – Да. Рубен надевает капюшон. Я копирую его. В оправдание скажу, что на улице весьма холодно, и это поможет нам казаться более незаметными. Вместе мы шагаем вдоль по улице. Этот город действительно великолепен, словно сошел со страниц сказки. Улицы широкие и просторные, освещенные железными фонарями. Все вокруг светлое, золотистое и черное. На дорогах тихо, но в некоторых ресторанах довольно шумно – посетители разговаривают и смеются. Мы заходим за угол, и вдалеке я вижу канал. Он проходит через весь город и пересекается мостами через каждые два квартала. Мы идем к нему. – О чем ты думаешь? – спрашивает Рубен, поворачивая ко мне голову. Я пожимаю плечами: это моя обычная реакция, когда кто-то задает подобный вопрос. Но мы пытаемся начать все заново. Это значит, что и я должен измениться. – Я думаю о маме, – отвечаю я. – Размышлял, не сделать ли мне фотографию и отправить ей, но потом передумал. – Почему? Я снова пожимаю плечами. Это проклятая привычка. – Не думаю, что ей понравится, что я здесь. – Как так? – Это место, вероятно, вызывает у нее не самые счастливые воспоминания после того, что случилось. – О. Тогда… Почему ты так хотел увидеть каналы? – Не знаю. Я просто всегда хотел это сделать. Он бросает на меня любопытный взгляд, но ничего не отвечает. Впереди стоит небольшой ларек, где продают нечто под названием stroopwafel[20]. – Что, черт возьми, такое stroopwafel? – спрашиваю я, указывая на ларек. – Хочешь узнать? Я киваю, подхожу и покупаю пачку у слишком веселой продавщицы в синем клетчатом наряде. К счастью, в ларьке принимают кредитные карты, и я возвращаюсь к Рубену со своей добычей. Они похожи на маленькие спрессованные вафли, но кажутся хрустящими, и продаются стопками, завернутыми в прозрачный пластиковый пакет.